КОЛЕТТ: Так это он был — я несколько запуталась — тем мужчиной, который наблюдал за вами у школы: мы говорим о Моррисе? Это он был мужчиной с желтым лицом? ЭЛИСОН: Да. КОЛЕТТ: Мужчиной, которого вы увидели у себя за спиной в зеркале? С низким лбом? ЭЛИСОН: И криво завязанным галстуком. Назавтра, когда Эл вышла из школы, он снова ждал ее. Этот тип начинает меня бесить, подумала она. Она пихнула Тахиру локтем. — Ты только погляди на этого извращенца. — Какого? Элисон кивком указала на противоположную сторону улицы, где Моррис стоял, прислонившись к витрине, совсем как вчера. Тахира привлекла внимание Ники Скотт, легонько пнув ее в голень. — Не тронь меня, ты, гребаная бхай, — заорала Ники. — Ты видишь какого-нибудь извращенца? — спросила Тахира. Они огляделись по сторонам. Они посмотрели туда, куда показывала Элисон, и демонстративно завертели головами. Потом начали ходить кругами, выкрикивая: «Где, где?» — все, кроме Кэтрин, которая не поняла, в чем дело, и просто запела, как вчера. Затем они высунули языки и сделали вид, будто их тошнит, потому что перепутали извращенца с психом, и наконец убежали, оставив ее одну на улице. Моррис отлепился от стены и, прихрамывая, направился к ней. Он не обращал внимания на машины, фургон проехал всего в дюйме от него. Он шел очень быстро, он спешил, словно разъяренный краб, и, добравшись до Эл, вцепился своей клешней в ее плечо прямо над локтем. Эл дергалась и извивалась, но он держал крепко. Отвали от меня, кричала она, ты мерзкий извращенец, но потом, и далеко не впервые, поняла, что слова вылетают из ее рта, но никто их не слышит. После первой встречи с Эл Моррис ждал ее почти каждый день. «Я джентльмен, да, — хвастал он, — и я пришел проводить тебя. Такая большая девочка не должна ходить по улицам в одиночку. Мало ли что случится». Сначала он не заходил за ней в дом. Казалось, его беспокоит, кто может оказаться внутри. Когда они поворачивали на ее улицу, он спрашивал: — Ник заходил? — Она отвечала, что нет, и он говорил: — Все равно никогда не знаешь, как Ник себя поведет, увидишь Ника, за милю его обойди, слышишь? Не шути с Ником, а то он перевернет тебя вверх тормашками и будет бить по пяткам, пока у тебя зубы не вывалятся. — Потом лицо его прояснялось. — А как насчет Айткенсайда, ты видела Айткенсайда? — Не знаю, как его по-другому зовут? — спросила она. — Не знаю, о ком ты. — Ни хрена ты не знаешь, — возмутился он, — да уж, ни хрена. А Цыган Пит не забегал? — Я же сказала, — повторила она, — я не знаю, кто твои друзья и как их зовут. Но Моррис только ухмыльнулся. — Не знаешь Пита? Да его вся страна знает. Все, кто имеет дело с собаками, знают Пита. — Я не имею дела с собаками. — Она вспомнила взрослый ледок в своем голосе. — О, ну извините, как я мог! Ты не имеешь дела ни с кем из моих приятелей, верно? Ты не имеешь с ними дела ни в каком виде и ни в какой форме, так? — Он тихо заворчал. — Похоже, ты не дочь своей матери. Не знаешь Пита? Все, кто имеет дело с лошадьми, знают Пита. Когда они подходили к парадным воротам, он спрашивал: — Эмми еще не убрала ту старую ванну? — Ты давно знаешь мою ма? — спросила она. — О да, давно, — отвечал он. — Знаю ли я Эмми Читэм? Еще как знаю. Я всех знаю. Я знаю Донни. Я знаю Пита. Эмми Читэм? Конечно, я ее знаю. Однажды она спросила: — Моррис, ты мой папа? — Я твой папа? Ну ты и загнула! А что, она так говорит? — Я думаю, мой папа — Макартур. — Макартур! — воскликнул он. И остановился. Она тоже остановилась и заглянула ему в лицо. Оно посерело еще сильнее, чем обычно. Голос его дрожал. — Ты можешь стоять здесь и произносить его имя? — Почему нет? — Спокойная, как чертов удав, — сообщил Моррис. Он говорил в пространство, как будто обращался к невидимой аудитории. — Воды прямо-таки не замутит. Шатаясь, они сделали еще шаг или два по улице, рука Морриса цеплялась за ее плечо. Она увидела Ли и Кэтрин на противоположной стороне улицы. Она помахала им в надежде на спасение, но они лишь сделали вид, что их от нее тошнит, и прошли мимо. Она не знала, могут ли они видеть Морриса. Он тихо бормотал: «Макартур, говорит она! Вот это хладнокровие!» Он остановился и свободной рукой оперся о стену, растопырив кривые пальцы. На руке у него была татуировка в виде змеи; ее голова, казалось, оторвалась от кожи, ловила воздух и шевелила языком. Моррис тоже изобразил омерзение и рыгнул. Она боялась того, что могло выйти из его рта, поэтому сосредоточилась на руке, прижатой к кирпичной стене. — Произносить имя Макартура! «Я думаю, он мой папа», — передразнил он. — Думаешь, он твой отец? Так-то ты обращаешься с отцом, а? Должен признать, наглости этой девчонке хватает. — Как? — спросила она. — Как я обращаюсь с ним? Голова змеи пульсировала, раздвоенный язык мелькал меж растопыренных пальцев. — Я расскажу тебе кое-что об этом жулике, — сказал он. — Расскажу тебе кое-что, чего ты не знаешь. Макартур должен мне денег. Так что если я увижу Макартура в этих краях, он у меня на карачках, блин, уползет. Пусть только проклятый ублюдок рискнет, да, пусть рискнет. Я выколю ему и второй глаз. — У Макартура всего один глаз? — Хи, блин, хи, — сказал Моррис. — Слушай, девочка, ты свое получила. Тебе преподали урок, а? Показали, на что способен нож? — Надеюсь, ты не он, — сказала она. — Надеюсь, ты не мой папа. Я ненавижу тебя больше всех на свете. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. От тебя несет табаком и пивом. — Я уже прикасался к тебе, — отрезал Моррис. — Мы все прикасались. КОЛЕТТ: Но после этого, когда Моррис шел за вами, вы уже знали, что другие люди не могут видеть его, то есть вы должны были понять, что обладаете паранормальными способностями. ЭЛИСОН: Видите ли, я была невежественна. Я ничего не знала о духовных проводниках. До встречи с миссис Этчеллс я и понятия не имела… КОЛЕТТ: Настало время поговорить о ней, верно? О миссис Этчеллс? ЭЛИСОН: Когда? КОЛЕТТ: Сегодня вечером, если у вас хватит сил. ЭЛИСОН: Может, сперва поедим? Щелк. Бедная Колетт, которой приходилось расшифровывать все это. — Когда ты говоришь о Глории, — пожаловалась она, — я не могу взять в толк, жива она или мертва. — Да, — согласилась Эл. — Я тоже. — Но меня это беспокоит. Я должна во всем разобраться — для книги. — Я рассказываю тебе все, что знаю. Так ли? Или она о чем-то умалчивает? Щадит чувства Колетт в некотором роде или проверяет ее память? — Эти кошмарные парни, — сказала Колетт, — все эти бесы из Олдершота. Я все время путаюсь в их именах. Составь мне список. Элисон взяла листок бумаги и написала: «БЕСЫ ИЗ ОЛДЕРШОТА». — Попробуем… Донни Айткенсайд, — начала она. — Тот, который пообещал избить твою учительницу? — Да… ну, и изнасиловать ее, думаю, он собирался еще и изнасиловать ее. Еще Макартур. Моррис считал, что Макартур был хуже всех, но не зна. И Кит Кэпстик, который оттащил от меня пса. И я думала, он мой папа, раз он это сделал. Но был ли он им? Не зна. Когда она говорит о них, подумала Колетт, то словно ускользает куда-то — в страну детства, где дикция небрежна. — Эл, ты записываешь? — спросила она. — Ты же видишь, что нет. — Ты отвлеклась. Просто составь список. Эл сосала ручку. — Был еще этот Цыган, торговец лошадьми… Думаю, у него были родственники, двоюродные братья и сестры по всей стране, он постоянно трындел о них, возможно, они заходили к нам в гости, но, по правде говоря, я не в курсе. И еще какой-то Боб Фокс?