Конвоир вывел меня из кабинета, и мы отправились обратным путем – в камеру. Шагая по коридору, я еще и еще раз прокручивал в памяти нашу с капитаном беседу. Где я допустил ляп? Ведь до какого-то момента он меня слушал внимательно, а потом? Что же я сказал? Или чего я НЕ сказал? Прошел еще день. Канонада, ранее звучавшая фоновым шумом, усилилась. Стекла в окнах стали дребезжать. Судя по поведению охраны, они это тоже слышали, и это их не радовало. Еще день… Звуки боя слышались уже совсем недалеко, а от капитана не было никаких вестей. Я снова попросился на допрос, охранник молча выслушал меня и ничего не ответил. Уже смеркалось, когда в коридоре затопали шаги нескольких человек. Ну наконец-то, а я уж думал, забыли про меня совсем. Лязгнул засов. – Манзырев? – Александр Михайлович! 1890 года рождения. Статья… – На выход! Вещей не брать! А какие у меня вещи, окромя ложки и шапки? Ложка за голенищем, шапка на голове. По узкой лестнице мы спустились во внутренний двор. Там, в углу двора, я увидел несколько знакомых лиц. Крест, надо же! Я думал, его еще на заводе убили, не видел я его в толпе уцелевших. А, вон еще одна знакомая рожа, еще один… так здесь, выходит, всех уцелевших собрали, зачем? Неужто этап, куда? Раньше не могли, что ли, тут уже чуть ли не уличные бои идут, еще по дороге завалят, и все. – Так, заключенные, внимание! В одну шеренгу становись! Мы все вытянулись неровной шеренгой вдоль стены. Напротив нас стояла такая же редкая цепь охраны, почему-то с «наганами» в руках. Будут стрелять? Но капитан же говорил мне… Ну, вот уж хрен! Просто так я не сдохну! Рыкнув что-то нечленораздельное, я рванулся вперед, одновременно смещаясь слегка вбок, сбивая прицел… – Огонь! Нестройно грохнул залп – мимо! То-то же! Знай на… Удар, толчок, и я полетел куда-то в темноту… – Дядя Саша, да не кисни ты так! А то, на тебя глядя, и у меня на душе кошки скребут! – Это опять Крест. Сидит, балабол, на подоконнике и смотрит в окно. – Вон, глянь, опять медсестры куда-то пошли. Точняк тебе говорю, вон та, черненькая, на меня смотрит. Ух и доберусь я до нее! – Доберусь, доберусь… Ты сам-то сначала отсюда выберись, а уж потом по медсестрам шныряй. – Нет, ну как ты, дядя Саша, можешь одним словом всю малину опоганить! Ну тебя к лешему, еще накаркаешь! – Крест неуклюже спрыгнул с подоконника и заковылял к двери. Ему досталось – пуля прострелила ему ляжку навылет, вот он и ходит боком. Видимо, мой отчаянный рывок внес свои коррективы – охрана стреляла второпях и, наверное, поэтому мазала. Мне тоже «повезло» – одна пуля задела мне бок и еще одна скользнула по черепу. Повезло, только кожу содрала. Но по башке приложило изрядно, я пришел в себя уже тут, в госпитале. Уже у немцев. Словоохотливый Крест поведал, что немцы ворвались в тюрьму через полчаса после расстрела и, кроме нас двоих, подобрали еще и Барина. Ему досталось тяжелее, и, по слухам, его увезли куда-то на операцию. А мы лежим в отдельной палате, с часовым у двери. Смотрят за нами, в принципе, неплохо, медсестры местные – из города, а вот врач немец – Готлиб Карлович. Тоже, кстати, местный, но у немцев в авторитете. Врач, кстати, вполне серьезный, дело свое знает отменно, и порядок у него тут истинно немецкий. Первое время нас даже из палаты не выпускали – только в туалет, благо он в трех шагах от двери. Потом режим смягчился, разрешили выходить во двор, правда, под зорким оком часового. Так что, когда Кресту охота покурить, мне приходится тащиться с ним во двор. Там он тут же начинает распускать хвост и клеиться к медсестрам, но пока безрезультатно. По утрам, в 11 часов, к нам приходит лейтенант Майер из комендатуры и в течение двух часов внимательно выслушивает наши ответы на его каверзные вопросы. Вот тут уже отдувается Крест. Рана на голове для меня в данной ситуации оказалась божьим даром, кошу под потерю памяти. Хотя особенного интереса для немцев я не представляю. Из захваченных документов они уже выяснили, что я в течение последних трех лет из зоны не вылазил. Да и до этого был на свободе нечастым гостем. Так что ценность моя в оперативном плане близка к нулю. Другое дело – Крест. Этот угодил в зону за полгода перед войной, а до этого куролесил по крупным городам. Так что ему есть что рассказать. Майер внимательно выслушивает его болтовню и что-то записывает. Лицо у него абсолютно непроницаемое, и понять, что же он думает на самом деле, невозможно. Поэтому представить себе наше будущее ни я, ни Крест пока не можем. Прикидываем разное, но пока никаких очевидных перспектив не видим. Память мне услужливо подсказывает, что такими кадрами немцы не разбрасывались, особенно в начале войны. Ну ладно, Крест еще им подойдет, а вот меня куда? В разведшколу – возраст уже не тот, да и здоровье… Я уж молчу про внешность и особые приметы. Только тут я рассмотрел тело своего персонажа и внутренне присвистнул. Помимо звезд на плечах, на теле была расписана вся его «тяжкая» жизнь. И чего там только не было… Да, одной татуировки «СЛОН» в советском тылу за глаза хватит, чтобы меня первый же мент начал трясти как грушу. А уж прочий иконостас… Майер даже привел фотографа, чтобы тот запечатлел всю эту «красоту». Так что этот вариант отпадает, а жаль! Тут уж я мог покуролесить на все сто! Добраться бы только до своих, а там… А там меня ждет перспектива нерадостная. Ориентировки на меня давным-давно имеются в любом горотделе, и вдумчивый опер достаточно быстро установит, что за птица к ним залетела. Памятуя мой разговор с капитаном, я не питал иллюзий относительно своей способности объяснять необъяснимое. Особенно сотрудникам НКВД. Да и последний приговор, который мне успели вынести, тоже не давал повода для веселья. Наверняка все бумаги по этому поводу успели уйти в тыл и соответствующим образом где-то учтены. Вот поймают меня территориальные органы НКВД и на вполне законных основаниях поставят к стенке. И ничего я им не докажу. Вот приговор, вот клиент – пожалте бриться! Даже и допрашивать не будут, им и так все уже будет ясно. Сегодня вместе с Майером появился еще какой-то деятель. В отличие от Майера, всегда затянутого в военную форму, пришедший был одет в неплохой костюм. И, по местным меркам, был, видимо, достаточно крут, так как даже невозмутимый Готлиб Карлович как-то слегка стушевался и быстро исчез из палаты. – Здравствуйте, господа. – Деятель присел на стул, где обычно располагался Майер. Тот сегодня занял позицию у двери, где часовой заранее поставил еще один стул. – Как ваше здоровье, господин Манзырев? – Получше уже, могу вставать и ходить, хотя голова еще болит временами. Повязки сняли, и рана в боку уже не так беспокоит. – А ваше, господин Козырев? – Это он уже к Кресту. – Дак… Нога еще болит, но сидеть тут уже без дела надоело. И так почти полтора месяца здесь кантуемся. – Что, простите? – деятель приподнял бровь. – Ну, сидим тут, прямо как на следствии. – Это вы правы, – кивнул головой пришедший. – Следствие действительно имело место быть. – Так… Что ж расследовать, мы ж тут все в бессознанке были, когда ваши войска пришли? – Видите ли, – деятель обращался уже к нам обоим, – обстоятельства вашего попадания в госпиталь действительно были весьма драматическими. Не скрою, это сыграло свою роль в том, что вы попали именно сюда, а не в лагерь для подозрительных лиц. Да, мы проводили проверку. И могу вам сообщить, что мы ее окончили. И что? Что он вдруг молчит? Чего такого им удалось накопать? А что-то накопали, это очевидно. Где же я прокололся? А в том, что прокололся именно я, сомнений не было никаких. Крест тараторил как по писаному и, в отличие от меня, тему знал досконально. Сейчас он начнет меня колоть, и тут уж не отбрешешься больной головой и потерей памяти. Этот деятель – не чета Майеру, видно хватку оперативника. Вон и сел так, что глаза у него в тени, а нам солнышко из окна прямо по рылу лупит. И какие мы имеем на руках козыри? Татуировки и мое уголовное дело? Так это они уже все изучить успели. И что у нас еще есть? Похоже, что ничего, кроме вилки под матрацем. Я ее чисто инстинктивно приватизировал еще неделю назад. Как чуял… Странно, вот и Крест напрягся, он что, тоже где-то накосячил? – У нас еще осталось несколько вопросов к вам, господа. Это нужно для того, чтобы понять – что нам с вами делать дальше? Своих уголовников у нас хватает и без вас, и факт того, что вы сидели в тюрьме, еще не делает из вас борцов с Советской властью как таковой. Как это говорится? Враг моего врага – мой друг? Так будет ли моим другом человек, обворовавший моего врага? С таким же успехом он может обворовать и меня. Что вы скажете на это, господа? – Гражданин начальник! – Это Крест. – Я… – Можете называть меня господин Райнхельт. Я представляю здесь Гехаймстаатсполицайамт. Вам знакомо название этой организации? Гестапо. Час от часу не легче. Им-то что от нас нужно? – Да, – сказал я. – Слышал кое-что. Это покруче нашей уголовки будет. – И существенно, – кивнул головой Райнхельт. – Надеюсь, вы понимаете, что наша организация пустяками не занимается? – Понимаю. – Тогда – вопрос: кому пришла в голову идея побега? А в самом деле – кому? Кто задавал основные вопросы по теме? Хромой, так… То, что творилось снаружи, отслеживал Красавец – он к воротам ходил. Кто-то из них? Нет. Когда Хромой спрашивал, он вбок косился. Так, а кто у нас там сидел? Не, Красавец этот от меня справа был, Хромой напротив, и смотрел он… Барин! Точно, он! Они все с ним после переговаривались, причем по очереди. Крест – он может знать. Нет, не может, его к костру не подпустили, вернее, сам не подошел, правильно – не по масти он. Но все же, все же… Ну, хоть глазом подмигни, недоумок! Нет, смотрит, куда он смотрит? Интересно… Тут же второй этаж, а он еще прихрамывает. Или это он комедию для меня и немцев разыгрывает? Зачем? Ему-то чего бояться? Значит, есть что-то за душой, есть. – Ну? – Это Райнхельт. – Мой вопрос слишком сложен для вас? Майер расстегнул кобуру. Незаметно для нас (ну, это он так думает). Про окно забыл? А там как в зеркале все отражается. Значит, вопрос серьезный, и Майер это знает. Нельзя лохануться, нельзя! Еще раз: что я знаю про Барина? Да ни хрена я не знаю, кроме того, что он жив остался. Ранен тяжело (насколько?), и его увезли на операцию. А почему тут не оставили? Врачей нет? Ерунда, Карлович – хирург от бога. Значит, еще что-то есть, чего мы не знаем, почему? Так, кто еще мог? Да кто угодно мог. Ладно, еще раз. Хромой, Красавец убиты (Хромого я точно сам видел, а Красавец рядом с ним был, будем считать, и ему кирдык), и толку от них чуть. Взять авторство на себя? Не покатит, Крест помнит наш разговор. Не сдержится, выдаст себя, и тогда нам обоим кранты. Барин, Барин… Стали лечить, значит, нужен он им. Не факт, нас тоже лечат. Ладно, примем это за аксиому – он им нужен. – Барин. Побег – его мысль. Потом, конечно, мы все думали, как и что. – Так. – Райнхельт кивнул. – Вы говорите, что идея побега принадлежала Барину? – Да. – Но конкретной разработкой занимались вы? – Я. – И как же так вышло, что побег не удался? Ведь у вас большой опыт в делах подобного рода? – Не знаю. Думаю, что кто-то настучал. – Да, здесь вы правы. Донос действительно был, и мы его нашли в бумагах НКВД. – И кто же это там был, такой языкастый? – Зачем это вам? – Даст бог, встретимся, побазарим. Только вот не завидую я ему после такого базара. – Вы его знали, как Иголку. – Б…! – не выдержал Крест. – Поймаю – на клочки порву! – Да? – прищурился Райнхельт. – Ну, как говорится, бог вам в помощь. Только вот, чтобы поймать, надо сначала поиметь (правильно я говорю?) такую возможность. А для этого надо как минимум оказаться на свободе в полном здравии. Опять за рыбу гроши! Так это еще не все его сюрпризы? Похоже, что так. – Теперь вопрос к вам, господин Козырев. Где ВЫ были во время попытки побега? Опа! Крест еле заметно дернулся. Со стороны это было незаметно, но, просидев с ним в одной палате полтора месяца, я уже научился замечать малейшие нюансы его поведения. Есть попадание, что-то он занервничал. – Да со всеми вместе и был. – Разве? А вот Барин утверждает, что вас в колонне не было. Так, значит, Барин уже чего-то утверждает. Значит – может говорить, и немцы его допросили уже. А был ли Крест в колонне? Я его не видел, но это не значит, что его там не было. До этого он все время около меня вертелся, а тут – пропал? Почему? Шестерки близко не подпустили? Вариант… могли, в принципе. Что я получу, если подтвержу версию Барина? Ничего, только вызову подозрение к себе. Крест вроде как мой приближенный, во всяком случае, на разговор я пришел с ним. А Барин? Ему я чем смогу навредить? Помочь я ему уже помог, вот как Майер расслабился, теперь можно и Кресту. Пусть помнит, кому свободой обязан. – А меня что, тоже в колонне не было? – Ну, в отношении вас, господин Манзырев, никаких сомнений нет. Ваше участие во всех событиях доказано и задокументировано. – Ну так вот – я Барина не видел. Хромой – тот рядом был, убили его около меня. Красавец вроде тоже, еще кое-кто (Черт! Сейчас он спросит – кто?), а вот Барина я не видел. А Крест со мною рядом идти и не мог, не по чину ему. В стороне он был. – Был? – Да, был. – Вы в ЭТОМ уверены? Эх, попала нога в колесо – пищи, а беги! – Уверен. – Хорошо. Еще вопрос, господин Козырев. По заключению врача в вас стреляли сверху вниз, сзади. А стрелки НКВД находились перед вами. Как вы можете это пояснить? Крест аж взмок, на лбу появились мелкие капельки пота. Надо помогать… – Позади от нас, справа, была вышка, – я почесал затылок. – По-моему, оттуда тоже стреляли.