А перо получилось на загляденье, почти такое же, как и те, какими я писал в детстве, в начальных классах, когда шариковых ручек еще не было. Достав из кармана круглую палочку, что выстрогал для меня Петро, я протянул ее Ларту и объяснил, что надо сделать. Когда все было закончено, достал из кармана склянку с чернилами и на обратной стороне чертежа с пером написал несколько слов по-русски. Перо писало прекрасно, при нажатии увеличивая толщину черты и делая тонкую соединительную линию. Рядом приплясывал от нетерпения Ларт, я протянул ему ручку и предложил попробовать. О, сколько было восторгов! Когда он немного успокоился, я предложил ему обсудить наше дальнейшее сотрудничество. – Вот посмотри, мастер, если сделать форму по размеру пера, с острыми краями, то можно, просто ударив по обратной стороне формы молотком, с одного раза вырубать изделие, потом изготовить форму и изгибать в ней перо, так как нам надо после этого его закалить. Отработав технологию, можно поставить трех разных человек делать все это. Это значительно увеличит количество изделий и уменьшит их себестоимость. У меня много задумок, которые могли бы принести нам с тобой немалые дивиденды. Но все это возможно только при соблюдении коммерческой тайны до определенного времени. Ларт и половины того, что я сказал, не понял, хотя сам процесс ухватил сразу. Пришлось объяснять, что такое технология, себестоимость, а также коммерческая тайна. Когда ликбез закончился, Ларт стал очень серьезным и, приложив руку к сердцу, сказал: – Господин Алекс, я клянусь выполнять все ваши указания и условия, и пусть боги станут свидетелями в этом. – Ну что же, очень хорошо, думаю, все у нас получится, мастер Ларт. Я заметил, что, когда я называл его мастером, Ларт смущался и краснел. Обговорив все нюансы предстоящего дела и наметив, что для этого надо, я попросил Ларта изготовить к утру следующего дня еще пару перьев и несколько рыболовных крючков, тут же нарисовав их на клочке бумаги. Так как денег у Ларта на закупку материала не было, выделил ему одну серебряную монету, и мы договорились, что в течение месяца он изготовит тысячу перьев, а вечером зайдет на постоялый двор, а я к этому времени подготовлю еще несколько чертежей. Расставшись с Лартом, решил зайти и к остальным мастерам, чтобы глянуть, как продвигается мой заказ. В принципе, все изделия были почти готовы раньше согласованных сроков. Договорившись, что рано утром я приеду и все заберу, произведя окончательный расчет, я поспешил на рынок. А вот на рынке меня ждало разочарование. Сарт бродил среди черепков разбитых горшков, сверкая подбитым глазом, остальные селяне тоже были в разной степени помятости. Подойдя ко мне, Сарт развел руками. – Налетели, ни слова не говоря, побили и убежали. – Ладно, ден Сарт, не расстраивайся, успокой мужиков и делай то, о чем договорились, а если что-то осталось целым, – я показал на возок с горшками, – раздай селянам и простым горожанам. Сарт удивленно посмотрел на меня. – Подумай сам, – продолжал я, – купить что-то сейчас они будут опасаться, а оставлять посуду нельзя: куда грузить покупки? Кстати, завтра рано утром грузим у кузнецов металл и уезжаем. Что с лошадьми и телегами? – Все отобрал и оплатил, будем уезжать с рынка, заберем и телеги с лошадьми. – Хорошо, не затягивай, дел у тебя еще много. Следующей я посетил книжную лавку. Лавочник узнал меня и заулыбался. – Что желает молодой господин? – спросил он, изображая поклон. – Да вот решил еще бумаги у вас прикупить да скляночку чернил. Старик удивленно поднял брови. – Вы так много пишете? – Что делать – приходится! – улыбаясь, ответил я. Расплатившись, я попросил доставить покупки в «Добрую вдову», достал из кармана ручку и предложил старику оценить ее. Недоуменно покрутив ее в руках, он вернул ее мне обратно, сказав, что не представляет, что это такое и для чего предназначено. Пришлось устроить демонстрацию. Старик был потрясен и, попробовав сам писать этим инструментом, уже не хотел выпускать его из рук. Он все допытывался, за сколько я ее ему уступлю. С трудом забрав ручку, я сказал, что это демонстрационный экземпляр и он не продается, а вот дней через тридцать будет доставлена большая партия точно таких же ручек, которая и будет предложена ему для продажи. Дедок с сожалением смотрел, как я прячу так понравившийся ему девайс, при этом клятвенно меня заверив, что будет счастлив помочь мне в реализации товара. По дороге в лавку портного я заглянул в денежный дом – меня просто заинтересовала вывеска, где ничего не было нарисовано, а была одна только надпись, и у двери стоял вооруженный охранник. Оказалось, что это местный банк, при этом приказчик, что меня встретил, объяснил, что деньги которые будут положены на счет, потом можно снять в любом банке империи и даже в других странах, предъявив выданную пластину, где будет указана сумма средств на счету. При каждом снятии денег или их пополнении ставят отметку, какой остаток на счету. Подумав, я решил оставить девять золотых, а остальные разменять на более мелкие монеты. Получив медную пластину с суммой на моем счету, я направился к портному. Пора посмотреть, что там мне нашили. Портной меня порадовал: все было сделано добротно и идеально подошло. Нигде не жало, не давило. Девушки, которые измеряли меня в прошлый раз, принесли отполированный бронзовый лист, заменяющий, как я понял, зеркало, и я впервые увидел себя. На меня смотрел симпатичный юноша с черными вьющимися волосами, серыми глазами и еще пухлыми юношескими губами. «А ничего себе так я тело отхватил!» – подумал я, рассматривая себя. Трусы я мерить не стал, полагая, что и так подойдут. Портной спросил меня, не буду ли я против, если он будет шить такие же и для других клиентов, и нет ли у меня еще каких-либо моделей одежды. – Да нет, не против, – сказал я, – при условии, что тридцать процентов прибыли от продажи будут выплачиваться мне. А модели у меня есть, и есть даже кое-что для женщин. Поторговавшись и сойдясь на двадцати процентах, мы договорились, что в следующий мой приезд, который я планировал через месяц, привезу ему эскизы новых моделей одежды. Я прикупил себе еще симпатичную широкополую шляпу, и мы расстались вполне довольные друг другом. Уже когда я подходил к «Доброй вдове», из какого-то дома выскочил ребенок и, столкнувшись со мной, стал падать. Я резко наклонился, чтобы подхватить малыша и не дать ему разбиться о брусчатку улицы, и тут что-то ужалило меня в левое плечо. Успев все-таки поймать мальчишку, я скосил глаза влево и был очень удивлен, увидев застрявшую в камзоле стрелу. Если бы я не нагнулся, она бы точно ударила меня в лопатку в районе сердца. – Не носись ты так, торопыга, разобьешься! – сказал я, отпуская малыша и обламывая наконечник стрелы. Заведя руку за спину, кое-как выдернул древко стрелы, почувствовал, как по плечу потекло что-то теплое. Внимательно оглядел предполагаемый район, откуда она была пущена, но все было тихо и спокойно, и никого не было видно. Посчитав за лучшее поскорей убраться с этого места, я чуть ли не бегом припустил на постоялый двор. Войдя в помещение, поманил за собой Линику и направился в свою комнату. – Зайди и закрой дверь, – стаскивая с себя кафтан и рубашку, сказал я застывшей с открытым ртом девице. – Господин, я не… – попыталась что-то сказать она, но я так и не дал ей договорить. Схватив ее за руку, втащил в комнату и закрыл дверь, она только и успела пискнуть. – Посмотри, что у меня там, – попросил я, разворачиваясь к ней спиной. – Ого… – раздалось через некоторое время, – у вас тут рана и кровь течет! – Пойди возьми крепкого вина, чтобы промыть ее, а также чистого полотна, чтобы перевязать. И молчи, никому ни слова. После того как рана была обработана и перевязана, Линика опять принялась дразнить меня. – Ах, господин, я так обрадовалась, когда вы позвали меня и принялись раздеваться. Думала, ну все, наконец займемся с вами любовными утехами. А тут оказывается, что я как лекарка нужна. Эх, что же мне так не везет! Я решил подыграть и, схватив ее за талию, сделал вид, что хочу бросить ее на кровать, говоря при этом: – А вот теперь и кое-чем еще заняться можно. Линика заверещала и, вырвавшись, бросилась к двери. Я только и услышал затихающий топот ее башмаков и захохотал. Увалившись одетым на кровать, принялся обдумывать все что произошло. Совершенно ясно, что тут не обошлось без Шило и его хозяев. Поступки не отличаются новизной и какой-то выдумкой, злодеи действуют шаблонно, по одному и тому же сценарию. Говоришь, что товар твой, а платить не хочешь – лишим тебя товара, сопротивляешься – применим физическое убеждение или даже устранение фигуранта, в назидание другим. Неясно мне во всем происшедшем одно. Память Алекса мне подсказывала, что, произойди со мной что-то серьезное, сильное ранение или тем паче смерть, разбираться во всем этом будут дознаватели Кентии. А представители того государств, на чьей территории это произошло, будут присутствовать лишь как наблюдатели – чтобы кентийцы совсем уж не скатились к беспределу. И это касается всех подданных Кентийского государства. В моем случае, думаю, будут еще более жесткие меры. За все пятисотлетнее действие договора между Кентией и другими государствами это положение было задействовано всего лишь три раза. Хорошо, допустим, Шило идиот и не понял, что я являюсь кентийцем, но ведь я в мэрии представился своим полным именем, а приставку «эль» имеет только кентийское дворянство. Правда, я опустил еще одну приставку – «тан», которая говорит что я принадлежу к правящей династии, но это в настоящем случае неважно. И если он действовал с согласия своих хозяев, то напрашивается вывод, что кто-то намерен втянуть империю в большую разборку, а то и в войну с Кентией. Значит, провокации против находящихся в настоящий момент в империи кентийцев будут продолжаться. Но и о том, что произошло со мной, при первой возможности надо сообщить в посольство Кентии. Да и падение коня на ровной дороге… Пусть он споткнулся, но упасть… В общем, вопросы есть. А вот что делать с Шило пока не знаю, хотя вроде бы тут и думать не о чем, он труп, за то что, он совершил, другого наказания нет. Сам ли он стрелял или нет, это уже не важно, но он еще и деньги не принес, хоть и сумма не маленькая но при нормальном отношении ее можно и скорректировать в сторону уменьшения. Но я дворянин и оставить все без ответа просто не имею права, меня никто не поймет. Но еще бы неплохо выяснить, кто его надоумил выстрелить в меня. Лежи не лежи, но пора заняться делом, скоро вечер, а мне надо еще пару чертежей подготовить, конечно, с новым пером это будет удобней и тем не менее. Когда в дверь постучали, я уже закончил свои мучения с черчением и сворачивал листы в рулон. В дверь протиснулся Сарт и сообщил, что они полностью все закупили и загрузили, осталось лишь то, что заберем у кузнецов. – Ну что же, это хорошо, готовьтесь, завтра поутру догружаемся и выезжаем. Было бы хорошо, если бы никто никуда не ходил, а спокойно поужинали и легли отдыхать. Я, конечно, не сказал старосте о том, что со мной произошло – попытаюсь все эти вопросы решить сам, – но лучше все-таки поопасаться. Кроме того, для себя я уже принял решение и вечером намеревался посетить небольшую таверну в южной части города, где собирались подручные Шило и он сам. Спустившись в зал, я попросил Линику принести мне кружку молока и сладких пирогов и спокойно стал ждать появления Ларта. После двух пирожков и кружки молока аппетит только разыгрался. Ларт вошел как-то неуверенно, видно было, что он не является завсегдатаем таких заведений. Остановившись у входа, принялся озираться, наконец, заметив меня, рванул ко мне, радостно улыбаясь. Усевшись за стол напротив, он, не прекращая улыбаться, сообщил, что впервые находится в таком заведении. На правах пригласившей стороны я заказал ужин на двоих и поинтересовался у Ларта, что он будет пить. На что тот замахал руками и стал меня уверять, что он абсолютно не голоден и есть, а тем более пить ничего не будет. Но когда принесли исходящую паром кашу с мясом и жареную курицу, непроизвольно сглотнул слюну. На все его заверения я ответил, что ужин уже заказан, а выбрасывать все жалко, поэтому ему хочешь не хочешь, а придется поесть. После нескольких ложек у меня создалось впечатление, что он вообще сегодня ест впервые. Когда с основной частью ужина было покончено и нам принесли пироги и горячий травяной настой, мы разговорились, и так, неспешно беседуя, я выяснил что отец Ларта внезапно умер год назад, оставив вдову и троих детей с небольшими накоплениями и рухнувшими планами. Правда, мастерская и инструмент были его собственностью и по наследству перешли семье. Ларт пытался работать, но кто всерьез примет восемнадцатилетнего пацана в обществе, где подмастерьями ходили до тридцати лет! Поэтому мастерскую уже хотели продать, а Ларт собирался идти в городскую стражу, благо имелась возможность туда пристроиться. И вот только мой заказ изменил ситуацию, а если и правда будут другие заказы, как я и обещал, то это в корне меняет дело. Положив на стол чертежи, которые я приготовил для Ларта, я собирался его ознакомить с тем, что хочу ему предложить, но тут дверь открылась, и в зал вошел абсолютно седой старик благообразного вида, а вместе с ним два амбала довольно колоритной наружности. Вышибала, сидящий у входа, заметно напрягся. Старик о чем-то тихо спросил у вышибалы, и тот, кивнув в мою сторону, что-то ответил ему. Тот успокаивающе поднял руку и не спеша направился в мою сторону. – Разрешит ли господин присесть? – спросил он, подойдя к столу и изобразив поклон. – Прошу вас, – показал я на место рядом с Лартом. – Прошу прощения, если я нарушил вашу беседу, – продолжил старик, усаживаясь на лавку. – Я займу совсем мало вашего времени. Один из бывших наших людей, в нарушение всех мыслимых и немыслимых правил, нанес вам убытки и обиду, поэтому я очень прошу вас, господин, принять от меня компенсацию за этот инцидент. – И старик положил на стол три серебряные монеты. – А также, – продолжил он, – хотелось бы считать, что недоразумения между нами исчерпаны. Он сделал знак пальцами, и один из его сопровождающих положил на стол что-то завернутое в тряпочку. Не спеша развернув тряпицу, я просто был ошарашен: там лежали уши с приметной серьгой в одном из них. Я просто не ожидал ничего подобного и поэтому прилагал максимум усилий, чтобы выглядеть невозмутимым. Но думаю, что это мне не удалось, слишком уж все было неожиданно и, что там греха таить, омерзительно. Обратил внимание, как пристально смотрел на меня этот странный гость. – Что же, – произнес я, наконец справившись с собой, – благодарю вас, вы избавили меня от трудов самому отрезать уши этому простолюдину. Все, что произошло, забыто, – и пододвинул одну из принесенных им монет обратно. Старик снова внимательно взглянул на меня и поднялся. Поклонившись, он развернулся и также не спеша двинулся к выходу. Его сопровождающие услужливо распахнули перед ним дверь, и, когда она за ними закрылась, казалось все, кто находились в помещение, спокойно выдохнули. Я подозвал Марту и, когда та подошла, спросил, кто это был, на что та удивленно посмотрела на меня и тихо ответила, что это был сам Седой, глава Ночной гильдии. Показав на сверток в тряпице, который так и лежал на столе, я попросил ее, чтобы кто-нибудь это убрал, а лучше всего где-то прикопать. Марта развернула сверток и прижала ладонь ко рту, словно боясь непроизвольно вскрикнуть, потом, осторожно двумя пальцами захватив тряпицу, удалилась. Ларт сидел бледный и ошарашенный, не зная, как себя вести; чтобы отвлечь его, от всего произошедшего, я развернул чертежи. На одном я изобразил складной нож с набором всевозможных полезных лезвий и приспособлений. Помимо лезвия тут были ложка, небольшая пила, ножницы, шило и плоскогубцы, в общей сложности порядка двенадцати предметов – назвал я все это «нож странника». Все было изображено в нескольких проекциях, с моими комментариями. На втором чертеже я изобразил письменный прибор с полным набором всех нужных предметов. В середине длинной подставки находилась чернильница, а по бокам ее – рыцари на конях, держащие в руках вместо пик ручки для письма с металлическими перьями, по краям были сосуды для песка, используемого для сушки чернил, и запасные перья, все сосуды имели крышки в форме остроконечных шлемов. Материалы могли использоваться самые разные, от дерева и бронзы до мрамора и гранита.