Что? Что понадобилось Госпоже от него? Быть может Она решила добить его окончательно? Но почему только сейчас, спустя почти две недели? Что случилось? Неужели Ей стало известно о том разговоре с Дэлери? О нет, только не Виан! Он же всегда верил ей, она не могла так предать его! Или все настолько сильно изменилось? Догадки, предположения… сказано же – немедленно! Вскочив на ноги, Руорн, прихрамывая, потрусил в ванную. Из зеркала на него встревожено смотрела непричесанная и небритая физиономия. Как же все некстати! Он, было, взял в руки бритву, но потом снова положил ее на место. Нет времени! Плеснув в лицо водой, и кое-как пригладив топорщащуюся шевелюру, Руорн вернулся в кабинет и остановился перед шкафом. Открыв дверку, он некоторое время с тоской смотрел на свой черный плащ, потом вздохнул и снял его с вешалки. Стоял разгар рабочего дня, и все Служители находились на своих рабочих местах. По дороге Руорну встретились лишь несколько человек из обслуживающего персонала. Люди оборачивались ему вслед, но он не обращал на них внимания. В Зале Отрешения воспоминания нахлынули на Руорна душной волной. Яркий свет, кружащийся перед глазами пол, окровавленный умывальник, сильные руки Виан, поддерживающие его сотрясающееся в приступе рвоты тело, и его собственные руки, испачканные в крови и облезающей с плаща серебристой пыльце. И голос за спиной. Тихий голос улыбающегося Локано. Руорн затряс головой, отгоняя видения прошлого, и зашагал к дверям Тронного Зала. О чем думают смертные перед встречей с Сиарной, какие чувства испытывают? Благоговение? Страх? Сам он никогда не ощущал ничего кроме сосредоточенности, а об эмоциях других людей просто не задумывался. Молчаливые привратники бесшумно распахнули перед ним двери Зала, и Руорн вступил в прохладный полумрак. Звук его шагов гулким эхом разносился под высокими сводами. Он в самый последний момент спохватился, остановившись в Круге Смертных и смиренно уставившись в пол. Простым людям не позволялось поднимать взгляд на Первую Наместницу. Еле слышно вздохнув, бывший Верховный Советник преклонил колено. В этом жесте даже близко не наблюдалось той величественности и изящества, присущих ему ранее. Руорн просто опустился на пол, сгорбившись и покорно ожидая своей участи. Двери за его спиной закрылись с глухим стуком. – Бекташ Руорн, – Сиарна опять-таки не поприветствовала его, сразу перейдя к делу, – через месяц состоится визит госсекретаря Республики, Леона Аустова на Клиссу. Я не стала отзывать сделанное вами приглашение, но хочу отметить, что мнекрайнене нравится способ, которым вы принуждаете меня согласиться на этот визит. – Я… сожалею, моя Госпожа. – Поскольку данный визит – ваша затея, то мне представляется, что вам следует меня…проинструктировать. Мне хотелось бы знать, какую роль вы отвели мне в этом нелепом спектакле. Такого концентрированного сарказма в речах богини Руорну не доводилось слышать еще никогда. В Сиарне определенно говорило раздражение, копившееся не один день. Да и он сам был вызван «на ковер» явно под влиянием эмоционального порыва. Наместница ведь поджидала его уже довольно давно, она уже находилась в трансе в тот момент, когда Руорн вошел в Зал. – Госпожа, – начал он, неотрывно глядя в пол перед собой, – госсекретарь Леон Аустов пользуется большим влиянием во властных кругах Республики, и, если бы нам удалось заполучить его в союзники… – Все это я уже слышала, – перебила его Сиарна, – и я допускаю, что Аустов способен координировать лоббирование наших интересов в республиканском правительстве. Меня сейчас больше интересуют технические аспекты. Как именно этот визит сможет перековать госсекретаря в нашего союзника. Каким образом вы планировали сорвать с его взорапелену мифов и домыслов. Внутри у Руорна все оборвалось. Получается, что Виан все-таки его предала, выдав Сиарне содержание их беседы в «Прайме». Теперь понятно, почему его так внезапно пригласили в Тронный Зал. И так же очевидно, что ничего хорошего его теперь не ожидает, подобные разговоры так просто с рук не сходят никому. – Госпожа… – только и смог выговорить он, чувствуя, что покрывается холодным потом. – Какой вы видите программу визита? Руорн с трудом подавил вздох облегчения. Конкретика – это хорошо. Это означает, что прямо сейчас рвать его в клочья никто не собирается. Ладно, будь что будет! – Я считаю, что список мероприятий не должен сколь либо принципиально отличаться от традиционного набора. Посещение Храма Света, Интерната, встреча с представителями деловых кругов, экскурсия по природным красотам Клиссы… все как обычно. Надо дать возможность Аустову собственными глазами увидеть все, что он сам пожелает. – Я сомневаюсь, что даже самые благоприятные впечатления смогут повлиять на его позицию. Для того чтобы изменить политику целого государства, красивых картинок недостаточно. И он, как госсекретарь, думаю, прекрасно все это понимает. – Да, Аустов умен, – согласился Руорн, – и он все понимает, кроме одной вещи. – И что же является камнем преткновения? – Вы, моя Госпожа. Вы не укладываетесь в его картину мироздания. Аустов в грош не ставит официальную пропаганду, а потому…сомневается. Чтобы помочь ему определиться, подтолкнуть его в нужном направлении, вы должны дать Аустову свою Аудиенцию. По полу под ногами Руорна пробежала дрожь, светильники негромко задребезжали. Сиарна не скрывала своего раздражения. – Я никому ничего недолжна! Помни об этом, смертный! – Истинно так, моя Госпожа! – пробормотал Руорн, морщась от охватившего все его тело жжения. Гнев Богини начал просачиваться наружу. – Тому, кто не впустил меня в сердце свое, нечего делать в моих покоях. Любой человек должен сначала прийти ко мне через Веру, и только после он сможет войти в эти двери! До того момента мне с Аустовым говорить не о чем, мы не услышим друг друга. – Этого и не требуется, моя Госпожа. – Любопытно, – Сиарна выдержала паузу. – За вашими словами мне видится дерзкий и святотатственный замысел. В чем же он состоит? – У Аустова есть внучка, Сьюзен… сирота. Ее родители погибли в автокатастрофе. – Мне это ведомо. – Она… больна, – жжение не ослабевало, и Руорн уже почувствовал во рту металлический привкус крови. – Она перенесла тяжелую форму Песчаной лихорадки, девочка обречена… но вы можете проявить свою Милость… спасти ее. И тогда в лице Аустова вы обретете самого… преданного слугу, которого только можно пожелать! – Мне оскорбительно ваше предположение, что моя Благодать может рассматриваться как плата за чью-то лояльность! – Не за лояльность, – тело Руорна сотряс кашель, – но ради того, чтобы дать людям по всей Галактике возможность приобщиться к вашему свету! Это малое проявление вашей Милости приведет к вам миллионы новых почитателей! – Умножая друзей, множишь ты и врагов своих! – Это неизбежно, но все же лучше, чем сидеть, сложа руки, и смотреть, как страдают те, кто лишен вашей Благодати. – В любом случае, вы просите невозможного, – богиня сбавила темп и заговорила чуть тише. – Милость моя безгранична, и любой, обратившийся сердцем своим ко мне, может к ней приобщиться. Но неверным никогда не найти дорогу к ее источнику. – Сьюзен – чистое сердцем невинное дитя! А для детей ваши храмы всегда открыты. – Вы хотите большего. Вы ждете от меня божественной помощи, но она доступна только через молитву. Однако, хотя я внимаю миллионам молитв, ни в одной из них я не слышу прошения за Сьюзен Семко. – За нее буду молиться я, – прошептал Руорн. – Дерзко. Смело. И вы готовы взять на себя груз ответственности за все возможные последствия? – Да, моя Госпожа. Довольно долго Сиарна молчала, будто взвешивая все «за» и «против». Руорну оставалось только терпеливо ждать ее вердикта. – Один маленький человечек – ключ к великим свершениям, – негромко хмыкнула Богиня. – А вы точно знаете, что ждет нас за той дверью, которую этот ключик отворяет? – Что бы там ни было… ради вашей славы я приму все. – Великая Слава может привести за собой Великую Боль. – Я приму все. Даже смерть, если так будет угодно судьбе. – Я слышу в вашем голосе странную покорную обреченность – заговорила Сиарна после очередной паузы, – почти облегчение. Как будто выжелаетеумереть. – Умереть может только тот, кто живет, – ответил Руорн, продолжая глядеть в пол, – а я не живу, я –существую. – Что вы имеете в виду? Руорн вздохнул. Когда он сказал все, что должен, сделал все, что мог, когда, наконец, донес до Сиарны суть своего отчаянного замысла, он почувствовал себя совершенно опустошенным. Но в этой опустошенности присутствовала и свобода. Теперь он мог говорить все, что хотел. – Жизнь – это движение, моя Госпожа. Движение из прошлого в будущее. Но у меня нет и никогда не было прошлого, я не знаю, кто мои родители, не помню своего детства, за долгие годы у меня так и не появилось настоящих друзей. И впереди я не видел ничего, что можно назвать будущим. Мне не на что опереться сзади и не за что ухватиться впереди. Я жил одним лишь настоящим. Вся моя жизнь, весь смысл ее состояли в служении вам, моя Госпожа. Каждое утро я просыпался с мыслью о том, что я вам нужен, что я могу сделать что-то для вас полезное. Теперь же вы отняли у меня и настоящее. Лишили меня всего, что я имел, всего, что заставляло биться мое сердце. Да, я хожу, разговариваю, но это все – рефлексы, дерганье механической игрушки, безучастно ожидающей, когда закончится завод пружины. Это – не жизнь, и я не могу умереть, я могу лишь прекратить существование. – Бекташ Руорн, смертным не пристало упрекать богов. – А мне наплевать! – огрызнулся тот, дерзко вскинув голову и взглянув прямо на закутанную в белое Наместницу. – Я уже не смертный, я –мертвыйи теперь могу говорить все, что пожелаю. Даже вам. У мертвецов, знаете ли, тоже есть определенные привилегии. Мне теперь наплевать, что вы обо мне думаете и как со мной разделаетесь. Мне… – первоначальный запал Руорна угас, и он снова бессильно уронил голову. – Мне просто… мне уже все равно. Он чувствовал, что после этих слов его глаза должны были наполниться слезами, но охватившее его отчаяние отказывалось прорываться наружу. Оно всего-навсего лишило его последних сил. Пауза затягивалась. В звенящей тишине было слышно, как за окном чирикают воробьи, облюбовавшие дворцовые подоконники. Наконец, с трона донесся легкое дуновение, отдаленно напоминающее вздох. – Ни один человек, будь то смертный или Служитель, не позволял себе говорить со мной таким тоном, – нарушила молчание Сиарна, – и когда-нибудь я вам, Бекташ Руорн, это припомню. Что же касается вашего дальнейшегосуществования, то вы возьмете на себя подготовку и проведение официального визита государственного секретаря Галактической Республики Леона Аустова на Клиссу. Вы заварили эту кашу – вам ее и расхлебывать. Вы разработаете и согласуете со всеми вовлеченными сторонами программу его пребывания, встретите господина Аустова и его внучку по прибытии, и будете неотступно сопровождать их до самого отлета. Вы станете тенью госсекретаря, вы будете отвечать на все его вопросы и удовлетворять его малейшие капризы. Я дам ему свою Аудиенцию. Вам все ясно? – Да, моя Госпожа. – Вы свободны… Младший Советник Руорн. Прием у Верховной Жрицы близился к своему завершению, когда дверь ее кабинета резко распахнулась и Руорн, сопровождаемый протестующими возгласами адъютантши, буквально влетел внутрь. Дэлери недоуменно нахмурилась, но тут ее взгляд упал на плащ, по отворотам которого неспешно проступал серебристый узор. Еле заметного движения ее пальцев было достаточно, чтобы посетители, проявив редкостную сообразительность и расторопность, покинули кабинет, сжимая охапки документов. Когда дверь захлопнулась за последним визитером, Руорн вскинул руку и, наставив на Верховную указательный палец, двинулся вдоль стола. – Я тебе доверял, как родной сестре! Я излил тебе свою душу, а ты… ты прямиком помчалась к Сиарне и все ей выложила! Все до последнего слова! – он буквально задыхался от ярости. – Как ты могла так поступить со мной?! – Ты зарываешься, Бект, – голос Дэлери оставался ровным и бесстрастным. – Пожалуйста, не забывай, с кем говоришь. Остынь и давай еще раз с самого начала, но уже спокойно. – Остыть?! Мне?! После того, как ты так бессовестно меня предала?! Ну уж нет! – Ты говоришь о нашем ужине? – Разумеется! О чем же еще?! – Тогда будь так любезен, помолчи минутку и послушай меня. – Ну?