Накита замерла, и я подняла глаза, поймав ее пристальный взгляд. Она моргнула и в следующий миг уже засовывала фотоаппарат в сумку. — Я буду снаружи, — бросила она и без промедления направилась к выходу, почти бегом, с прямой как палка спиной. Дверь с силой шибанулась об стену, оставляя вмятины, и вот Накита уже на улице, стоит со скрещенными на груди руками и опущенной головой на фоне заходящего солнца. Я недоуменно уставилась на Джоша, который с полным ртом печенья перевел взгляд на Барнабаса. — Что я такого сказала? — спросила я. Джош лишь пожал плечами, а Барнабас скривился. — Она обеспокоена тем, что как только ты получишь назад свое тело, ты прервешь нити своего амулета и оставишь ее. И я тоже обеспокоен. Испытывая волнение, я уставилась в зеркальное окно. — Черные крылья, которые ты занесла в нее, перенесли ей некоторые твои воспоминания. Она лучше, чем кто-либо на небесах или на земле знает тебя, и она боится. Со мной все будет в порядке, но вот с Накитой… Ты научила ее чувствовать страх смерти, и она считает, что как только ты нас бросишь, больше никто не сможет понять и принять ее, и люди будут думать, что у нее не все дома. О, Боже. Как я умудряюсь находить приключения на свою пятую точку? Джош подскочил, когда его телефон завибрировал. Извинившись, он отошел, чтобы ответить на звонок, тем самым предоставляя нам с Барнабасом возможность поговорить наедине. Я опустила глаза и стала ковырять ногтем трещину в столе. Собрав волю в кулак, я перевела взгляд на Барнабаса. — Я не хочу забросить то, кем я стала — Темным хранителем времени, — начала я. — Но если я не смогу добиться своего — если не смогу уговорить серафимов, что ранние скашивания не являются необходимыми, чтобы спасти душу человека, прежде чем она пострадает, — тогда я не смогу остаться. Не смогу с открытыми глазами посылать жнецов на убийство людей, которые напуганы, поддались панике, либо просто слишком глупы для того, чтобы найти радость в своей жизни. Барнабас взглянул в окно, его кепка сползла на лоб и почти полностью закрыла глаза. — Ты хотела знать, что беспокоит Накиту. Это и беспокоит. От его голоса веяло холодом, и я нахмурилась. — Ты думаешь, мне лучше оставить все как есть? — Чуть не закричала, сминая в руках обертку от печенья Джоша. — Я просто пытаюсь выполнять эту обязанность! — Также как и она. — Барнабас наклонился вперед. — Она не пробыла на земле столь же долго как я. Она не понимает суть человеческого выбора. Ей не понять, как хрупки и недолговечны ваши мечты и желания, и сколько силы в вашей надежде и вере. Ангелы видят все лишь в черных и белых цветах, а на земле намного больше цветов и полутонов. Подумай, о чем ты просишь ее. Она готова убить за чистоту души. Для нее мало что значит человеческая жизнь. Она скоротечна, а ты просишь ее рискнуть чьей-то бессмертной душой ради того, что для нее просто миг вечности. — Но ведь все, что у нас есть — это просто миг вечности, — с горечью отозвалась я. Барнабас откинулся на спинку кушетки и взглянул на Джоша, разговаривающего с кем-то по телефону. — Я знаю. Это одна из причин, по которой я оставил Небеса. Мне кажется, Накита начинает понимать. Она проделала длинный путь. В горле встал ком, и я просто наблюдала, как Джош закрыл телефон, выглядя столь же подавленным, как ощущала себя я. — Как и ты, Барнабас, — почти прошептала я. Нахмурившись, Барнабас отвернулся. Я знала, что он не испытывал радости от смены цвета своего статуса жнеца. Вот какой у меня талант — переворачивать чужие жизни с ног на голову. Вздохнув, я перевела взгляд на Накиту, озаренную алыми лучами закатного солнца и выглядевшей ослепительно красивой, и явно пребывающей в волнении. Она не пала с Небес как Барнабас, она никогда не изменяла своим взглядам. До сих пор. Я ранила ее, изменив навсегда, когда случайно поместила черные крылья в ее тело. Они пожирали меня вживую, когда я оборвала нити амулета и как призрак влилась в ее тело. Черные крылья вцепились в Накиту и стали поглощать ее воспоминания, гораздо более богатые, чем мои. В конце концов, серафимы вывели их, но воспоминания, которые крылья забрали у меня, навсегда стали частью Накиты. Теперь она из первых рук знала как это — испытывать страх, — чего никогда не познавал ни один из ангелов. — Я не хочу уходить, — прошептала я. Барнабас с шумом втянул носом воздух. — Тогда нам лучше выполнить эту работу. Джош подошел к нам, переводя взгляд от меня, до Барнабаса. — Мне нужно идти, — сообщил он, скривив лицо. — Мама узнала, что я не был ни в каком Общий З вместе с ребятами и требует, чтобы я немедленно явился домой. — О, нет! — воскликнула я, испытывая глубокое чувство вины от того, что из-за меня он врал родителям. — Джош, мне так жаль. Я не хотела, что бы у тебя возникли проблемы. Он пожал плечами, смотря вниз, застегивая молнию своей спортивной сумки. — Я сказал ей, что вместо этого пригласил тебя на ужин, и она слегка успокоилась, но все же мне нужно идти. А ты позвони своему отцу. Вполне возможно, она уже с ним говорила. Как я ненавидела это вранье. От него были сплошные проблемы, но как еще поступать в моем положении? «Привет, пап. Сегодня вечером я нахожусь на западном побережье, пытаясь спасти мальчика от смерти в пожаре. Вернусь после полуночи! Люблю тебя!» Откинув голову на спинку дивана, я посмотрела на потолок. Кто-то умудрился разрисовать граффити не только стены, но и потолок. Я моргнула. Барнабас молча поднялся и потянулся. — Я провожу тебя до дома, — предложил он Джошу. — Подарочек щенка, — выругалась я себе под нос, также вставая на ноги. — Как думаешь, ты сможешь вернуться? Джош закинул свою спортивную сумку на плечо и стряхнул крошки печенья с рубашки. — Не знаю. Я сделаю все от меня зависящее, но если кто-нибудь спросит, то я оставил тебя в «Общий З» с несколькими девченками. Я скорчила рожицу. Да уж, это будет мило. У меня была только одна подруга, и то она осталась как-то не у дел. Джош посмотрел на свои часы, которые показывали время штата Иллинойс. — Почти шесть тридцать по-нашему. — Горестно вздохнув, он опустил руку. — Я возможно смогу уйти только после полуночи, но здесь будет уже десять. К тому времени все уже может случиться. — Если нам повезет. Я взглянула на Барнабаса, зная, что он не собирается сидеть и ждать Джоша. Он сразу же возвратится обратно. — Ну, мне тоже надо будет вернуться домой, — сказала я, вспомнив о комендантском часе. По крайне мере сейчас выходные дни. — Позвонишь мне? Джош улыбнулся, и мое настроение моментально изменилось, когда он обошел вокруг стола, взял меня за руки и осторожно, неуверенно потянул на себя. Я наклонилась к нему, и он меня поцеловал. От него пахло мылом, и Джош, оторвавшись от моих губ, мягко улыбнулся. — Как только узнаю что да как, сразу же позвоню, — ответил он. — Возможно, получится уйти пораньше. — О’кей. — Я чувствовала себя такой мягкой и воздушной, и с неохотой позволила ему опустить мои руки. Снаружи Накита хмурилась, но Барнабас терпеливо ожидал. Закинув свою спортивную сумку повыше на плечо, Джош снова наклонился ко мне и поцеловал еще разок на прощание. — Эй, Бак Роджерс [1], — позвал Барнабас, указывая на дверь. — Пойдем уже. Бросив на меня прощальный взгляд, Джош направился к выходу. — Кто такой Бак Роджерс? — спросил он, открывая дверь, которую Барнабас перехватил до того, как она шарахнулась об стену. Я медленно опустилась обратно на диван, все еще ощущая на губах тепло этих двух поцелуев. Вроде такая мелочь, но не для меня. Моя улыбка замерла, когда я увидела, как Барнабас о чем-то перебросился парой слов с Накитой. Мне стало интересно, что он ей сказал перед уходом. Протянув ногу, я толкнула дверь сушилки и встала чтобы ее включить. Низкий гул и скользящее шшмп, шшмп, шшмп чьих-то джинсов наполнили помещение. Снова опустившись на диван, я задалась вопросом, подойдет ли Накита ко мне или продолжит играть в молчанку. Мне было грустно, что Джош не остался со мной, но я не могла ни признать, что он мог очень хорошо прикрыть меня, находясь непосредственно дома. Разница в два часовых пояса не способствует аккуратному «сокрытию следов». Даже если ты являешься Темным хранителем времени. Тихий гул под ногами становился все сильнее. Сообразив, что это не связано с включенным сушильным аппаратом, я подняла голову. Перед глазами посинело. Как будто я оказалась изнутри гигантского круглого аквариума. Автостоянка за стеклом, освещаемая закатными солнечными лучами на моих глазах стала приобретать синий оттенок, все помещение прачечной будто заволокло синим туманом. Я собиралась заглянуть в будущее. Мы сделали это! Радостно подумала я, найдя глазами Накиту, которая стояла спиной ко мне, провожая взглядом Барнабаса с Джошем. Зачем это видение будущего, если Тэмми на самом деле не изменила свою судьбу? Я подняла руку и схватила свой амулет, с потрясением осознав, что он горячий. Почти обжигающий! — Накита! — закричала я, и она обернулась. Ее глаза расширились, и я услышала, как она что-то крикнула Барнабасу, вторив свой зов на ментальном уровне. И затем из ламп полилось темно-синее тягучее нечто. Оно заклубилось вокруг моих ног, как смертоносный газ, и потянуло вниз. Мои колени подогнулись, и я упала, одной рукой схватившись за дверку сушилки. Ладонь обожгло жаром, перед глазами стоял сплошной синий туман. Его концентрация все увеличивалась, в глазах щипало. Внезапно я осознала, что нахожусь не на полу Прачечной, обжигая ладонь об дверку сушилки. Я была в теле Тэмми, это ее пальцы обжигало, и она была безумно напугана. Я задыхалась, судорожно вдыхая обжигающий воздух, мой рот пересох, грудь сдавливало. Я не могла дышать. — Джонни! — закричала я, и скорчилась в приступе раздирающего легкие кашля. Я упала, опираясь на дрожащие руки. В глазах потемнело, и я легла щекой на ковер. Здесь было чуточку прохладнее, и я заплакала, вдыхая горячий воздух, раздирающий легкие на части. Я умирала. Я умирала и раньше, и я знала это ощущение, хотя Тэмми оно и не было знакомо — та же самая тьма окружала мое видение и то же самое онемение наполнили мои руки и ноги. Нет! Закричала я мысленно. Я же изменила будущее! Мы говорили с Тэмми! Это же не могло быть настоящим будущим? Разве так должно было все закончиться? Ведь должен быть хороший конец! Но мое видение показывало иное, и из-за отсутствия синей дымки, было похоже, что все случиться уже сегодня, а не завтра. Черт побери, я сделала все только хуже. — Джонни! — снова закричала я, подползая к его двери. Я дотянулась до ручки и открыла дверь. И согнулась от волны обжигающего жара. — Тэмми! — услышала я крик Джонни, и поползла вперед, сходя с ума от ужаса. Я чувствовала вонь горящих вещей, и разумом не могла принять то, что видела перед собой. Огонь. Все было в огне. И тут я нашла его. Он был слеп от ужаса, но когда я дотронулась до него, он вцепился в меня и мы прижались друг к другу, пока вокруг нас буйствовало пламя, переливаясь всеми оттенками алого и оранжевого. Оно завораживало своей смертоносной красотой, опаляя ресницы и обжигая нос. — Тэмми, мне страшно, — прошептал Джонни, закашлявшись, я обняла его еще крепче. Уже было слишком поздно. Плача, я качала его в колыбели своих рук, прижимаясь спиной к стене у его кровати.