— До скорого, — сказал Ник. — Спасибо за новости. Не дожидаясь ответа, он повесил трубку, нажав красную кнопку на спутниковом телефоне, и бросил громоздкий аппарат на плоскую поверхность возле коробки передач. Он совершенно не хотел слышать, что собирался сказать его прародитель. В любом случае, он мог догадаться, что именно он хотел сказать. Глава 24 На пределе Я смотрела в окно, хмурясь. Я чувствовала на себе взгляды. На самом деле, я чувствовала, что на меня смотрят из каждого угла комнаты, но одна пара глаз сверлила меня особенно интенсивно. Это начинало испытывать моё бл*дское терпение. Потрогав ошейник и вздрогнув, потому что я по привычке потянула за него и дёрнула соединительные элементы, которые обхватывали кости моего позвоночника там, где ошейник впивался в шею, я прикусила язык, стараясь не сказать того, что мне хотелось сказать на самом деле. Я уже знала, что от этого не будет прока. Чёрт, да этот мудак, похоже, воспринимал мою ярость как прелюдию. Это даже слишком напоминало мне Солоника. Подумав о Солонике сейчас, я нахмурилась, глядя в окно на ночной город и всполохи света над Москвой-рекой, усеянной лодками, от которых по отражениям небоскрёбов шла рябь. Мой взгляд устремился влево, к мосту, который пересекал реку и вёл к скоплению зданий на другой стороне. Под зданием, в котором находилась я, вплоть до реки струилась темнота — массив деревьев и леса, который занимал, наверное, несколько акров. Я понятия не имела, где находился Солоник. Если уж на то пошло, он мог быть настоящей причиной, по которой я очутилась здесь. Наши люди пытались найти его после первой ночи беспорядков в Сан-Франциско, когда он возглавлял разведчиков моего дяди в охоте на вампиров, но он больше ни разу не объявился. Он исчез так же бесследно, как Ник… и Даледжем. Подумав об этом, я нахмурилась. Позади меня раздалось деликатное покашливание. Я не повернулась. Но так сильно заскрежетала зубами, что даже сама это услышала. — Миссис Блэк? — осведомился голос с сильным акцентом. — Вы присесть на минутку? Визит со мной? Я принёс для вас вечерний перекус, поскольку мне сказали, что вы не спите… и торты. Я продолжала смотреть, как машины снуют туда-сюда по мосту, направляясь к асимметричному скоплению зданий, и их разноцветные огоньки мерцают в отражениях на воде. — Нет, спасибо, — произнесла я после небольшой паузы. — Я настаиваю. В этот раз в голосе прозвучал мрачный тон. Я узнавала этот тон. Я знала, что он означал. Я также знала, что угроза не была пустой, и с этого засранца станется использовать ручные настройки ошейника, чтобы ударить меня током и заставить подчиниться. Он делал такое прежде. Он делал это четыре раза за эту неделю. Нет. Пять. Пять раз, когда я была просто не в настроении для его дерьма. Мысленно взвесив, стоит ли ему противиться, если он неизбежно в итоге добьётся своего, я усилием воли заставила себя отвернуться от окна и окинула взглядом пастельную комнату, которую они отвели под мои «апартаменты». Комната была просторной, до абсурдного огромной, как переделанный бальный зал. Размер не делал её менее похожей на тюрьму… как и роскошная еда, которой они меня пичкали, или дорогие платья, халаты и туфли, которые занимали два огромных антикварных гардероба; или ванна с ножками-когтями в мраморной уборной; или высокие потолки с золочёной отделкой; или рояль в углу у противоположного окна. Я чувствовала себя как Рапунцель в башне. Вот только у меня не было красивых золотистых волос. С другой стороны, даже если бы у меня были такие волосы, я сомневалась, что Блэк вскарабкался бы по ним — при условии, что он вообще планировал явиться сюда. Он скорее сказал бы мне спрятаться в той толстой фарфоровой антикварной ванне с ножками в форме лап, пока он атаковал это здание несколькими дюжинами боеголовок «Джавелина»[12] или таким же количеством «Томагавков»[13] в зависимости от того, какой подход он выберет. Хотя, подумала я, опять-таки, ему это может уже и не понадобиться. Я не хотела думать о том, где он находился сейчас. Я не хотела думать о том, кто или что на него охотилось. Я вообще едва могла вынести хоть какие-то мысли о нём, учитывая своё совершенно беспомощное состояние, бл*дь. А ещё боль. Боль ухудшалась как будто с каждым днём. Каждую ночь я просыпалась от того, что провоцировала ошейник, потому что мой свет неизбежно устремлялся на поиски моего мужа, пока я спала. — Идите сюда, — сказал Алексей. В этот раз его тон сделался уговаривающим, словно я была напуганной собакой. Они дали мне пса. Ну, Алексей дал мне пса. Угольно-чёрный щенок ирландского волкодава. Алексей окрестил его «Пётр» и вручил его мне в коробке высотой почти в мой рост. Он обернул эту коробку обёрточной бумагой цвета «золотистый металлик», украсил пурпурно-синим бантом и ввёз на тележке, запряжённой маленьким пони. Два мужчины стояли у двери и трубили в трубы, а упряжь лошадки украшалась колокольчиками. Эти говнюки реально считали, что всё ещё жили в эпоху царей. Тем не менее, я один раз посмотрела на щенка, он один раз посмотрел на меня… и мы оба решили, что он — мой. Он спал со мной каждую ночь. Он не приближался ни к кому, кроме меня. Я просыпалась от того, что он лизал место, где ошейник встречался с моей шеей сзади, впиваясь в мою кожу. Он скулил, так что понимал суть. Я переименовала щенка, назвав его «Пантер»[14]. Он был всего лишь щенком, не старше шести недель, когда они вручили его мне, а теперь ему было, может, восемь или девять недель, но я знала, что он превратится в монстра, когда вырастет. Я решительно намеревалась забрать его с собой, если сумею выбраться из этого бл*дского места живой. Если я уйду, Пантер тоже уйдёт. — Мириам? Голос Алексея звучал мягко. Угрожающе мягко. Этот тон также был мне знаком. Я неохотно повернулась. Ощущая, как он смотрит на меня с края антикварного французского дивана, и чувствуя намерение, вложенное в этот взгляд, жёсткость в этих бесстрастных глазах, я не дала отвращению отразиться на моём лице. Со дня нашей первой встречи его тёмные волосы всегда были зализаны назад. Он одел своё мускулистое, сложенное как у боксёра тело в «варёные» джинсы и шёлковую рубашку с серебристыми и чёрными узорами спереди. Он носил дорогие кожаные туфли (наверное, итальянские), несколько золотых цепей на шее, кольцо с бриллиантом в золотой оправе на мизинце, и бриллиантовую серёжку в ухе, также в золотой оправе. Он выглядел в точности как то, чем он и являлся — еврошваль и сутенёр. Диван, на котором он развалился, выглядел так же нелепо.