– Она посылает мне мысли прямо в голову. Иногда они звучат прямо её голосом. У неё очень красивый голос, певучий, с металлическим отливом. – А на каком языке она с вами говорит? – Вы не понимаете. – Он мотнул головой. – Она посылает сигнал на своём языке, но она умеет трансформировать его в мыслеобразы, которые потом раскрываются в твоём сознании уже на понятном тебе языке. Хромов сделал ещё один глоток кофе – он уже совсем остыл. – Хорошо, – продолжил он. – А вы не задумывались, почему она разговаривает именно с вами? Поплавский повёл плечами. – Понятия не имею. Просто выбор пал на меня. Не думал об этом, да это и не так важно. – Хорошо, хорошо… – Хромов задумался. – Вас тут персонал не обижает? – В смысле? Нет, нет, всё хорошо… ваша Зинаида Петровна похожа на директора нашей школы, а в остальном всё хорошо. – У вас были проблемы в школе? – Можно и так сказать. – Поговорить о них не хотите? – Я бы поговорил об этом позже. Хромов посмотрел в окно, потом снова на Поплавского, устало улыбнулся ему и сказал: – Так вот, Эдуард, я сейчас скажу вам вещь, которую всегда говорю всем моим пациентам. Слушайте внимательно. В том, что вы здесь, нет ничего плохого. Как и нет ничего плохого в том, чтобы быть, как вы говорите, психом. Болезни нужно лечить. Когда у вас болит нога, вы же идёте к врачу лечить ногу? А когда болят мозги… Моя дочь рассказывала, как учительница сказала ей, цитирую: «Вот в наше время не было никаких психотерапевтов, и ничего, выросли нормальными». Я тогда очень долго смеялся, потому что… А с чего вы взяли, что выросли нормальными? Поплавский усмехнулся, его глаза оживились. – Вокруг нас, – продолжил Хромов, – каждый день ходят сотни, тысячи больных. Напрочь отбитых, совершенно двинутых. Они думают, что они нормальные. Они даже не собираются лечиться. Они говорят: у меня всё хорошо, я не псих. При этом почти каждый – травмированный, с тревожным расстройством, с депрессией, с паническими атаками. Люди сходят с ума. Тихо, в своём уголке. Пограничники, биполярники, которые ничего не знают о себе. И никто об этом не знает. У тебя плохое настроение? Развейся, ты просто сам себя накручиваешь – говорят тебе. Знаете, был один парень, у него всё время было очень плохое настроение. А друзья говорили ему: да брось ты, просто надо отвлечься, сходи погуляй, и всё пройдёт. Ну, он сходил погулять в лес и повесился. – У меня всё в порядке с настроением, – развёл руками Поплавский. Хромов кивнул. – И поэтому вы пошли в Пулковскую обсерваторию и стали кидаться на людей. – Я сделал то, что должен был. – Хорошо. – Хромов устало улыбнулся. – Пока что мы, пожалуй, закончим. Я жду вас сегодня в пять часов вечера, сделаем пару тестов и поговорим о вашем лечении. Зинаида Петровна! Дверь открылась, и в проёме снова появилась медсестра. – Отведите, пожалуйста, Эдуарда Максимовича в палату, пусть он отдохнёт. А потом зайдите ко мне. Поплавский раздражённо посмотрел на Хромова, недоверчиво хмыкнул, встал с дивана и направился к выходу. Тут Хромов вспомнил, что не спросил кое-что ещё. – Подождите, Эдуард! Поплавский обернулся. Хромов виновато улыбнулся и спросил: – Я забыл самое важное узнать. А где эта планета находится? Поплавский улыбнулся ему в ответ. Кажется, искренне. – В системе Проксима Центавра. Поэтому там три солнца. Когда за Поплавским закрылась дверь, Хромов перестал улыбаться и тяжело вздохнул. Тяжело парню, подумал он. Совсем тяжело. Параноидная шизофрения, иначе и быть не может. Крепко же это в нём засело… Он допил остывший кофе и снова поставил чайник. Ну ничего, ничего. Хромов решил, что начать стоит с курса препаратов, которые должны сдержать развитие негативных расстройств и потихоньку привести парня в чувство. В любом случае, хуже не сделают. И, скорее всего, не обойтись только этим. Посмотрим, посмотрим. Сначала – таблетки. Потом – таблетки плюс грамотная психотерапия. Потом посмотрим. Он снова взглянул на монитор, промотал несколько постов вверх. «В небе поднимается душное грязно-оранжевое марево, пропитанное запахом сгоревшей травы, и в этом мареве сквозь тучи едкого дыма я вижу, как статуя Бога Трёх Солнц клонится влево ещё сильнее, и ещё, и ещё. Статуя с грохотом падает с крыши дворца, раскалывается пополам, разбивает верхние этажи и поднимает клубы серой пыли над правительственным кварталом». За окном снова застрекотал отбойный молоток. Хромов снял очки, закрыл глаза и провёл ладонью по лицу. Скорее бы наступил май, подумал он. Скорее бы май. Будет отпуск, и поедем в Крым. Глава вторая I Научно-исследовательский корабль «Рассвет» 20 ноября 2154 года 11:50 по МСК – Командир, я получил первые данные. Лазарев оторвался от экрана навигации, обернулся и увидел входящего в отсек управления Крамаренко с планшетом в руке. – Так быстро? – Спектральный анализ занял меньше времени, чем я думал, а изучение планеты в телескоп дало пока мало результатов. – Уж всяко больше, чем с Земли, – сказал Лазарев. – Выкладывай. – Планета действительно очень интересная, – быстро заговорил Крамаренко, он всегда начинал быстро и увлечённо разговаривать, когда речь шла о его работе. – Грубо говоря, она чем-то похожа на наш Марс, но, если можно так сказать… поживее. – Поживее? – Как мы и думали, у планеты как минимум один спутник. Подробно изучить его довольно трудно. О поверхности самой планеты судить тоже ещё трудно, но атмосфера преимущественно оранжевая, местами красноватая, довольно разрежённая. Толщина – около трёхсот километров, но в ней есть кислород – правда, судя по всему, недостаточно, чтобы мы могли им дышать. По предварительным подсчётам, около двух процентов. Шестьдесят пять процентов – углекислый газ. Еще двадцать процентов – метан. Скорее всего, тут есть даже целые метановые облака и, возможно, метановые озера, может, океаны. Ещё десять процентов – азот. Дальше – угарный газ, аргон, неон, криптон… В общем, без скафандров там делать нечего. Плюс к тому – в некоторых областях сильная радиоактивность, поэтому место для высадки нужно подобрать с учётом этого фактора. – Метан – это хорошо, – сказал Лазарев и снова посмотрел на экран навигации. – Да, это повышает шансы на обнаружение жизни. Водородных соединений, впрочем, я пока не заметил. Осмотр в телескоп показал наличие тёмных пятен, но пока нельзя сказать, что это – может, моря, может, просто впадины. Может, опять же, метан. – Воду не завезли, – тихо сказал Лазарев. – Что? – Ничего. Шучу. Продолжай. – Ещё есть отрывочные данные о температуре на поверхности, но они пока предварительные, и тут высока вероятность ошибки. Судя по всему, там жарко. Температура на полюсах – около 60 градусов Цельсия, на экваторе доходит до 90. Всё это очень приблизительно, потому что мы не знаем, какое влияние может оказать атмосфера. – Тут уж нам наплевать, мы в скафандрах, – сказал Лазарев. – Не на курорт летим. Я боялся, что там будет горячее.