Я распласталась на животе и прижалась щекой к твердой земле. Я вспомнила табличку «Вход воспрещен» и как беспечно ее проигнорировала. К голове прилил адреналин, и я мучительно пыталась сообразить, что же делать. Поднять руки? Закричать? Лежать тихо? Или бежать, сверкая пятками? Я подняла голову, чтобы сориентироваться… Бах! И снова этот грохот, резкий и жалящий, как свист хлыста. Я не могла понять, откуда раздался выстрел – казалось, звук идет отовсюду и ниоткуда. В этом районе обитает много койотов, а иногда забредают и рыси. Я вдруг поняла, что, если стрелок принял меня за хищника, прикончившего его кошку, все может окончиться очень печально. Я вытянула шею, чтобы посмотреть на птичью кормушку. Брандо исчез – без сомнения, испугался выстрелов. Наверное, самое время и мне убираться. Стараясь не поднимать головы, я вонзила пальцы в холодную землю и, как солдат Джо, поползла к лесу. Я понятия не имела, что сделает любитель пострелять, заметив меня, и не хотела это выяснять. Оказавшись в безопасной тени деревьев, я проскользнула между двумя огромными дубами и медленно встала. Я лихорадочно всматривалась в окрестности в поисках пса. Куда он подевался? Темноту прорезали фары машины, переваливающейся по ухабам дороги. Как порывом ледяного ветра меня окатила паника. Машина приближалась, и я прилипла к дереву, стараясь ускользнуть от сердитого взгляда ослепительно-белых фар. Я подождала, пока уляжется поднятая шинами пыль, а потом взяла себя в руки и побежала. Глава 6. Луиза – Тетя Луиза! – позвал меня Нейтан, выпрыгивая из немецкой спортивной машины. Мой револьвер был по-прежнему нацелен куда-то выше головы, а палец гудел от отдачи. Давненько я не стреляла, уже и забыла, какая у этого оружия отдача и насколько хрупкими стали мои старые пальцы. – Что ты делаешь? – закричал племянник, увидев меня на крыльце. – Господи, что с тобой? Что случилось? – Все в порядке, – ответила я, опуская револьвер к трясущимся ногам. – Я не хотела тебя вызывать. Это была ложь, как раз таки хотела. Но теперь я держала все под контролем и не желала, чтобы он думал, будто я не могу постоять за себя, потому что я могу, как и каждый день в последние десять лет. – Я пытался тебе перезвонить. Но ты не отвечала, и я заволновался. И теперь вижу, что не зря. – Он вскочил на крыльцо и протянул руку за револьвером. – Не возражаешь? Я была уверена, что имею больше навыков в обращении с оружием, но не стала перечить. – А где предохранитель? – спросил Нейтан, покрутив револьвер в руке. – У револьвера нет предохранителя, – объяснила я. – Он не выстрелит, если не оттянуть курок. Я старалась, чтобы это не прозвучало снисходительно, но, бог ты мой, неужели он никогда не смотрел вестерны? – Давай зайдем в дом, – предложил он, и я позволила ему взять меня под руку и довести до дивана в гостиной. Нейтан положил револьвер на стол вне моей досягаемости и сел напротив. – Ты не хочешь рассказать, по какой причине решила потренироваться ночью в стрельбе? – Кто-то проник на территорию, – объявила я будничным тоном. – Я увидела ее на мониторе охранной системы. – Ее? Я не сочла этот вопрос невольным проявлением сексизма, я и сама была удивлена. – Нет смысла вызывать полицию, – продолжила я, – если я прекрасно смогла и сама ее прогнать. – Ради бога, скажи, что никого не пристрелила. – Не говори ерунды, я выстрелила в воздух, просто чтобы ее спугнуть. Она наверняка пробежала мимо тебя. Он на мгновение задумался, словно пытался вспомнить, не видел ли чего-то необычного. Наконец кивнул и предложил: – Давай я сделаю чай. Мы только что пили чай, но мысль была неплохая. Понадобилось время, чтобы привыкнуть к образу живущей в одиночестве вдовы, но я с этим смирилась. Я предпочитала собственные мысли, чем досужую болтовню, и, конечно, не нуждалась в собаке для прогулок или кошке, которая соперничала бы с моей необщительностью. Но время от времени я наслаждалась обществом родственников. Меня утешали общие воспоминания, понятные только нам шутки, несдерживаемый смех. Настойчивое желание детей отказать мне в таком утешении было одной из главных причин моего вечно плохого настроения. Конечно, на втором месте после причины, по которой они мне отказывали. Загудел чайник, и через мгновение появился Нейтан с двумя чашками. При виде него я улыбнулась. Я уже перестала сетовать на то, что Нейтан не мой ребенок, решив радоваться, что хоть кто-то ведет себя, как подобает сыну. Нейтан поставил чашки на блюдца. Но, садясь, он замер на полпути. – В чем дело? – спросила я. – Ты не слышала? – Что именно? – Тсс! – Он встал и застыл. Я услышала уханье совы. Гул камина. И биение сердца, отдающееся в затылке. А потом услышала кое-что еще. Какое-то царапание, будто когтями по двери. – Что это? – прошептала я, и Нейтан поднял палец, призывая к молчанию. Звук прекратился. А потом царапанье возобновилось. И вновь затихло. – Думаешь, кто-то пытается забраться в окно? – Оставайся здесь, – приказал он. – И не вздумай меня пристрелить! Я бы предложила ему револьвер, но знала, что он не возьмет. Совершенно очевидно, Нейтан никогда не стрелял, и револьвер в руке испугает его сильнее, чем любой взломщик. – Нейтан, стой! – прокричала я и на цыпочках подошла к камину за чугунной кочергой. Я протянула ее Нейтану, и он одобрительно кивнул. Парадная дверь скрипнула на старых петлях, и племянник выскользнул наружу. Мой взгляд остановился на револьвере. Трясущимися руками я схватила его со стола и прицелилась в дверь. Услышала стон ступеней на крыльце и шорох листьев под подошвами. И тишина. Я подождала, пока секундная стрелка старинных часов с боем отмерит целую минуту. И еще одну. Я ощущала тяжесть револьвера в руке, но не опускала его. Я не взвела курок, только поставила на него большой палец. Конечно, я не Джон Уэйн[2], но при необходимости могу выстрелить меньше чем за секунду, а во второй раз – и за полсекунды. Ощутив легкое головокружение, я поняла, что задержала дыхание. И заставила себя медленно выдохнуть. Почему он так долго? Со следующим вдохом пришел и долгожданный ответ. Нейтан прокричал: – Опусти оружие, я нашел злоумышленника! Появившись на пороге, Нейтан улыбался и держал в руках какого-то светлого енота. – Это еще кто? Он включил свет и вошел в дверь, обнимая невероятно симпатичного золотистого пса. – Ох, бог ты мой, – вздохнула я. Я вспомнила веревку в руке женщины и поняла, что это была вовсе не веревка. Какой переполох я устроила! – Думаю, теперь мы знаем, что здесь делал тот взломщик, – сказал Нейтан, поглаживая собаке подбородок. Его пальцы нащупали бирку в форме косточки. – Похоже, его зовут Брандо. Я заглянула в большие карие глаза моего лохматого гостя. Маленькие усы подрагивали, и я прикоснулась к его мордочке. Он потянулся ко мне. Я почувствовала прилив тепла в груди. Вспомнила, как легко было любить детей, пока они были маленькими, а они любили меня в ответ. Они были так уязвимы, такие крошечные, с хрупкими сердечками, поэтому я тоже позволяла себе быть уязвимой: плакать как дурочка, при виде их первых шагов, выпавших зубов, нестройных соло на утомительных концертах школьного хора. Но потом они выросли, и наша любовь ослабла. Их привязанность стала зависеть от получения желаемого: поездки в Европу, новой машины, первого взноса за квартиру на берегу моря. Неужели это деньги разрушили наши отношения? Было бы нам лучше, если бы я прятала от них деньги? Или вообще ничего не имела? – Хороший песик, – приласкала я его, и Брандо завилял пушистым хвостом туда-сюда, как дирижерской палочкой. А я вдруг вспомнила, каково это – любить без условий. – Тут есть номер. Может, позвонить? – спросил Нейтан, вытаскивая телефон. – Бедняжка, – сказала я, уклоняясь от ответа. – Насколько надо быть безответственным, чтобы отпустить собаку без поводка посреди ночи? – Мне спрятать твой револьвер? – спросил Нейтан, набирая номер. – Может быть, – пробормотала я. Я знала, что нужно позвонить хозяйке, чтобы она пришла и забрала свою собаку. Чего я не знала, так это того, что загадочная незнакомка даст мне не причину жить дальше, а (наконец-то) возможность умереть. Глава 7. Эшли – Эшли! Что случилось? Где Брандо? – спросил Джордан, когда я ворвалась в дом. Он переоделся в бледно-голубые треники и такую старую и потрепанную футболку, что она почти просвечивала. – Ох, Джордан, что я натворила! – взвыла я, размазывая слезы и сопли по лицу тыльной стороной ладони. Я знала Джордана почти всю жизнь. Он видел меня красавицей по вечерам, в ужасном виде по утрам и во всех промежуточных состояниях. Мне нечего было от него скрывать.