— У Эми имелась информация, что менеджер секс-клуба ведет учетные записи прямо в особняке — то есть у нее есть так называемая маленькая черная книжка. Эми буквально через несколько дней собиралась устроить облаву в борделе и заполучить черную книжку. Иначе говоря, всего лишь через несколько дней у нее должны были появиться доказательства, в которых она нуждалась для разоблачения некоего коррумпированного чикагского полицейского. — Олсон делает шаг вправо. — Мы покажем вам ходатайство об ордере на обыск, которое готовила Эми. Вы выслушаете показания одного из прокуроров, привлеченных к тому расследованию. Но вы не услышите показаний Эми — прокурора, возглавлявшего расследование. Вы не услышите ее показаний, потому что подсудимый позаботился о том, чтобы уже никто и никогда не услышал никаких показаний Эми. Она поворачивается и бросает на меня испепеляющий взгляд и медленно кивает. — Подсудимый хитер, — продолжает она. — Да, очень хитер. Ему стало известно о расследовании, проводимом прокурором штата. Он узнал, что мы вот-вот устроим облаву в этом секс-клубе. Как же он в такой ситуации поступил? Он сделал нечто очень-очень умное. Олсон делает выразительную паузу, в течение которой присяжные теряются в догадках, что же такого умного я сделал. — Он сам устроил там облаву, — наконец говорит она. — Именно так: подсудимый, который являлся детективом, расследующим убийства, и должность и работа которого не имели абсолютно никакого отношения к нравам, проституции и всему такому прочему, внезапно устроил облаву в борделе и задержал всех, кто там находился. Она разводит руки в стороны. — Это была блестящая идея, позволившая достичь двух целей. Во-первых, замести следы. Из всех полицейских мира, которых вы могли бы заподозрить в «крышевании» публичного дома, вы лишь в самую последнюю очередь заподозрили бы того, кто сам устроил там облаву и разоблачил злачное заведение, не так ли? Это позволило подсудимому выглядеть невиновным. Несколько присяжных кивают и что-то записывают в свои блокноты. — Он поступил хитро, — трясет крючковатым пальцем Олсон. — Вторая цель — еще более важная — заключалась в том, чтобы найти записи публичного дома. Ворвавшись в особняк раньше Эми, подсудимый не позволил ей добраться до маленькой черной книжки. Он тайком забрал документ и уничтожил его. Присяжные кивают: все вроде бы сходится. — Но ведь есть еще и менеджер секс-клуба, не так ли? Я имею в виду, что, даже если маленькая черная книжка и пропала, о взятках полиции может рассказать менеджер. Эту женщину-менеджера звали Рамона Диллавоу. Именно она — Рамона Диллавоу — заведовала публичным домом. Олсон ставит снимок Рамоны, сделанный на какой-то вечеринке, на вторую подставку — рядом с фотографией Эми, тем самым как бы устраивая своего рода парад жертв. — Рамона все еще представляла для подсудимого угрозу. Более серьезную опасность, чем когда-либо раньше. Но и она, госпожа Диллавоу, тоже не сможет дать показаний по данному уголовному делу. Потому что подсудимый заставил ее замолчать навеки. Я снова качаю головой, но я понимаю — и все в зале суда понимают, — что Маргарет Олсон сейчас искусно припирает меня к стенке. Один адвокат как-то раз сказал, что 90 процентов судебных разбирательств выигрываются или же проигрываются в зависимости от того, какой была вступительная речь. Олсон выставляет вперед руку и, согнув пальцы, начинает один за другим их разгибать. — Факт: относительно подсудимого проводилось расследование на предмет коррупции, — говорит она, разгибая большой палец. — Факт: подсудимый, воспользовавшись служебным положением, ворвался в особняк, не позволив поставить точку нашим сотрудникам, проводившим вышеупомянутое расследование, и главная улика исчезла. Еще один факт: прокурор, который руководил расследованием, убит. И еще один: главный свидетель, который мог дать показания против подсудимого, убит. Маргарет Олсон, сделав паузу, кивает. — И мы еще только начинаем, — предупреждает она. 87 — Я говорила вам, что подсудимый хитер, — обращается Олсон к присяжным. — Он очень-очень коварен. Он знал, что Эми уже у него на хвосте. Он знал, что она подозревает его в похищении маленькой черной книжки. Вы выслушаете показания главного полицейского города — суперинтенданта полиции Тристана Дрискола. Он предстанет перед вами в качестве свидетеля, даст клятву говорить правду и только правду и расскажет, как Эми расспрашивала подсудимого после устроенной им облавы и обвиняла в том, что он украл маленькую черную книжку. Олсон делает пару шагов в сторону и возвращается на место. Для человека, который тратит больше времени на участие в политических кампаниях, чем на работу в зале суда, она выступает просто блестяще. Ее явно кто-то тщательно подготовил. Сейчас она ведет себя как профессионал. Выступает со вступительной речью перед присяжными в суде надо мной и одновременно ведет агитацию в предвыборной борьбе за пост мэра, ибо внимание прессы и общественности приковано сейчас к этому процессу. — И что же сделал подсудимый? Что сделал этот очень хитрый и довольно умный мужчина? Он начал встречаться с Эми. Он очаровал ее, соблазнил. Вам известна старая поговорка: «Держите друзей близко к себе, а врагов — еще ближе»? Подсудимый действовал именно так. Он приблизил к себе врага насколько возможно. Таким образом он мог контролировать Эми и быть в курсе ее расследования. Их отношения приобрели сексуальный характер и стали очень интенсивными. Эми влюбилась в подсудимого. — Олсон кладет ладонь себе на грудь. — Я не прошу вас верить мне на слово. Мать Эми — Мэри Энн Лентини — предстанет здесь перед вами и поведает, что рассказывала ей о подсудимом дочь. Эми призналась матери, что впервые в жизни влюбилась. Эти слова подействовали на меня как внезапный удар в живот. Я отвел взгляд от Олсон и присяжных, как будто это могло как-то отдалить меня от услышанного. — Надо выдержать, — шепчет мне Стилсон. — Однако были ли их отношения по-настоящему близкими? Испытывал ли подсудимый искренние чувства к Эми или морочил ей голову исключительно ради того, чтобы быть в курсе расследования? Это в конечном счете предстоит решить вам. Но имейте в виду следующее: Эми была не единственной женщиной, которую подсудимому удалось затащить в постель. Он спал еще с одной. И знаете, с кем? Олсон кладет на третью подставку большую фотографию Кейт. — Детектив Кэтрин Фентон, его напарница, — провозглашает она. — Девушка работала с ним в паре более шести лет, и все эти годы их отношения были исключительно платоническими. Их, безусловно, можно назвать близкими, но никак не романтическими, не сексуальными. Затем произошла облава в особняке-борделе. Кэтрин находилась рядом с подсудимым. Где же ей еще быть — она же его напарница. А еще она стояла рядом с ним в офисе прокурора штата, когда Эми обвинила подсудимого в том, что он украл маленькую черную книжку. Кэтрин осознавала, что подозрение может пасть и на нее. Еще как может. Над ней нависла угроза стать соучастницей, не так ли? Поэтому Кэтрин Фентон начала смотреть на ситуацию с собственной точки зрения. И у нее появилось подозрение, что, возможно, ее напарник не такой, каким кажется, и что, возможно, Эми говорила правду — то есть что подсудимый и в самом деле украл маленькую черную книжку. Олсон с легким хлопком сводит ладони вместе. — И как подсудимый отреагировал, когда осознал, что у напарницы имеются кое-какие задние мысли относительно него? Она поворачивается и смотрит на меня. — Точно так же, как он поступил по отношению к Эми, — произносит она. — Он соблазнил ее. Установил с ней романтические отношения. И тоже очень интенсивные. Вы увидите и услышите подтверждение того, что — по крайней мере с Кэтрин — отношения подсудимого стали очень активными. Ловко. Она схватила наши потенциальные доводы в мою защиту и, выставив в выгодном для себя свете, заткнула их нам в глотку. — Но в конечном счете его личного обаяния оказалось недостаточно, — продолжает она. — Эми Лентини была хорошим прокурором, и она продолжала свое расследование. Кэтрин Фентон числилась хорошим детективом, и она тоже попыталась во всем разобраться. Хотя они обе были неравнодушны к подсудимому, улики против него накапливались. В конце концов детектив Фентон бросила обвинение подсудимому в лицо в квартире Эми. Вы увидите последний обмен эсэмэсками между Кэтрин и подсудимым, состоявшийся за несколько минут до того, как он убил обеих женщин. На четвертую высокую подставку — рядом с фотографиями трех жертв якобы моих преступлений — Олсон водружает увеличенную распечатку сообщений, которыми в тот роковой день обменялись мы с Кейт. Фентон: «Мне нужно с тобой поговорить». Харни: «Не сейчас». Фентон: «Я у входной двери открой». Харни: «Ты у двери квартиры Эми?» Фентон: «Да открой дверь прямо сейчас». Харни: «Зачем мне это». Фентон: «Затем что она знает о тебе идиот. Она знает и я знаю». Олсон делает паузу, тем самым давая присяжным время прочесть сообщения. По мере ознакомления с текстом их брови поднимаются вверх, а рты слегка приоткрываются. — «Она знает», — читает Олсон слова из последнего сообщения. — «Она знает о тебе… И я знаю». Подсудимого прижали к стенке две женщины, которых он пытался запутать и очаровать, чтобы они не заметили его преступлений. Его прижали к стенке, и у него не оставалось выбора. Он ликвидировал их обеих с интервалом в несколько минут… А теперь давайте поговорим о вещественных доказательствах, которые мы предъявим, — воодушевляется она. Таких доказательств оказывается немало. Но это всего лишь сахарная глазурь на прекрасном торте, который только что испекла Маргарет Олсон. По реакции присяжных на ее слова и по их мрачным взглядам в мою сторону становится ясно, что я одной ногой в могиле. И свою лопату земли на эту мою могилу бросит каждый из них. 88 На следующее утро мой адвокат Стилсон Томита выступает с нашей вступительной речью, суть которой он уже изложил мне в своем офисе. Кейт, по его словам, представляла собой классическую «отвергнутую женщину». В составе присяжных было семь дам, и я больше всего переживал по поводу того, как они отреагируют на эти слова. Пэтти всегда говорила — и один раз мне подтвердила моя жена, — что никто не относится к женщинам более критично, чем другие женщины. Возможно. А если критика исходит от мужчины? Тут уж я не знаю. Стилсон использует имеющиеся у него доказательства — сексуальные фотографии и сообщения, в том числе и то из них, в котором сквозила скрытая угроза: «У тебя был шанс. Помни что я давала тебе шанс». Но присяжным, похоже, это не кажется убедительным. Они весь прошедший вечер размышляли над тем, что услышали от Маргарет Олсон: что я был непорядочным, манипулировал людьми, соблазнил Кейт ради возможности держать ее в поле своего зрения — «держать врага поближе к себе». И каждый из доводов Стилсона, которые тот приводил в доказательство отчаяния и безумия Кейт, которая всеми способами домогалась меня, кажется им еще одним подтверждением, что мои манипуляции сработали. Слово снова переходит к обвинению. Маргарет Олсон в течение трех последующих дней устраивает прямо-таки парад свидетелей, тщательно обосновывая обвинения в мой адрес. Первой выступает Нгози Макнамара, заместитель прокурора штата, — красиво одетая молодая афроамериканка родом из Йоханнесбурга, что в Южно-Африканской Республике. Судя по фамилии, она вышла замуж за какого-то местного ирландца. — По указанию Эми Лентини я помогала составлять запрос на ордер на обыск в особняке, — рассказывает она. Маргарет Олсон кивает: — Первое предложение третьего абзаца документа. Не могли бы вы прочесть, что там написано, чтобы это внесли в протокол, госпожа Макнамара? Макнамара смотрит на свой экземпляр документа: — «Нижеподписавшемуся лицу стало известно от ТО, что сделанные от руки записи, относящиеся к занятию проституцией и взяткам чикагской полиции, хранятся внутри здания». — А что означает «ТО»? — «Тайный осведомитель». — А за чьей подписью был бы отправлен запрос? — За подписью Эми Лентини, — отвечает Макнамара. — Получается, у нее имелся тайный осведомитель? — Да, имелся. Он сообщил, что Рамона Диллавоу ведет учетные записи внутри особняка. Нас прежде всего интересовали пометки о взятках, которые давались полицейскому управлению Чикаго. — Эми говорила вам, кто был ее тайным осведомителем?