— У меня уже стоят новые окна и новые двери. И теплица есть, а чердак начну перестраивать на будущей неделе. Я никогда не жертвую на благотворительность, простите, отпуск я уже запланировала и новую кухню купила, когда вы в последний раз звонили. — Это насчет Гэвина, — объяснила она. — Это я, Колетт. Мне надо знать, когда он родился. — Вычеркните меня из вашего списка, — заявила свекровь. — Если так уж необходимо звонить мне, то можно хотя бы не делать это во время моей любимой передачи? Это одно из немногого, что еще доставляет мне удовольствие. — Она замолчала, как будто вознамерилась повесить трубку. Потом заговорила снова: — И ничего другого мне не нужно. Я уже сменила обивку на мебели. И джакузи у меня теперь есть. И ящик марочного вина. И лестничный подъемник, чтобы сохранять независимость. До вас дошло? Запомнили? А теперь убирайтесь ко всем чертям. Щелк. Колетт сидела с трубкой в руке. Она четырнадцать месяцев была ее невесткой, но его мать с презрением отвергла ее. Она повесила трубку и отправилась на кухню. Стоя у двойной раковины, Колетт пыталась совладать с собой. — Гэвин, — крикнула она, — что будешь: горох или зеленую фасоль? Нет ответа. Она прокралась в гостиную. Гэвин, задрав босые ноги на подлокотник дивана, читал «Какое авто?». — Горох или зеленая фасоль? — спросила она. Нет ответа. — Гэвин!!! — заорала она. — С чем? — С отбивными. — Чего это? — Баранина. Куски баранины. — Хорошо, — сказал он. — Все равно. И то и другое. — Вместе нельзя. — Ее голос задрожал. — И то и другое вместе нельзя. — Кто сказал? — Твоя мать, — ответила она. Ей показалось, она может сказать что угодно, все равно он никогда не слушает. — Когда? — Только что по телефону. — Ты говорила с моей матерью по телефону? — Только что. — Вот так чудеса. — Он покачал головой и перелистнул страницу. — Почему? Почему чудеса? — Потому что она умерла. — Что? Рене? — Колетт села на подлокотник. Позже, рассказывая эту историю, она говорила: ну, в этот миг у меня земля из-под ног ушла. Но как передать тот внезапный ужас, слабость, охватившую все ее тело, ярость, негодование, слепую злобу, овладевшую ей. — Какого черта ты болтаешь? Как это умерла? — Сегодня утром. Мне позвонила сестра. Кэрол. — Это шутка? Я должна знать. Это шутка? Потому что если это шутка, Гэвин, я тебе ноги повырываю. Гэвин выгнул брови, словно спрашивая, а что тут смешного? — Я не имею в виду, что это смешно, — тут же сказала она. Зачем ждать, пока он откроет рот? — Я спросила, ты пошутил? — Храни боже любого, кто надумает шутить по этому поводу. Колетт прижала ладонь к груди, за которой что-то упорно трепетало. Она встала. Прошла в кухню. Уставилась в потолок. Глубоко вздохнула. Вернулась. — Гэвин? — Мм? — Она правда умерла? — Мм. Ей захотелось ударить его. — Как? — Сердце. — О боже! Ты совсем бесчувственный? Сидишь тут и выбираешь, горох или фасоль… — Ты сама спросила, — резонно возразил он. — Ты вообще собирался мне говорить? Если бы я не сказала, что беседовала с твоей матерью по телефону… Гэвин зевнул. — А куда спешить? Сказал бы в свое время. — В смысле, ты собирался упомянуть об этом? Так, между делом? И когда же? — После еды. Она уставилась на него, открыв рот. С некоторым достоинством он произнес: — Мне не до этого, когда я голоден. Колетт сжала кулаки и поднесла их к груди. Ей не хватало воздуха, а трепет внутри замедлился до размеренного стука. В то же время она ощущала неловкость, словно все, что она могла сделать, было недостаточным, словно она заимствовала чьи-то чужие жесты, возможно, из похожего эпизода телесериала, когда обрушиваются вести о внезапной гибели. Но какие жесты уместны, когда говоришь по телефону с призраком? Она не знала. — Пожалуйста, Гэвин, — попросила она. — Оторвись от журнала. Просто… посмотри на меня, хорошо? А теперь расскажи мне, что случилось. — Ничего. — Он бросил журнал на пол. — Ничего не произошло. — Но где она была? Дома? — Нет. Делала покупки. В супермаркете. Да, точно. — И? Гэвин почесал лоб. Похоже, он честно старался. — Ну, думаю, она толкала тележку. — Она была одна? — Не знаю. Да. — А потом? — Она упала. — Она ведь не умерла прямо там? Посреди магазина? — Не, ее отвезли в больницу. Так что насчет свидетельства о смерти можно не беспокоиться. — Какое облегчение, — угрюмо согласилась она. Кэрол собиралась как можно скорее продать бунгало. Она обратилась в агентство «Сиджвик и К°», единственное в тех краях и оттого заломившее за услуги два процента от сделки, зато пообещавшее неограниченное количество цветной рекламы и место в своих роликах на общегосударственных каналах. — Мы неплохо наваримся, — сказал он. — Домишко-то кое-чего стоит. Вот почему, объяснил Гэвин, он читал новый номер «Какое авто?». Завещание Рене приблизит его к несбыточной мечте, имя которой — «Порше-911». — Ты не расстроен? — спросила Колетт. Он пожал плечами. — Мы все умрем рано или поздно. Тебе-то что? Вроде раньше тебе не было до нее дела. — И она, Рене, жила в бунгало?