— Почему бы тебе попросту не признаться, что ты влюблен? — спросил Гоулди. Я уже открыл было рот, чтобы возразить, но передумал. — Вообще-то это замечательно, — продолжал Гоулди. — Прекрасно. Великолепно. Настало время прийти в себя после утраты Валерии. Никто так не рад за тебя, парень, как я. Я наклонился к нему: — Чувствую, что следующую фразу ты начнешь со слова «но». Гоулди вздохнул, отхлебнул кофе и поставил чашку обратно на стол. — Но, — сказал он, — неужели это обязательно должна быть Эми Лентини? Я не хочу никого обижать, но она — настоящая акула. Она сжует тебя и выплюнет. — Не хочешь никого обижать? А что же тогда это было — комплимент? — Эй, послушай. — Он поднял руки, как будто хотел сдаться. — Она умопомрачительно шикарная дама. По шкале от одного до десяти она соответствует отметке «сто». Тут никаких сомнений. Желаю хорошо провести с ней время. Однако, Билли, эта женщина не переживает о твоих кровных интересах. — Неужели? Гоулди на несколько секунд задумался, наклонился вперед. — Она в конце концов найдет маленькую черную книжку. Ты сказал, что она отложила вопрос до того момента, когда закончится судебное разбирательство. Однако судебное разбирательство состоится уже на этой неделе. И когда оно завершится, она снова займется черной книжкой. Я прав? — Да, — согласился я. — И она думает, что ее взял ты. Я опять прав? — Она говорит, что так не думает. — Она говорит, что так не думает. Она говорит, что так не думает. — Гоулди покачал головой. — А ты, конечно же, веришь, потому что она никогда от тебя ничего не скрывала. Справедливый упрек. Но я и в самом деле верил ей. Я был не способен отделить свой мозг от своего сердца. — Ты думаешь, что маленькая черная книжка — у меня, — предположил я. — Ты думаешь, что ее забрал я. Это — единственная причина, почему ты так встревожен. Гоулди вдруг переключил свое внимание на кофе: опустошил чашку и снова налил доверху из чайничка цвета меди, который официантка оставила на столе. — Я никогда не спрашивал тебя об этом, — напомнил он. — Ни единого раза. — Так возьми и спроси. Он покачал головой. — Не имеет значения. Забрал ты ее или не забрал, ты — лучший полицейский из всех, кого я знаю. Ты делаешь честь полиции тем, что работаешь здесь. Да и вообще ты офигенно классный парень. Его лицо покраснело, а по выражению глаз было видно, что он говорит искренне. У Гоулди никогда не было собственных детей. Его жена умерла от рака в возрасте двадцати девяти лет, и они не успели обзавестись детьми до ее болезни. Гоулди был лучшим другом моего отца и, можно сказать, дядей для меня и моих братьев с сестрой. Но он оставался полицейским: всегда старался быть невозмутимым и не выказывать своих чувств. Поэтому пришлось признать, что сегодняшняя его откровенность меня обезоружила. — Звучит так, как будто ты составляешь мой некролог, — хмыкнул я. Он позволил себе на секунду улыбнуться. — Если ты и в самом деле ее взял, у тебя были на то свои причины, и я их знать не хочу. Понятно? Вот на этом давай и остановимся. — Спроси у меня, — сказал я. — Спроси, взял ли я ее. — Да заткнись ты уже. Я не собираюсь спрашивать. — Он положил руку на стол. — Сделай мне одно одолжение, хорошо? Не позволяй никому другому спрашивать тебя об этом. Ни Пэтти, ни Кейт, ни, конечно же, Эми. Не съев ни крошки, а только яростно искромсав еду, Гоулди посмотрел на счет и бросил на стол несколько купюр. Я попытался добавить десять баксов, но он жестом остановил меня, как будто я оскорбил его до глубины души. Заплатив по счету, он посмотрел мне прямо в глаза. — Просто помни: кто-то убивает людей ради того, чтобы найти маленькую черную книжку, — предупредил он. — Поэтому, если она у тебя, друг мой, то будь очень осторожен. 59 Расставшись с Гоулди, я пошел к своему автомобилю, чтобы отправиться на работу. При этом я почти машинально зашел в мобильный Интернет на своем смартфоне и просмотрел новости — так делают в наше время почти все. Я пролистал заголовки и остановился как вкопанный. Ким Бинс опубликовала новую фотографию в рамках еженедельного скандального разоблачения клиентов, посещавших особняк-бордель. Она обещала мне — как же она тогда выразилась? — что от следующей фотографии глаза у меня «станут круглыми». Она оказалась права. Во многих отношениях в этой фотографии не было ничего особенного. У большинства запечатленных на подобных снимках людей было схожее положение тела: голова опущена, как будто они не хотели бросаться в глаза, боялись, что их заметят. Таких разоблаченных накопилось не один десяток: власть имущие и прочие известные люди, причем как очень знаменитые, так и не очень. На новом снимке был запечатлен один из членов городского совета Чикаго — по моим подсчетам, уже четвертый. Да, четыре члена городского совета попали в кадр, поднимаясь по ступенькам особняка-борделя, и теперь публично разоблачены Ким Бинс. Мне не были знакомы ни лицо, ни фамилия этого мужчины. В городском совете состоит пятьдесят человек, и я не знал их всех. В сопроводительной статье говорилось, что он представляет северо-западную часть Чикаго. За опубликованием фотографии последует обычная шумиха, традиционные возражения. «Фотография ничего не доказывает… Идти по улице в районе Голд-Коуст — вовсе не преступление… Я толком не помню, что происходило в тот вечер — возможно, я ходил по магазинам». Один из «героев», которого недавно назначили в комитет по вопросам образования города Чикаго, заявил, что он прогуливался с собакой — которая, разумеется, была не на поводке — и фотограф специально сделал так, чтобы она в кадр не попала. Еще один из «застуканных» — актер из числа не самых знаменитых, который в детстве был телезвездой, а вот во взрослом возрасте не добился на телевидении оглушительного успеха, — заявил, что его поместили на фотографию при помощи фотошопа — «приделали» его голову к телу другого человека. Запечатленный на только что опубликованном фото человек тоже, видимо, будет давать опровержение — аргументированные или не очень, — ничего сверхъестественного. Однако в этой конкретной фотографии имелось кое-что необычное — нечто такое, что дало основание Ким выделить снимок среди прочих. На фотографии была запечатлена женщина. Патрисия Брэдфорд — член совета района, которая, судя по статье Ким, являлась разведенной матерью троих детей, работающей в городском совете четвертый срок. В общем, женщина. А почему бы и нет? Почему секс-клуб, в котором люди видят укромное место, позволяющее им реализовывать сексуальные фантазии, должен быть предназначен только для мужчин? 60 Я начал было прятать смартфон в карман, но мысли о районе Голд-Коуст и шопинге напомнили мне один анекдот. Давно я не радовал старика Стюарта анекдотами, а ведь бедняга в доме престарелых, по словам его дочери Грейс, каждое утро заходил на нашу совместную страницу в «Фейсбуке» и проверял, нет ли чего-нибудь новенького от меня. Я нажал на смартфоне на иконку «запись», которую мне соответствующим образом настроила Пэтти, и стал рассказывать в микрофон. — Один мужчина заходит в магазин и говорит продавщице: «Я ищу перчатки для своей жены, но не знаю ее размера». Продавщица — очень симпатичная женщина — предлагает: «Послушайте, давайте я примерю». Она надевает на руку перчатку и говорит: «Вот эта мне как раз. Ваша жена примерно моей комплекции?» Мужчина отвечает: «Да, она примерно вашей комплекции, вы мне очень помогли, спасибо!» Продавщица спрашивает: «Что-нибудь еще?» Мужчина не растерялся: «Да. Мне только что пришло в голову, что ей нужны еще лифчик и трусики». Я снова нажал на иконку, и только что сделанная мною запись была тут же отправлена в «Фейсбук». Не самый смешной анекдот из тех, которые я когда-либо рассказывал, но Стюарту такой юмор нравится. Я еще держал в руке смартфон, когда он вдруг зазвонил. От неожиданности я едва не выронил его. На дисплее появилось имя звонившего: «Стюарт». Ого, очень странно. Не потому, что я только что он нем думал, а потому, что Стюарт вдруг решил мне позвонить. Мы никогда не говорили с ним по телефону. Иногда он помещал какой-нибудь свой комментарий на нашей странице, но вообще общение с ним ограничивалось моими визитами в дом престарелых. Однако заведение находилось к северу от Чикаго, в городе Эванстон, а я в последнее время в тех краях бывал редко. Как бы там ни было, я ответил на звонок. — Стюарт? — Я старался говорить радостным голосом. — Билли? Голос оказался женский. Его дочь? — Это Грейс, — послышалось из смартфона. Ну да, его дочь Грейс — та самая, чья дочь находилась тогда в отделении интенсивной терапии. — Привет, Грейс, — сказал я, чувствуя, как в груди похолодело от неприятного предчувствия. — Билли, у меня плохие новости. Мой отец умер. — О-о, Грейс. О-о, мне так жаль!.. — Послушайте, я прошу прощения, что не сразу позвонила — не смогла найти ваш номер. В моем списке контактов вас нет. Но я в конце концов выяснила, что у папы в телефоне записан ваш номер. Просто так сложилось, что он никогда не пользовался телефоном, а мы и вовсе забыли о его существовании… — Ничего страшного, Грейс. — Похороны запланированы на завтра, — сообщила она. — Он умер четыре дня назад, а я звоню только сейчас. Я думаю… Ну, учитывая, при каких обстоятельствах вы с ним встретились и через что прошли, думаю, он понял бы, если бы вы не пришли на его похороны — для вас это слишком тяжело. Но мне захотелось, чтобы решение приняли вы сами.