Часть 37 из 103 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я не заметила, как он оказался рядом. Поэтому вздрогнула, когда руки парня опустились на мои плечи. Скользнув ниже, ладони обхватили на талию, прижимая к себе и не терпя возражений.
-Если ты сравниваешь меня с кем-то, прекращай. – Потребовал мужской голос, чей обладатель читал меня, как открытую книгу. – Я с тобой. Мне никто больше не нужен.
Сердце защемило.
Руки сильнее прижали меня к мужской груди.
Я не бойкотировала, сразу сдалась.
-Я у тебя такая дура… – Пробормотала я в свитер парня, вдыхая его теплый, мягкий аромат.
-Повтори еще раз. – Промурчал рыжий мне на ушко, дотрагиваясь губами мочки.
-Ох… – Выдохнула я, сразу почувствовав слабость в коленях от нежного касания. – Что? Что я – дура?
-Нет. – Зорин коснулся моего подбородка, заставляя поднять голову к нему. – Что ты у меня…
Губы парня коснулись моих, мягко, плавно, горячо, не позволяя мне ответить на просьбу.
-Твоя… – Пробормотала я, едва он позволил мне сделать глоток воздуха.
И одним словом я провоцирую его. Заставляю руки сжимать меня сильнее, до побелевших следов на обнаженных участках кожи.
Сердце в груди парня (моего, только моего) пустились в бешеный галоп, оглушая нас обоих. Мое вторило ему, желая биться в едином ритме. Безумном. Убивающем и спасающим одновременно.
Не прекращая меня целовать, он двинулся вперед, пол шага, еще пол шага. А я вторила ему, шагая назад, как будто мы были партнерами в танце, и я знала все танцевальные движения наизусть. Нет, я чувствовала его движения.
Еще пол шага. И я сильнее впиваюсь руками в плечи парня, ногтями дергая ткань свитера, когда он обхватывает мои бедра, усаживая на чей-то рабочий стол из первого ряда. Что-то падает на нем, отзываясь чередой стуков, когда мы сносим оставленные кем-то вещи.
Я мигом обхватываю его ногами, прижимаясь сильнее, как можно ближе. Множество складок юбки-солнца, которая почти доставала до моих щиколоток, мнутся и собираются на столе, оголяя ноги и бедра.
Когда парень толкается вперед, и по голой коже внутренней стороны бедра скользит грубая ткань его брюк, из моего горла вырывается какой-то незнакомый звук. Скулеж, стон, не разобрать. Да и зачем? Его все равно подавляют жадные губы Александра, горячий язык, выписывающий внутри моего рта что-то невероятное.
Пальцы художника, эти умелые руки, что создают шедевры, сейчас превращали меня в тающий воск. Горячий и податливый в его руках. Он касается моей шеи, запускает тонкие пальцы в волосы, слабо оттягивая их…
Чувствую, как пылающее пламя внутри разгорается до невероятной силы. Оно не тлеет, оно не горит, оно пылает, способное сжигать дома, леса, мир… Спалить дотла.
Неужели, так будет всегда? И это чувство, распирающее в груди, заставляющее легкие гореть…
Я неловко двигаюсь и что-то вновь стукнулось рядом.
-Ах! – Слабо вскрикнула я, прерывая поцелуй, когда почувствовав нечто странное.
Саша отстранился, чертыхнувшись. Я, все еще пребывая в состоянии опьянения от поцелуев и недостатка кислорода, непонимающе уставилась вниз. Какой-то нерадивый студент оставил тюбик с синей краской открытым. Та пролилась на мою юбку, оставляя на белоснежном подоле живописное пятно.
-Вот черт. – Выругалась я.
То ли на краску, то ли на студента, то ли на то, что Саша перестал меня целовать.
Мы посмотрели друг на друга. Оба тяжело дышали, настолько, что даже грудь вздымалась сильнее обычного. Глаза Алекса были блестящими, возбужденными. Темнее обычного, как дорогой виски с блеском ледяных кубиков. Губы, обычно бледные, стали алыми, зацелованными и сильно выделялись на мраморно-бледной коже художника. А волосы, по которым я не раз в запале страсти провела руками, вовсе торчали во все стороны. Наверняка я выглядела также.
Не выдержав, я издала слабый смешок. А потом вовсе звонко рассмеялась. Искренне, со всей любовью глядя на парня перед собой.
Тот, смущенно улыбнувшись мне, провел рукой по волосам, тщетно пытаясь придать рыжим вихрам утерянную форму.
-Она испорчена? – Спросила я, отсмеявшись и кивнув на свою юбку-солнце.
Касаться я ее боялась, чтобы она не растеклась сильнее, и мои ноги не окрасило в оттенок индиго. Я и так чувствовала, как холодная липка ткань прилипла к моему бедру и прикидывала, что с этим делать… Уже вижу, как придурок-1 (Макс Зорин) и придурок-2 (Матвей Солнечный), придумывают мне прозвища, где самым безобидным будет Смурфетта*.
Алекс взял тюбик с краской, что так и остался лежать на боку, зацепившись за одну из складок моей, когда-то белой, юбки. Прочитав надписи на этикетке, он вновь перевел взгляд на пятно.
-Это акрил… – Ответил он, будто мне могла что-то дать эта информация. – И у меня есть идея… Сними юбку.
Ох.
Мне определенно нравятся его идеи.
Александр Зорин
-Знаешь, я чувствую себя обманутой. – Говорит девушка, сидя на столе.
Не том, на который я ее посадил, спровоцировав катастрофу с краской, а столе преподавателя. Я усмехнулся её недовольному тону, бросив взгляд на брюнетку.
Катя рассматривала свои ногти, что было едва ли не любимым праздным занятием девушки. Я скользнул взглядом по ее профилю, привычно пытаясь отпечатать в памяти выражение лица брюнетки. Это стало почти зависимостью. В моей голове было столько «снимков» её образа, набросков, рисунков, образов… Что я боялся: в один день внутри меня просто не останется памяти. Не будет места ни для чего иного, кроме её лица. Такого фантастически разного.
Я смотрел и не понимал, как она сама этого не видит.
И вновь, и вновь впитывал всё. Как падает тень от коротких волос , сейчас едва потрепанных следами недавней сцены между нами. Сцены, что я боюсь повторить. Порыв, сбивший все мои предохранители, не был чем-то, чем можно гордиться. Плевать на меня, но выставить девушку в неприглядном свете, если кто-то вроде Анны вновь зайдет в кабинет я не желал. Каким бы не был раскрепощенным нынешний век, я не планирую быть одним из тех ублюдок, что порочат честь и достоинство девушки такими сомнительными способами самоутверждения.Другое дело, что контролировать себя рядом с Катей было сложно. Невыносимо. Даже сейчас, когда между нами было пару метров. Я будто все еще чувствовал кожей каждое из касаний ее губ.
Она надела бежевый тонкий плащ, взамен юбки, которую я пытался реанимировать. И игнорировать голые ноги, обутые в черные туфли на тонком каблуке, было невозможно. Мысль о том, что под плащом девушка практически обнажена, тоже вызывала определенного рода чувства…
Будто издеваясь, Катерина закинула ногу на ногу, заставляя полы плаща сильнее разъехаться.
-А я чувствую, будто не смогу закончить работу. – Пробормотал я, возвращаясь к ткани.
Задумавшись над композицией, я взял банку с черным акрилом.
Раздался шорох ткани, а затем отчетливый стук, едва туфли девушки коснулись пола. Катя двинулась в мою сторону, а каблуки озвучивали ее приближение.
-Это почему же? – В голосе девушки читалась хитрость, шитая белыми нитками. Она точно знала причину.
Руки девушки, оказавшейся за моей спиной, скользнули по бокам, встречаясь на животе. Вот же лисица.
Личико Кати показалось сбоку от меня, когда я наводил последние штрихи, добавляя тени.
-Как тебе? – Я не уточнял, о чем спрашиваю.
Катерина и так смотрела на свою юбку. До этого абсолютно белая, как поле с нетронутым выпавшим снегом, она обрела цвета и яркость.
Синее пятно акрила, в котором я увидел птицу, превратилось в колибри. Точнее, её образ, слегка размытый черными пятнами и штрихами. Вокруг маленькой пташки распустили свои бутоны такие же яркие цветы.
-Это… Чудесно, Саша. – Выдохнула девушка. – У меня эстетический шок.
Аромат ее духов, похожий на мой рисунок букетом множества цветов, разных, но странным образом сочетающихся, окружил меня.
-Теперь у меня есть самая красивая в мире юбка… – Добавила девушка. - Которую я не буду носить, чтобы не испортить.
Я отложил кисть, чтобы не испачкать Катю, поворачиваясь и привлекая девушку к себе. Та сразу откликнулась, удобно устраиваясь щекой на моей груди.
-Ну, если проблема только в этом, я могу разрисовать весь твой гардероб. – Практически не шутя предложил я, поглаживая спину девушки, спрятанную под тканью плаща.
Девушка засмеялась, тепло задышав в мою грудь. На моем лице сразу появилась ответная улыбка. Странно, но рядом с ней я будто улыбался в несколько раз чаще. Не то чтобы мне была чужда эта эмоция. Сложно жить с хмурым лицом, если твой брат – Максим, с его вечными выходками и нелепостями. Только вот после встречи с Катериной, я будто стал хамелеоном для ее эмоций.
Все началось с того, что я не смог остаться равнодушным к горю незнакомой девушке. А затем не смог унять дрожание внутри себя, едва заставил ее впервые улыбнуться. Тогда я списал все на влияние момента. Мрачная ночь Хэллоуина, шум музыки, кружащий голову, запах дыма и контраст горячего воздуха внутри дома и уличной свежести. Звезды, рассыпанные по черному небу и запах раздавленной тыквы. И среди всего этого – девушка в костюме ведьмы.
И с тех пор, как в нелепом кино. Ее улыбка заставляла меня замирать. Ее слезы – изнывать от желания уничтожить любого, кто стал поводом для хаоса в душе девушке. Но когда это стало настолько сильным? Настолько поглощающим? Когда мои эмоции слились с ее?..
-Смотри, я могу согласиться и взять в тебя рабство, как Добби-дизайнера… – Вновь улыбнулась Катерина, прерывая очередную попытку разобраться в своих мыслях.
Затем что-то в Кате едва уловимо изменилось. Будто ее душевные струны слабо натянулись, не отпуская на волю какую-то мелодию.
-Что такое? – Подтолкнул я Катерину.
-Знаешь… – Она прикусила пухлую губу, помаду на которой я абсолютно не пощадил. - Я тут наблюдала за тобой… И у меня в голове появилась странная идея. Это глупо, наверное, и не подходит для конкурса талантов, но…
-Поделишься?
Девушка всё еще колебалась.
-Если я решусь, то пусть это будет сюрприз. Но знай, что это ты меня вдохновил, мистер. И ты должен будешь нести ответственность за мой позор. – Брюнетка хихикнула.
Прекрасное лицо вскинулось, открывая мне взгляд ярко-изумрудных глаз, блестящих, как самые чистые из этих благородных камней.
И улыбку… Ту, заметив которую один раз я осознал, что назад пути нет. Даже не так… Осознал я это гораздо позже. Шел к этому выводу, душа его в себе. Но все же…
Я коснулся костяшками пальцев ее скулы, едва дотрагиваясь до мягких прядей волос:
-Я буду ждать с нетерпением. Но не твоего позора, а твоего триумфа.