– Как у вас дела? – спрашивала по телефону ее мама. – Хорошо, – отвечала Ванда. Раз за разом повторяя одно и то же, молодая женщина задумалась. Как-то подозрительно все хорошо у них с Михаилом! Никаких стычек, никаких споров, на работе муж не задерживается, денег не жалеет, пароль на сотовый не ставит, чужими духами от него не пахнет. Странно! Ванду настораживало: Шаранов не заговаривал о ребенке. Более того, во время любовных игр он тщательно предохранялся. Сначала это привело ее в восторг – обычно мужчины не особо пекутся о безопасности секса, а ее Миша и в этом являл пример заботливого супруга. Но постепенно Ванда все чаще стала задумываться, в чем причина подобной предусмотрительности? Не то чтобы она собиралась немедленно обзаводиться малышом – ей хотелось годик-другой пожить для себя, насладиться всеми благами, которые предоставило удачное замужество. Разумеется, она будет рожать – потом. Миша, казалось, разделял ее точку зрения. Однако по прошествии трех лет в его поведении ничего не изменилось. – Я хочу ребенка, – одним дождливым осенним утром заявила Ванда. Она сказала это нарочно, чтобы проверить реакцию мужа. Он долго молчал, глядя в потолок. Они проснулись и продолжали лежать в постели – впереди было воскресенье, никуда спешить не надо. Холодильник забит едой, билеты на модный спектакль куплены заранее, нарядное платье приготовлено и висит на плечиках, так что до вечера полно свободного времени. – Почему ты молчишь? – Думаю, – лениво ответил Михаил. – Тебе всего двадцать четыре. Куда спешить? – Зато тебе – тридцать два! Он рассмеялся. – Я не против ребенка… Только давай еще подождем. Поездим по Европе. Ты же сама мечтала! Ребенок – это серьезно, дорогая. Ванда была с ним согласна. Ее совершенно не привлекали бессонные ночи, пеленки, катание коляски по загазованному скверу у дома, многочасовые бдения у песочницы. Пока что не созрела она для материнства. Но в ней разбушевался дух противоречия. – Может, у тебя уже есть ребенок, поэтому ты… Он не дал ей договорить, закрыл рот поцелуем. – Хватит городить чепуху. – У тебя были женщины… до меня? – Конечно, – не отпирался Шаранов. – Ты прекрасно знаешь, что любой мужчина имеет добрачные связи. Я не исключение. – В сущности, мне ничего о тебе не известно… – По-моему, наоборот. – Ты меня любишь? Давно она не спрашивала мужа об этом. Как-то само собой подразумевалось, что он любит ее, она – его. – У тебя возникли сомнения? «Да, да, возникли!» – хотелось сказать ей. – Нет. Странные существа – женщины. Мужчины, пожалуй, тоже. – В чем же тогда дело? – недоумевал Михаил. – Тебе приснилось что-то плохое? Не говоря ни слова, Ванда поднялась, сунула ноги в мягкие тапочки и отправилась в ванную – наводить красоту. «Может быть, Миша не хочет детей? – гадала она, стоя под душем. – Или у него есть другая? Жены всегда узнают об этом последними. Я – шляпа! Рассиропилась, размякла от сладкой жизни, потеряла бдительность…» Она гнала от себя тревожные мысли, но они присосались, словно пиявки, – попробуй избавься. Ванда не относилась к числу недалеких простушек, главным достоинством которых была кукольная внешность. Ее цепкий ум принялся анализировать разные подозрительные мелочи в поведении Шаранова. Например, он вроде бы смотрел телевизор, тогда как на самом деле думал о чем-то своем. Несколько раз случалось так, что Ванда делала какое-нибудь замечание по ходу фильма или шоу, а Михаил отмалчивался. Ему нечего было сказать! В театре муж скорее делал вид, что увлечен спектаклем, а потом ничего толком не мог вспомнить. Однажды Ванда не выдержала. «Ты будто спал, – возмутилась она. – Неужели не понравилось? Сама Лагутина в главной роли!» «Мне не интересно, – отмахнулся он. – Я хожу в театр ради тебя!» В общем, ничего особенного. Других мужей в театр силой не затащишь: они проводят время в саунах с девочками, устраивают загородные пирушки, куда жен не приглашают… Развлекаются, как в голову взбредет. Почему же Ванда испытывала муки ревности, казалось бы, на пустом месте? Наверное, ей не хватало остроты чувств… Слишком уж все гладко, благополучно у них с Шарановым. Слишком пресно. Когда-то еще в школе она без памяти влюбилась в учителя физкультуры – бывшего легкоатлета, который из-за травмы вынужден был бросить большой спорт. Страдала, не спала ночами, не смея никому признаться в «запретной страсти». А потом однажды увидела его в парке с женой – подвыпившего, небрежно одетого. Супруги ругались, не стесняясь прохожих. Кумир Ванды рухнул с пьедестала, и любовь как рукой сняло. С тех пор она дала себе слово, что выйдет замуж только за достойного мужчину, о котором будет знать все. На поверку вышло иначе. Шаранов свалился как снег на голову, закружил, увлек, очаровал. Очнулась Ванда уже после свадьбы, его законной супругой. И не жалела об этом. «Должно быть, Миша тут ни при чем, – трезво рассудила она. – Просто счастье тоже приедается. Как любое, даже самое изысканное блюдо». Придя к такому неутешительному выводу, Ванда все же решила пристальнее приглядеться к мужу – наверстать то, что не успела сделать до брака. В сущности, они встречались всего пару месяцев, и Шаранов сразу предложил руку и сердце. Любовь ослепила, застила белый свет. Любовь ли? А что, если расчет? Ванду бросило в жар. Испугавшись собственного предположения, она выскочила из душа, замотала волосы полотенцем и занялась привычным делом – приготовлением завтрака. Поставила чайник, взбила омлет. Намазывая тосты абрикосовым джемом, она почти успокоилась. Михаил прав: с ребенком лучше повременить. За столом супруги сидели молча. Ванда видела, что муж ест без аппетита… но вопросов не задавала. Хватит на сегодня. Она поймала себя на том, что с болезненным любопытством прислушивается к его телефонным разговорам, наблюдает, как он собирается на работу: не выбирает ли лучшую рубашку, не многовато ли парфюмерии использует? В конце концов она рассердилась. «Я превращаюсь в ревнивую мегеру. Не хватало закатить бабскую истерику! Михаил не поймет и будет прав…» * * * В понедельник Ванда нарушила свой распорядок – вместо магазина отправилась в парикмахерскую: захотелось обновить прическу, сделать маникюр. Сидя в кресле и вверив свои волосы мастеру, она опять погрузилась в ревнивые мысли. Что-то не так пошло у них с Шарановым. Где-то засбоила программа «благополучная семья». В систему проник вирус. Ванда задумалась о любви – не как наивная и восторженная девочка, а как взрослая женщина, замужняя дама. Когда в ней проснулось это чувство? На ум пришел учитель физкультуры. Ванда пренебрежительно фыркнула. – Что случилось? – спросил парикмахер. – Слишком коротко? Она придирчиво посмотрела в зеркало. Пожалуй, он и правда увлекся, многовато снял на висках… А, не все ли равно? – Нет, просто непривычно… Он снова защелкал ножницами, а она пустилась в воспоминания. В классе за ней бегал Женька Ратников, проходу не давал. Но куда ему было тягаться с учителем? Многие мальчишки-одноклассники отставали в росте и развитии от девочек, вот и Ратников едва доставал Ванде до уха. Какая могла быть любовь к такому вихрастому коротышке? Она усмехнулась, чем вызвала новую волну беспокойства у мастера: – Здесь подлиннее оставить? – Не надо, – качнула головой Ванда. – Я полагаюсь на ваш вкус… А Ратников, между прочим, таскался за ней тенью, дарил на день рождения дорогие подарки. И где только деньги брал? Наверное, копил месяц за месяцем, отказывая себе в бутербродах и мороженом. Над ним смеялись, а он не обращал внимания – безропотно решал за Ванду задачки, дежурил вместо нее, на школьных вечеринках охотно ей прислуживал: то подай, это унеси… Ему было плевать на злые шутки одноклассников, их откровенное подтрунивание. В одиннадцатом классе Ванда заметила, что Женька перерос ее, – вытянулся, возмужал, поумнел. В его ухаживании стало меньше угодливости и больше предупредительной вежливости, – как бы она сейчас сказала, галантности. Но любви в сердце Ванды он разжечь не сумел. Или она еще была не готова. Хотя как же учитель? Видать, то чувство называлось как-то иначе: обожание, первое влечение к мужчине, поклонение идеалу… А идеал-то оказался никудышный! Выходит, не разбирается она в людях, не видит их внутренней сути. Может, и в Шаранове ошиблась? «Интересно, где сейчас Ратников? – подумала Ванда. – Каким он стал? Кем работает? По-прежнему любит меня или давно забыл? Конечно, забыл…» * * * После ночных заморозков деревья начали стремительно терять листву. Аллеи были сплошь усыпаны бронзой и червонным золотом кленов. Сквозь голые ветки светило бледное ноябрьское солнце. Ванда неторопливо прогуливалась, набирая номер бывшей одноклассницы, который чудом сохранился в ее справочнике. Она не отдавала себе отчета, зачем делает это. – Привет, Алька, как дела? – Нормально. А у тебя? Пустые, ничего не значащие фразы, наигранная радость в голосе. Давно они не встречались, не болтали по душам. Если быть до конца честной, Ванда ни с кем не делилась сокровенным, ни у кого не спрашивала советов. Жила как умела, как считала нужным. В ее жилах текла малая толика польской крови – от бабушки, – но и той хватало, чтобы «шляхетская гордость» порой затмевала остальные черты характера. Вероятно, эта самая гордость когда-то помешала ей ответить взаимностью Ратникову. Не только росточком не вышел кавалер – не было в нем ни мужской стати, ни удали, ни того особого лоска, которые могли привлечь капризную разборчивую Ванду. Зато Шаранов сразу покорил ее сердце. – Ты виделась с кем-нибудь из наших? – спросила она. Знала, какой вопрос задать. Первая сплетница в классе, Алька затрещала без умолку, – с годами это ее качество усилилось. На Ванду обрушился поток информации, который она не успевала осмыслить. О каких девчонках идет речь? О каких мальчишках? Некоторые фамилии напрочь выветрились из памяти. – Женьку Ратникова помнишь? – с трудом вклинилась она в бурный Алькин монолог. Бывшая соседка по парте на мгновение запнулась, но тут же разразилась новой тирадой. Она работала продавщицей в бутике, цены там были запредельные, покупатели заходили редко, и Алька целыми днями изнывала от скуки, слоняясь между вешалок с изысканными нарядами от-кутюр. А тут такой повод отвести душу! Спустя четверть часа Ванда услышала о Ратникове столько, что у нее голова пошла кругом. Оказывается, Женька отслужил в армии, женился, развелся, устроился в милицию, уволился и открыл частное детективное агентство. – Ты шутишь! – вырвалось у Ванды. – Я думала, он в авиастроительный пойдет. Он же был помешан на самолетах!