— Если я верно помню, то в полусотне миль отсюда будет поселение посреди холмов, а сразу за ним Тергест, — произнёс Эйрих задумчиво. — Думаю, надо обезопасить его, проверить римлян на прочность, после чего двигаться дальше. — Будем брать? — с улыбкой поинтересовался присутствующий на военном совете франк Саварик. — Посмотрим, — не стал делать никаких заявлений Эйрих. — Нас мало волнуют такие мелкие города, в свете того, что никто не сможет помешать нам взять Равенну. После потери столицы я поставлю римлян перед выбором: либо сдавать нам власть, либо быть готовыми к тому, что мы её у них отнимем. — А Рим? — спросил Брана, уже полноценно перешедший под крыло Эйриха. Зевте, как оказалось, тысячники нужны были лишь для того, чтобы было с кем распить брагу томным вечером у костра, поэтому многие из них перестали видеть перспективу пребывания при первом консуле. Некоторые держались рядом с ним по старой памяти и из уважения, но все видели, что консул давно уже решил для себя, что лучший способ достичь политического и военного успеха — не мешать Эйриху. Был, конечно, риск, что сын провалится, но опыт и история наглядно показывали консулу, что Эйрих не провалился там, где Зевта бы точно провалился… — Тоже поставлю перед выбором, — пожал плечами Эйрих. — Но к Риму мы пойдём несколько позже. Только после того, как возьмём под полный контроль Сельскую Италию. Равенна, Медиолан, Аквилея, Патавий, Ариминий, Флорентия, Верона, Бриксия — все крупные города этого региона будут взяты и приведены к подчинению Сенату готского народа. Сельская Италия — это региональная житница, поставляющая часть продовольствия в Пригородную Италию, где холмы и горы сильно мешают заниматься сельским хозяйством. Завладеть даже такими поставками — получить власть над югом Италии. Египет не сможет быстро покрыть недостачу, поэтому запасы провизии в южных городах начнут сокращаться, а Эйрих не будет торопиться с походом на Рим, чтобы продовольственный кризис набрал обороты. — Просто перечислять эти города долго, а уж брать… — вздохнул Брана. — Надеюсь, что римляне проявят свою натуру и просто сдадутся. — Вот уж вряд ли, — покачал головой Эйрих. — Мы вынуждены загнать их в безвыходное положение. Им останется либо покориться, либо сдаться, а они очень сильно боятся варваров. Некоторые боятся нас даже сильнее смерти. Сопротивление будет обязательно, но мы его сломим. — А как ты будешь устанавливать тут власть? — поинтересовался Иоанн Феомах. Римлянин окончательно присоединился к готскому войску ровно в тот момент, когда ему стало ясно, что дома его никто не ждёт, а с Западной империей точно покончено. Всё время до этого он пребывал в подвешенном и неопределённом состоянии, когда непонятен его статус при готах, неясны дальнейшие перспективы и вообще, никто понятия не имел, зачем он здесь нужен. Теперь же он официально возглавил отряд добровольцев из пленных комитатских легионеров, пожелавших присоединиться к готскому войску на возмездных условиях. Деньги на их довольствие Сенат выделил, а Эйрих выделил им место в своих подразделениях. Предыдущему их командиру Эйрих не доверял, поэтому его выбор пал на Феомаха, который согласился на должность почти сразу. Теперь у Эйриха есть две центурии комитатов, представляющих собой определённую боевую ценность. Пусть большая часть из них являются лишь слегка цивилизованными варварами, пожившими среди римлян, но выучка у них приличная и примерно приближается к готским легионерам. Это даже хорошо, что они не натуральные римляне, потому что здесь, на западе, им предстоит биться против римлян. — У меня есть планы на это, — не стал Эйрих делиться подробностями. — И люди есть, и ресурсы — нам осталось только захватить власть, а с её установлением я разберусь самостоятельно. — Хорошо, когда есть кто-то, знающий что делать, — усмехнулся Феомах. — Нам будут какие-то задачи? — Вы пешие, в дозор не особо годитесь, поэтому сидите в лагере наготове, — покачал головой Эйрих. — Ваша работа — воевать, а разведкой займутся другие люди. — Ладно, — кивнул римлянин. — Эх, не по себе мне от перспективы осады Равенны… — Саварик, бери Агмунда, две сотни конников, после чего выдвигайся к Аквилее — хочу, чтобы вы изучили там всё досконально, расспросили местных, — перевёл Эйрих взгляд на франка. — Мне нужны точные сведения о расположенных в этом регионе силах римлян. Вряд ли они сумели найти кого-нибудь, но всё же, я хочу знать наверняка. Приступай. — Сделаю, проконсул, — кивнул Саварик и покинул шатёр. — Агмунд, где тебя Хелла носит⁈ — Остальные — свободны, — произнёс Эйрих. — Виссарион, позови ко мне Татия! Этот римлянин, долгое время проторчавший в Сирмии, теперь постоянно состоял при готском войске, как всеми уважаемый торговец. И вернулся он из Сирмия не один. Восемь разноплеменных рабынь, преимущественно из германцев, сейчас находятся в отдельном шатре, под присмотром стражи из дев щита. Когда они осядут на постоянном месте, Эйрих собирался закатить очень большой пир, по итогам которого Альвомир в один день станет многоженцем. Так никто не делал, но растягивать этот процесс Эйрих не хотел — уж больно дорого, а этот брак будет лишь формальным закреплением уже фактически состоявшегося положения вещей, ведь жёны будут из рабынь, что получат относительную свободу. Сам Альвомир где-то пропадает целыми днями — вероятно, наслаждается последними деньками холостяцкой жизни… — Звал? — вошёл в шатёр Татий. — Звал, — кивнул Эйрих, после чего указал на стул. — Садись. Римлянин, ныне одетый в расшитую серебром белую тунику и выбеленные кожаные штаны, со скрипом кожи сел на стул и уставился на Эйриха. Судя по серебряным кольцам на руках и серебряной же цепи на шее, в ходе торговых сделок он себя сильно не обижал, накапливая какое-то состояние на дальнейшую жизнь. Кузнецы до сих пор не исчерпали запасы свиного железа, закупленного Татием со всех окрестных провинций. До исхода не успели, а сейчас крицы едут в многочисленных телегах, вслед за народом. Как только они осядут в постоянном месте, вновь начнётся переделка свиного железа в железо, а затем в сталь, после чего в казну вновь начнут поступать кольчуги, шлемы, мечи, топоры и копья. — Что скажешь касательно статуса нашей задумки? — поинтересовался Эйрих. — Люди готовы, я сам готов, поэтому можно сказать, что мы ждём твоего решения, — пожал плечами Татий. — Товары для торговли готовы, янтаря возьмём много, нефрита тоже взяли, хоть я и не понимаю, зачем везти в такую даль какой-то сорный камень… Римляне не знали и знать не могли, насколько ценным китайцы считают нефрит. В самом Китае месторождений нефрита практически нет, они всё время получали его от предприимчивых степняков, что живут на границе степи, в горах. Эйрих знал из прошлой жизни, что нефрит китайцы ценят дороже золота, потому что он символизирует у них жизнь и здоровье — они изготавливают из него обереги и эликсиры, укрепляющие здоровье человека. «Как бы ни любил ты золото, а здоровье дороже», — глубокомысленно подумал Эйрих. Ни римляне, ни окрестные племена, к нефриту особого почтения не имеют, просто камень, да, можно сделать несколько не особо дорогих поделок, но и только. А китайцы, Эйрих в этом не сомневался, будут готовы заплатить неплохие деньги даже за унции этого камня. Лучше, конечно, везти крупные куски, они идут намного дороже, но утверждение, что китайцы выкупят весь привезённый нефрит, даже не подлежало обсуждению. — Они купят его, даже не сомневайся, — усмехнулся Эйрих. — И янтарь купят, и нефрит. Но медные монеты с дырками в плату не бери, они у нас ничего не стоят. Только серебро и золото — вот что ценится и у нас, и у них. Но и это не основная твоя задача. Твоя основная задача — получить… что? — «Жи» или «ши», — ответил Татий. — Сересский папирус. — Да, сересский папирус, — кивнул Эйрих. — Только ради секрета этого папируса я тебя и отправляю. Без него можешь не возвращаться. Но если вернёшься и сможешь наладить у нас его производство — я тебя озолочу. Очень надолго забудешь такие слова как «нет денег», «мало денег», и «денег не хватает». — Понимаю, — улыбнулся римлянин. — Дорогу я уже знаю, поэтому отправлюсь по твоему приказу. — Месяц на подготовку, а потом выходишь, — ответил Эйрих. — Я рассчитываю на тебя. — Я тебя не подведу, — усмехнулся Татий. — Если не сдохну по дороге. — Постарайся не сдохнуть, — сказал на это Эйрих. — Начинай подготовку незамедлительно. Татий ушёл, а Эйрих опять остался в шатре один. Виссарион сидит в соседнем шатре, работает с документацией, в чём ему помогают Хрисанф и престарелый Ликург. Последний первую половину дня тратит на обучение Видимира, Валамира, Афанарика и Эрелиевы с Мунто, а остальное время участвует в готском документообороте, на добровольных началах. Так как Эйрих платит ему хорошие деньги за его работу, хоть и не обязан ничего платить рабу, Ликург чувствует себя обязанным делать что-то ещё. Кто-то другой бы удовлетворился непыльной и хорошо оплачиваемой работёнкой, но не этот старый грек-философ. — Эйрих, забыл кое-что, — заглянул в шатёр Саварик. — Давно хотел поговорить, но случая не представлялось. — Заходи и садись, — разрешил ему Эйрих. Франк уселся за стол и невольно загляделся на кипы пергаментов, уже плотно ассоциирующихся у всех воинов готов с золотом, которое за них платят Эйрих и Сенат. — Мы тут с соратниками подумали, — заговорил Саварик. — Надо привлечь больше воинов из наших. Как смотришь на то, чтобы кое-кто съездил за Альпы, к сородичам, чтобы набрать там много добровольцев, дабы они присоединились к твоему войску? — А кто-то присоединится? — с сомнением спросил Эйрих. — Если дашь денег на щедрые дары и демонстрацию успеха, то присоединится много кто, — ответил франк. — Хлодион, мой хороший друг, имеет существенный вес в нашем племени, если уговорю его, то ты можешь рассчитывать на большое количество воинов. Он и сам любитель поучаствовать в хороших битвах, правда, есть риск, что отец его не отпустит. — Тот ли это Хлодион, что сын Фарамонда? — проявил Эйрих осведомлённость. — Он самый, — кивнул Саварик. — Мы росли вместе, я точно знаю, что Хлодиона пророчат в короли франков, но это будет очень нескоро, потому что сам знаешь, сколько всего нужно преодолеть, чтобы объединить племя под единой властью. — Знаю, — кивнул Эйрих. — Хорошо, я выдвину инициативу перед Сенатом, если старики решат, что это того стоит, то будут тебе золото и дары. Но лучше сделать так, чтобы твои сородичи присоединялись к нам вместе с семьями — обещаю им правду и справедливость, а также принятие, как сородичей. Старейшинам, приведшим к нам род, гарантирую место в Сенате. — Наверное, будут и такие, — пожал плечами Саварик. — Но я бы рассчитывал на небольшое войско, что будет сражаться за тебя ради славы и богатств. Эйрих уже задумывался о наёмниках. Идея легка в реализации, проста и очевидна, но неприятна. Римляне тоже сильно полагались на наёмников — к чему их это привело? Войско должно быть своё и только своё, так дешевле и надёжнее. Потому Эйрих никогда не выдвигал никаких инициатив, содержащих в себе наём продажных мечей. «Да и какой смысл умирать ради денег? Покойнику заработанные деньги даже в могилу не положат», — подумал он. — «Глупость и чрезмерная вера в свою удачу». — Тогда я буду ждать, — произнёс Саварик. — На днях будет ответ, если сенаторы не затянут, — пообещал Эйрих. Подключать свои полномочия проконсула ради этого дела он не хотел, потому что если дары будут переданы, а никто не придёт или придёт, но малым числом, то это будет его личный провал. Полномочий у него много, власть над народом огромна, но на него очень внимательно смотрят — он чувствовал это кожей. Если он провалится — не простят и не забудут. Нельзя ошибаться. /20 марта 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Равенна/ — Почему⁈ — с отчаянием выкрикнул Флавий Гонорий. — Где мои легионы⁈ За что мы платим им безумные суммы денег на содержание⁈ — Доминус, мы прилагаем все наши усилия, чтобы перебросить в Италию хоть кого-то… — заговорил магистр конницы Гауденций. Флавий Аэций, недавно назначенный консулом, молчал с каменным лицом. Он знал истинную причину того, почему у них сейчас нет никаких легионов, и всё катится в пропасть. Главная причина — слова о том, что кто-то якобы платит безумные суммы на содержание легионов, не соответствуют действительности. Император Флавий Гонорий, после того, как Стилихон был убит по его приказу, решил «оптимизировать» затраты и переложил бремя содержания легионов в провинциях на плечи наместников. На самом деле, это действия магистра оффиций Олимпия, но без санкции императора это бы не прошло, поэтому вина лежит и на Флавии Гонории. Из чьего кармана поступает жалование легионеров, тот и есть повелитель легиона. Эта истина была верна ещё во времена поздней республики, когда легаты покупали верность своих легионов за счёт личных средств. «Тогда императором мог стать каждый», — подумал Флавий Аэций. — «Как и сейчас». С Иберией у него почти ничего не получилось. Лишь два легиона лимитанов перешли под его командование, дошли до Италии, после чего их буквально уничтожили многочисленные полномочные вельможи, разобрав по гарнизонам городов — это тоже был приказ Флавия Гонория, нашёптанный Олимпием. Все боялись, что Аларих вернётся, но он не вернулся, сгинув во Фракии, при посильном участии восточного консула, но руками остготов. Облегчение сменилось новой бедой. Беду эту звали претором Эйрихом Ларгом, по слухам, уже назначенным проконсулом. Он собрал остатки визиготов, присоединил их к своему войску, разбил гуннов, пытавшихся вероломно убить его, после чего пошёл в Италию. И он уже здесь. «Ганнибал у ворот…» — подумал Флавий Аэций с горькой усмешкой. — Чему ты улыбаешься⁈ — возмутился император. — Ганнибал у ворот, — озвучил свою мысль тот.