Морхауз: прости Папервайт: Я больше не могу этого выносить Папервайт: ты думаешь, я недостаточно хороша для тебя Морхауз: ????? Папервайт: ты знаешь, кто я, я знаю, что ты знаешь. Этот комменатрий про 400 миль. Папервайт: если бы тебе понравилось то, что ты увидел, ты бы попытался встретиться со мной Морхауз: все не так просто Папервайт: Я испытываю к тебе все эти чувства, а ты явно не чувствуешь того же Морхауз: это неправда Папервайт: это слишком тяжело, чтобы справиться с этим, я больше не могу этого делать, не сейчас, когда еще и мама больна. Папервайт: Я собираюсь удалить игру Дрека со своего телефона Морхауз: не делай этого Морхауз: пожалуйста Папервайт: почему нет? Морхауз: послушай, это безумие — испытывать такие сильные чувства к кому-то, кого я никогда не встречал, но я это чувствую. Морхауз: Я постоянно думаю о тебе Папервайт: возможно, тебе будет трудно в это поверить, но у меня есть и другие предложения, знаешь ли Морхауз: Мне совсем не трудно в это поверить Папервайт: тогда докажи, что тебе не все равно, пришли мне свою фотографию. Морхауз: не могу > <Папервайт покинула чат> Глава 18 Колодец тьмы, все оскверняющий, Полный лести и злословия, Ах, какое зло ты натворил Из того, что было воздушной мыслью, Что начинается и что заканчивается, Создание и разделение друзей! Мэри Элизабет Кольридж Содержимое бутылки с чернилами В следующий вторник Страйк и Робин делили такси от офиса до клуба искусств. Она заметила, но не упомянула, что на нем тот же итальянский костюм, в котором он ходил в «Ритц» на ее день рождения. Робин выбрала элегантный, но сдержанный черный брючный костюм. Когда они направились в сторону Мейфэра, Страйк выключил интерком пассажиров и сказал Робин: — Я думал об этом, и мы не можем сказать им, кем Эди считала Аноми. Несправедливое обвинение болтать о том, что она была неправа. — Нет, я знаю, — сказала Робин. — Однако было бы интересно услышать, согласны ли они с ней. — Вчера я искал Монтгомери в Интернете, — сказал Страйк, у которого, в отличие от Робин, в понедельник был выходной. — Нашел его в LinkedIn и Instagram. Он работает в десяти минутах ходьбы от нашего офиса, в компании по производству цифровых эффектов в Фицровии. Он живет в Лэдброк-Гроув со своей девушкой. На его странице в Instagram полно их фотографий с друзьями-хипстерами. Робин искоса посмотрела на Страйка. — Ты не думаешь, что это он, — сказала она скорее утверждая, чем спрашивая. — Ну, если это так, у него должен быть очень терпимый босс, который не возражает против того, чтобы он регулярно писал твиты в течение дня. Прошлой ночью я быстро просмотрел аккаунт Аноми. Он круглосуточно в Твиттере… Может быть, я просто думаю стереотипами. Когда вы думаете об интернет-троллях, вы склонны предполагать, что у них не так много жизни. Судя по тому, что я вижу, у Монтгомери все в порядке. Учитывая, что он находился всего в десяти минутах ходьбы от дома миллиардера на Саут-Одли-стрит, Робин ожидала, что Художественный клуб будет шикарным, но даже в этом случае степень величия стала неожиданностью. От официантов в белых куртках и мраморных полов до устричного бара и экстравагантных современных люстр — это место могло составить конкуренцию Ритц за свои деньги. Неряшливая, испачканная чернилами Эди Ледвэлл была бы здесь совершенно не к месту; действительно, клиентура, казалось, состояла исключительно из состоятельных мужчин средних лет в костюмах. Наряд Робин был почти таким же, как у симпатичной молодой женщины, которая встретила их у дверей, а затем повела наверх в личную столовую, где, по ее словам, уже собралась остальная часть компании. Маленькая комнатка с темно-красными стенами, резными деревянными ширмами, смутно напоминающими китайский язык, и приглушенным освещением напоминала опиумный притон. Четыре человека, ожидавшие их, еще не сели. Все повернулись и замолчали, когда вошли Страйк и Робин. — Ага, — сказал улыбающийся розоволицый мужчина в очках, ближайший к двери. Он выглядел моложе, чем можно было предположить по его растрепанным седым волосам, а его слегка мешковатый костюм выглядел так, словно его надевали из соображений комфорта, а не стиля. — Мистер Страйк и мисс Эллакотт, да? Как дела? Я Аллан Йоман. Он обменялся рукопожатием с обоими по очереди, а затем представил их щеголеватому мужчине лет сорока с небольшим, чей галстук был того же серебристого цвета, что и занавески в спальне Мэдлин. Его темные волосы были так же аккуратны, как волосы Йомена были неряшливы, а его хорошо сшитый костюм был определенно выбран из соображений стиля. — Это Ричард Элгар, исполнительный директор Maverick Films в Великобритании. — Привет, — сказал Элгар, и по акценту выяснилось, что он американец. Блеск оникса и стальных запонок показался, когда он пожал руку. — Приятно познакомиться. Вы очень помогли моему другу с личным делом пару лет назад. Он упомянул имя клиентки, которая развелась с развратным мультимиллионером. — А это Грант Ледвэлл, — сказал Йомен, указывая на человека с густыми бровями и неправильным прикусом, что придавало ему более чем мимолетное сходство с бульдогом. Густые волосы Гранта были подстрижены щетиной, его синий костюм был двубортным, а воротник рубашки казался узким. — Вы знаете, дядя Эди. Не только тяжелая челюсть Гранта и кустистые брови отвечали за слегка драчливый вид, который он излучал. — Очень сожалею о вашей утрате, — сказал Страйк, пока они обменивались рукопожатием, и Грант издал двусмысленный, утробный звук горлом. — И его жена Хизер, — заключил Йомен. Хизер, которая была беременна, выглядела как минимум на десять лет моложе своего мужа. Хотя она и не была особенно хороша собой, она производила общее впечатление блестящей плодовитости, с кремовой кожей и длинными блестящими каштановыми волосами. Ее облегающее фиолетовое платье с глубоким вырезом обнажало по меньшей мере половину набухшей груди. Робин заметила, как решительно Страйк не сводил глаз с лица Хизер, пожимая ей руку. — Я все о вас читала, — сказала Хизер, улыбаясь Страйку. — Ух ты. — Присядем? — предложил Аллан Йомен. Все шестеро заняли свои места вокруг круглого стола, и Робин задумалась, не напомнило ли это кому-нибудь еще о сеансе, когда свет падает на стол, а углы комнаты остаются в тени. Когда Хизер придвинула свой стул, один из ярких светильников над головой осветил ее груди так, что они стали похожи на две луны; официант, который пришел, чтобы раздать меню, несколько секунд смотрел, как ошеломленный. Элгар легко болтал о клубе искусств, членом которого он был, пока дверь не закрылась за официантом, оставив группу наедине. — Что ж, — сказал Йомен, поворачиваясь к Страйку и Робин, — очень мило с вашей стороны познакомиться с нами. — Мы рады быть здесь, — сказал Страйк. — Я знаю, что Эди тоже была бы рада нашей встрече, — мрачно продолжил Йомен. — Как вы понимаете, это стало ужасным потрясением для всех нас, а для Гранта и Хизер, конечно же, личной трагедией. — Как продвигается полицейское расследование? — спросил Страйк Гранта. — У нас не было новостей уже неделю, — сказал дядя Эди, чей голос естественно склонялся к рычанию. — Но они, кажется, вполне убеждены, что это был кто-то из этой ультраправой группы, этого Халвинга или как там они называются. — У них уже есть описание нападавшего? — спросил Страйк. — Нет, — сказал Грант. — Блей утверждает, что его ударили электрошокером в спину. Говорит, что он упал лицом вниз, его ударили ножом в землю, и все, что он увидел, это пару убегающих черных кроссовок. — Есть какие-то сомнения в его рассказе? — спросил Страйк, потому что в голосе Гранта слышались нотки скептицизма. — Ну, люди в Интернете говорят, что он зарезал Эди, — сказала Хизер, прежде чем Грант успел ответить. — Не так ли, Граб? И, согласитесь, у Блэя все сложилось неплохо, не так ли? Ему оставили отвечать за все, не так ли? — Нет, — коротко ответил Грант. — Мы об этом позаботимся. Повисла немного неловкая пауза. — В газетах написано, что его ранили в шею, — сказал Страйк.