— Сюда его ударил автобус. Видите вмятины? Это следы от решетки радиатора. Судя по замерам на месте происшествия, сначала его отбросило вперед, а потом протащило по асфальту. Естественно, повреждены все внутренние органы. Больше половины ребер сломано, четыре ребра проткнули правое легкое, два — левое. Кроме того, разрыв селезенки и одной почки. Судя по всему, причиной смерти стала травма головы, хотя любая из остальных травм могла стать роковой. Смерть наступила почти мгновенно. Спасти его было нельзя. — Это и есть твоя важная новость? — разочарованно спросил Нэш. — Я думал, ты что-то нашел. Эйсли выгнул бровь: — Ну да, кое-что. — Том, я не любитель саспенса. Выкладывай, что ты нашел, — сказал Портер. Эйсли подошел к столу из нержавеющей стали и показал на то, что казалось коричневым мешком на молнии, заполненным… — Это его желудок? — спросил Нэш. Эйсли кивнул. — Ничего странного не замечаете? — А как же! Желудок больше не у него внутри, — ответил Портер. — А еще? — Док, для гадания у нас нет времени. Эйсли вздохнул: — Видите язвы? Вот тут и тут… Портер нагнулся: — Вижу, ну и что? — Рак желудка, — ответил Эйсли. — Этому человеку жить оставалось месяц или около того; самое большее — два месяца. — Он умирал? Он знал, что умирает? — Наверняка знал. На такой стадии не заметить болезнь уже нельзя. Болезнь быстро прогрессировала. На поздних стадиях корригирующего лечения не существует. Должно быть, его мучили сильные боли. Скорее всего, он все знал, и мои находки подтверждают мои слова. Он получал большие дозы октреотида, который вызывает тошноту и диарею. Кроме того, я обнаружил у него высокую концентрацию трастузумаба. Кстати, любопытный препарат. Вначале его применяли для лечения рака молочной железы, затем обнаружили, что он помогает и при других видах рака. — Думаешь, удастся установить его личность по лекарствам? Эйсли медленно кивнул: — Очень может быть. Трастузумаб, как правило, назначают внутривенно. Лекарство необходимо вводить медленно, в течение часа, не реже чем раз в три недели. Не знаю, проводят ли такие процедуры частнопрактикующие врачи. Скорее всего, он вынужден был регулярно ездить в больницу или какой-нибудь крупный онкоцентр. В нашем городе таких всего несколько. Лекарство часто дает осложнения на сердце, поэтому пациентов тщательно мониторят. Нэш повернулся к Портеру: — Если он умирал, думаешь, нарочно прыгнул под автобус? — Сомневаюсь. Как-то все странно. Зачем тогда похищать еще одну девушку? Он явно собирался довести дело до конца. — Портер повернулся к Эйсли: — Сколько, по-твоему, ему оставалось жить? Эйсли пожал плечами: — Трудно сказать. Но ясно одно: немного; несколько недель. Самое большее, около месяца. — Он снова показал на желудок. — Должно быть, он испытывал невыносимые, мучительные боли. — Он принимал что-нибудь обезболивающее? — спросил Портер. — Я нашел у него в желудке частично переваренную таблетку оксикодона. Сейчас мы проверяем его волосы на наличие других препаратов, уже выведенных из организма. Не удивлюсь, если мы обнаружим следы морфина, — ответил Эйсли. Портер посмотрел на темные волосы покойника. Волосы хранят следы лекарств и пищи. Обезьяний убийца стригся довольно коротко; волосы не длиннее двух с половиной сантиметров. В среднем волосы у человека вырастают по полтора сантиметра в месяц. Значит, волосы их покойника хранят следы по меньшей мере двухмесячной давности. По волосам можно в пять раз точнее, чем по анализу мочи, определить, принимал человек определенные вещества или нет. За долгие годы службы он навидался всякого. Подозреваемые старались вывести вещества из организма всем, чем только можно, — от клюквенного сока до собственной урины. Но из волос ничего вымыть невозможно. Вот почему многие наркоманы, которые находятся на испытательном сроке, бреются наголо. — У него есть волосы, — тихо сказал Портер. Эйсли ненадолго сдвинул брови, но потом понял, что Портер имеет в виду. — Я не нашел никаких признаков химиотерапии, ни одного цикла. Возможно, рак обнаружили слишком поздно, и о традиционных методах лечения речь уже не шла. — Или он смирился с тем, что умрет, и решил ограничиться симптоматическим лечением, — предположил Нэш. Эйсли подошел к другому столу, на котором были аккуратно разложены личные вещи покойника. — Вот здесь, — он показал на серебристую коробочку, — полно лоразепама. — Его назначают при неврозах, тревожных расстройствах, да? Нэш ухмыльнулся: — Стать серийным убийцей — странный выбор досуга для человека с тревожным расстройством. — Это дженерик, ативан. При раке желудка врачи иногда выписывают его, чтобы снизить кислотность. Тревожность ведет к повышению секреции желудочной кислоты, а лоразепам ее снижает, — пояснил Эйсли. — Вполне возможно, он был спокойнее всех нас, вместе взятых. Портер посмотрел на карманные часы, помеченные биркой и запечатанные в прозрачном пакете. Крышка была покрыта сложным узором, под ней виднелись стрелки. — Не удалось снять с них отпечатки? Эйсли кивнул: — У него все руки в ссадинах, но подушечки пальцев не пострадали. Я снял полный комплект и переслал в лабораторию. Правда, мне оттуда еще не ответили. Портер покосился на туфли. Эйсли проследил за направлением его взгляда. — А, о них чуть не забыл! Посмотрите-ка, очень странно… — Он поднял одну туфлю и вернулся к трупу, потом приложил пятку к голой ступне. — Они ему почти на два размера велики. Он напихал в носки папиросной бумаги. — Кто носит туфли на два размера больше? — спросил Нэш. — Кажется, ты сказал, что такие стоят полторы тысячи? Портер кивнул: — Может быть, это не его туфли. Надо проверить и их на отпечатки. Нэш покосился на Эйсли, обвел взглядом зал. — У вас есть… а, не важно; уже нашел. — Он ненадолго отошел к другому столу и вернулся с набором для снятия отпечатков. Опытной рукой посыпал порошком туфли. — Есть! — Сними и отправь в лабораторию. Только напомни, что это срочно, и добейся, чтобы они тебя поняли, — сказал Портер. — Уже иду. Портер повернулся к Эйсли: — Еще что-нибудь? Эйсли нахмурился: — Что? Лекарства тебе мало? — Я не… — Есть еще кое-что. Он обошел стол и поднял правую руку покойника. Портер старался не смотреть на зияющий разрез в груди. — Я нашел маленькую татуировку, — сказал Эйсли и показал на черное пятнышко на внутренней стороне запястья. — По-моему, это цифра восемь. Портер нагнулся. — Или символ бесконечности. — Он достал телефон и сфотографировал татуировку. — Свежая. Видишь воспаление по краям? Он набил ее меньше недели назад. Портер постарался свести воедино все, что он узнал. — Возможно, это как-то связано с религией. Он умирал. — Дальше уж вы работайте — вы же детективы, — сказал Эйсли. Портер приподнял край белой простыни, закрывающей голову. Материя отлепилась с громким треском, как липучка. — А лицо, возможно, удастся реконструировать, — заметил Эйсли.