– Ну Вик! Скорее! – Что? – Ты что, глухая, что ли? Я же говорю, выключи. – Что? – Рекламу отключи. Не видишь? Девушка наводит курсором на область «можно будет пропустить через пять секунд». С экрана очередной «успешный» бизнес-тренер энергично предлагает записаться к нему на курсы и стать миллиардером. – А что у тебя с лицом? Белое какое-то, – говорит Димка и отправляет очередной сырный кусочек в рот. «И Барсик… Барсик прыгнул вниз, живет… живет такой вот белый… белый кот». * * * – Получилось, – выдыхает голубоглазый. – Я вижу. Старик, похоже, задремал, и фраза ученика заставила его вздрогнуть. На небе появились звезды. Воздух стал заметно прохладнее. Собравшихся прибавилось. Кое-кто из них спал у костра, другие молча следили за молодым шаманом, словно комиссия на экзамене, готовые в любой момент уличить его в жульничестве. – Ты нашел ответы? – Ну, я… – Нашел или нет? Другого не дано. – Не уверен, но я вижу. – Что ты видишь? Реальность? Или то, что тебе позволено видеть? Ученик не отвечает. Он смертельно устал. Хочет спать и поесть не отказался бы. Но безжалостные руки наставника вновь сминают листья и бросают в огонь. – Продолжай! Ты обязан разобраться. Смотри глубже. Внимательно смотри. * * * – Михаил Григорьевич, проходите. С возвращением-с вас. Мужчина с поддельной приторной улыбкой придерживает дверь, пропускает своего начальника вперед. – Прошу. Проходите-с. Снег, налипший на сапоги, рассыпается под ударами тяжелых шагов и разлетается во все стороны по полу. Еще несколько лет назад Михаил Григорьевич, скорее всего, обратил бы на это внимание. Но не теперь. Не здесь и не сейчас. Когда жизнь человека не стоит и гроша ломаного, замечать какую-то грязь на полу? – Чаю не желаете-с? – Пшел вон. – Понимаю-понимаю, Михаил Григорьевич. Устали-с с дороги. Пойду-пойду. Отдыхайте-с. – Постой, – гремит командный голос. – Список с оправданными смертниками на стол через минуту. И срочно ко мне того идиота. – Которого? – Того, который без мозгов, – хрипит грозный голос начальника. – Того, что скоро будет и без головы. Михаил Григорьевич явно недоволен. Он только что вернулся из управления, и, судя по всему, по головке его там не погладили. – Кто сейчас регистрирует смерть осужденных к ВМН? Помощник вытягивается по стойке смирно. – Михаил Григорьевич, не могу знать. Кто на смене, тот и… – Я не спрашиваю тебя, кто там на смене! Ты мой вопрос услышал? Кто записывает умерших, что были реабилитированы? После недолгой паузы, колебаний и плохо изображенных раздумий помощник отвечает, что записи ведет Науменко. – Все данные передаются-с лично ему, после чего сам Науменко и выписывает отдельным бланком имена и фамилии казненных. – Науменко ко мне. – Есть! – рапортует помощник и спешно удаляется за дверь. Михаил Григорьевич прохаживается по кабинету. Ох, как же не вовремя он отказался от спиртного. Вернее, не сам отказался – под страхом трибунала ему запретили выпивать больше рюмки в день. Свою норму на сегодня он, к сожалению, уже выпил, а рисковать и наливать еще опасно. После второй его будет не остановить, сорвется. И он об этом прекрасно знает. А уж если сорвется… Прошлый такой срыв закончился тем, что его с позором, унизительно разжаловали в полковники. Он прохаживается вдоль шкафа. Смотрит на то место, где не так давно, за этой самой деревянной дверцей, были составлены ненаглядные бутылки с коньяком. Да какой коньяк, глоток солдатского спирта вполне бы сейчас устроил. Михаил Григорьевич смотрит на стакан. Поднимает графин с водой и, откинув пробку в сторону, прикладывается прямо к горлышку. Слышится стук в дверь. – Разрешите? – Да! – говорит Михаил Григорьевич, вытирает воду с подбородка и возвращается за стол. – Лейтенант службы безопасности Науменко прибыл. Как быстро, отмечает Михаил Григорьевич. Минуты не прошло. Будто лейтенант был готов к тому, что его должны вызвать, и ждал все это время под дверью. – Садись, лейтенант. Михаил Григорьевич предлагает папиросу, подвигает пепельницу к собеседнику и сам закуривает. Он всегда так делает, когда ему предстоит неприятный разговор. Это стало своеобразным ритуалом. Он даже не замечает, как руки сами проделывают все эти действия. – Скажи мне, лейтенант Науменко, ты вот что, самый храбрый? Или самый глупый? – Михаил Григорьевич делает паузу и следит за реакцией своего подчиненного. – А может, тебе просто больше других надо? Лейтенант смотрит на начальника и искренне не понимает, что здесь происходит. О чем вообще речь и почему полковник позволяет себе разговаривать с ним в таком тоне? – Никак нет.