— Тут кроме серых и невкусных тварей кто-нибудь водится? — повернулся к Одри. — Может, кролики? Ну или, на худой конец, перепелки? Она вновь что-то прошипела. — Говори понятнее, что ты там мычишь? Одри кинула на меня убийственный взгляд, подобрала камень и нацарапала что-то на земле. Я присмотрелся: «Ты меня лишил голоса, придурок!» — Ух ты, точно, — вспомнил я. — Ну ладно, сам найду. Одри открыла рот, уставившись на меня с такой яростью, что я с трудом удержал смешок. Она принялась гневно писать что-то, сжимая камень до побелевших пальцев. — Пока ты сочиняешь ругательства в мой адрес, я найду что-нибудь съедобное, — хмыкнул я и заботливо установил вокруг девушки клетку. Тонкие прутья, сотканные из силы, не позволяли Одри уйти. Зато и к ней никого не подпустят. Она затопала ногами, потрясая кулаками и открывая рот в беззвучном вопле. Я подмигнул. — Не скучай. Я скоро. Аркан возвращения голоса выкинул, отойдя подальше, решив, что он может ей понадобиться в случае непредвиденных обстоятельств. — …Лекс! Я тебя убью! Выпусти меня, сволочь! — донес порыв ветра. Я же со вздохом вспомнил своего защитника. Все-таки с Армоном удобно. Нюх, зрение, скорость — он рожден охотником. У меня же в арсенале лишь магия и обычные человеческие реакции. Вернулся почти через час. Одри сидела, насупившись, в клетке и, увидев меня, вскочила. Окинула злым взглядом. Хмыкнула и… рассмеялась. — Да уж, охотник из тебя никудышный! — Просто здесь ничего не водится, кроме… этого! — возмутился я. — Кроме мышей? — Это не мышь. — Я поднял за хвост тушку. — Это что-то вроде хорька. Только маленький. — Лекс. Это мышь. Я пожал плечами и сунул добычу ей в руки. Ну мышь так мышь. Это единственное, что попало в мою магическую ловушку, пока я прощупывал потоки силы и пытался разобраться с их направлением. Насколько я понял, поток реагировал на чужеродную магию определенной силы, моя ловушка или аркан левитации не вызывали возмущения фона, а вот портал — да. И как это изменить, я пока не понимал. — Прекрати хихикать, тебе не идет. И собери хворост для костра. Одри картинно осмотрелась. Вокруг торчали черные камни-иглы, ветер гонял редкий снежок по граниту. Хвороста здесь не было. Оглушенная мышь пришла в себя и забила лапками, Одри взвизгнула и уронила тушку. Мы проследили, как улепетывает, не веря своему счастью, наш несостоявшийся обед. — Вонючая задница! Одри, ты что, не могла ее удержать? — Я думал, она дохлая! И не ругайся при мне! — Сама ты дохлая, — буркнул я. — А дичь должна быть лишь слегка оглушенной. Чтобы мясо дольше оставалось свежим. — Конечно, можно даже не жарить, от сырого откусывать! — съязвила Одри. — Чтобы свежее было! — Это называется сыроедение, — нашелся я. — Это называется кто-то хреновый охотник! Мы со злостью уставились друг на друга. Одри смотрела рассерженно, глаза сверкали, грязные щеки порозовели от гнева, и грудь бурно вздымалась в вырезе платья. Я сглотнул, уставившись в этот вырез. И понимая, что обедать я перехотел. И сейчас все мои мысли лишь о другом голоде. Кровь заколотила в ушах, губы пересохли, и штаны стали мешать. Шагнул к ней, словно веревкой привязанный, уже представляя, как стащу с соблазнительного тела все эти тряпки… Одри отступила на шаг и закуталась в плащ, скрывая от моего голодного взгляд вожделенную ложбинку. — Я… я думаю, что мы найдем… какие-нибудь ягоды. Может быть. Надо поискать, — пробормотала она, старательно отводя взгляд. С моих пальцев сорвался непроизвольный файер. Ягоды. Конечно. Уже бегу! Развернулся и ушел. Вернувшись, молча разжег огонь на плоском камне, установил сверху другой, нарезал на куски сбитую птицу. Одри наблюдала все мои действия молча. Поели тоже в тишине, девушка на меня старательно не смотрела. Лишь дожевав мясо и закусив льдинкой, вздохнула: — Интересно, где сейчас Армон… Я пнул сапогом камень над очагом, разрушая его и гася огонь. Всю последующую дорогу Одри сосредоточенно смотрела себе под ноги, на скалы, небо и чахлые кустики, но только не на меня. Хотя я на нее тоже не смотрел, мне было о чем поразмыслить. Пару раз я активировал аркан левитации, поднимался над землей, но насколько хватало взгляда — везде была все та же неприглядная картина. Один раз мне показалось, что магический фон стабилизировался, и я вновь попытался открыть портал. Молнии ударили одновременно с четырех сторон, так что от заряда все мои волосы встали дыбом, не только на голове, но и на теле. Из круга я вылетел и кубарем скатился по склону, обдирая кожу. Одри подбежала, когда мой полет уже завершился, склонилась испуганно. — Ты жив? Богиня! Как же ты меня напугал! Я оттолкнул ее руки, пытающиеся найти, что во мне сломано. — Солнце садится, — хмуро бросил я. — Нам нужно место для ночлега. Солнце и правда садилось, точнее, стремительно скатывалось за горизонт. Я злился. Потоки силы закручивались вихрями, ни Армона, ни Ланту я не ощущал, Одри бесила. Пустошь раздражала, и я уже проклинал идиотскую мысль залезть в нее. Вся эта затея, кажется, была провальной, кто меня дернул посчитать ее здравой? Вероятно, я в тот момент был пьян. Спать вновь пришлось в расщелине между скал, нагрев камень до приемлемой температуры. Уснуть на твердом граните было почти невозможно, но ни веток, ни травы поблизости не было. Одри свернулась рядом, честно предложив мне разделить плащ. Я прижал девушку к себе, обернул мех вокруг нас. Она засопела недовольно, пытаясь отодвинуться. — Да не дергайся ты… — раздраженно отдернул я. — Я не собираюсь тебя… хм… трогать. — Я вовсе не думала… — даже в наступивших сумерках было видно, как вспыхнуло ее лицо. — Конечно, думала. Только об этом весь день и думаешь. Вместо того чтобы думать о том, выберемся ли мы, ты размышляешь, что я буду делать с тобой ночью. Хотя правильно, эти мысли гораздо веселее. — Ничего такого я… не размышляла! Да отпусти меня! Я хочу… отодвинуться. — Обойдешься. Я не собираюсь благородно отдавать тебе плащ и мерзнуть всю ночь. Лежать, сказал! — Я не твоя собака! — Ты моя жена, если верить этим повернутым монахам. А это еще хуже. Так что прекрати дрыгать ногами! — Никакая я тебе не жена! — фыркнула Одри. — Ой! Руки убери! — Куда я их дену, интересно? Отстегну и в угол до утра поставлю? — я и не подумал убрать ладони с ее спины. — Мне так… неудобно. — А мне плевать, если честно. И ты меня окончательно утомила, детка. Закрой свой ротик и спи. — Не надо мне приказывать! — Если ты не замолчишь, я снова лишу тебя голоса. — Только посмей! — Посмею. Лучше не провоцируй, Одри. И прекрати ерзать! Я пытаюсь согреться и не собираюсь тебя насиловать, чтобы ты себе там ни придумала! По крайней мере сейчас! На данный момент я собираюсь выспаться, а не тискать твое худосочное тельце! — Да как ты… Хам! У меня нормальное тельце… фу! Тело! — М-м, ты мне предлагаешь убедиться? Или тебя убедить? Девушка презрительно фыркнула и вновь предприняла попытку отодвинуться. Я поморщился. Бездна, главное, чтобы она не опускала руки ниже. А то мигом поймет, что я бессовестный врун и ее тело меня весьма интересует. Еще как интересует. Или, напротив, я хотел, чтобы она это сделала… Дотронулась. Если она только дотронется… А-а, демоны, чтоб я сдох… Но, как я и думал, монастырское воспитание вновь не позволило Одри проявить распущенность и уличить меня во лжи. — Не вертись. Так хоть теплее. Камень быстро остывает. Она снова сердито фыркнула, но затихла. Полежала, уткнувшись лицом мне в шею. От ее дыхания было щекотно, тепло и влажно. Непривычно. Хотелось отодвинуться. Или, наоборот, прижать ее крепче. Девушка подняла голову, всматриваясь мне в лицо. — Мы ведь выберемся отсюда, правда? Я пожал плечами. — Хоть соврал бы, что ли! — рассердилась Одри и повернулась ко мне спиной, трясясь на камне. Но заснула она довольно быстро, видимо, длительный переход через скалы дал о себе знать. Да и голодные десять дней не прошли бесследно. Я осторожно переложил ее на себя, прижал ладонь к ее спине, между лопаток, пытаясь понять, что с ее внутренностями и кровотоком. Лезть в магию исцеления не стал, не моя стезя. И совершенно не сочетается с теми источниками, что используют чернокнижники. Но «просмотреть» состояние ее организма я был способен. Ну и слегка поделиться силой, собственным резервом. Отдача произошла на удивление легко, а ведь отдавать я сроду не умел… А здесь стоило лишь захотеть… Одри задышала спокойнее, без хрипов, ее лицо умиротворенно разгладилось, а щеки порозовели. В угасающем свете дня я смотрел, как она спит, пока сам не провалился в сновидения.