Часть 60 из 100 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Эйрих посчитал, что давно надо было завести себе хорошую наложницу.
«А то, порой, засматриваюсь на вдов… Особенно хороша Хильдейдо, грудь у неё выше всяких похвал, на зависть многим, а задница…» — размечтался он, продолжив путь к своему шатру. — «Ох, не о том сейчас думаю. Не о том».
Примечания:
1 — Римские фабрики — и снова рубрика «Red, ты нахрена мне всё это рассказываешь?». Вот вроде кажется, что раз римляне были прожжёнными аграриями, страна их была насквозь аграрной, то ни о каких серьёзных производствах не может идти и речи, так? Но практика показала, что ситуация в экономике римлян была многогранной, долгое время непонятной современным исследователям, но от этого ещё более интересной. Вот конкретно концепцию массового производства они осознали где-то в 50-е годы до н. э., в период поздней республики. Вечный Город рос ужасающими темпами, поэтому наметился дефицит керамических изделий для бытового употребления. То есть деньги у людей уже были, много денег, ведь потоки рабов со всех сторон света даже не собирались замедляться, а классического частного производства уже не хватало, чтобы удовлетворить растущий спрос на предметы первой и второй необходимости. И тогда какой-то неизвестный гений дошёл своим умом до изготовления керамических сосудов путём применения специального слепка, который позволял избавить мастера от уймы геморройной работы. Да, на выходе получалось нечто средненькое, патрицию в руки не дашь, но вот плебеям зашло, а ещё это нечто стоило приемлемых денег. По слепку быстро изготавливали десятки тысяч поделок, после чего обжигали в здоровенных печах партиями до тридцати-сорока тысяч изделий за раз — это сведения, чтобы оценить масштаб. В обычной мастерской за день сделали бы в сотни раз меньше, человеко-часов квалифицированных мастеров потратили гораздо больше, тогда как на фабрике манипуляции не требовали двух высших и с ними могли справляться даже пригнанные с севера варвары. И вот с этого момента понеслась панда по кочкам. Принцип был распространён и на другие отрасли промышленности, но только те, где это было возможно, с учётом развития их промышленности как таковой. Фабрики производили гарум, то есть специальный соус из протухшей рыбы, к слову, очень неоднозначную штуку, делали мебель, текстиль, сельхозинвентарь и так далее, и так далее. Но всё это имело не повсеместный характер, а в основном касалось Италии, куда свозили все добытые в провинциях богатства и рабов. Важно также отметить уникальную ситуацию на Рейне, где легионеры преимущественно сидели без дела. Солдат без занятия — это готовый преступник, это знали ещё две тысячи лет назад, поэтому легионерам придумывали разные занятия, чтобы их жалование было не за просто так. Как все знают, легионеры строили дороги, здания и так далее, но мало кто знает, что конкретно на Рейне легионеры производили массовую продукцию, например, горшки и амфоры. Это был серьёзный бизнес, поэтому произведённую легионерами с Рейна посуду можно было встретить в Британии, Иберии, Африке и так далее. Но это всё было о гражданском секторе производства, а теперь нужно поговорить о военном производстве. Всю свою историю легионы снабжались из многочисленных частных мастерских (скорее всего, они тоже широко применяли принципы массового производства, о чём нам говорят археологические находки), выполняющих госзаказ, что мало отличало положение вещей в этом сегменте от средневековых мастерских. Но это касалось периода поздней республики и ранней империи, а вот в период домината всё изменилось, когда император Диоклетиан, осознающий, что экономика империи чувствует себя не очень хорошо и все почему-то валят на восток, где тепло и ништяк, волевым решением приказал учредить крупные военные фабрики. Косвенно ты уже видел это, когда Эйрих стенал о том, что за пару десятков лет до него в Паннонии стояли целые производства — речь сейчас о них в том числе. Корректнее эти формирования назвать не фабриками, а мануфактурами, потому что в современном понимании это никакие не фабрики, но сами римляне называли их фабриками (от лат. fabrica — мастерская), что, впрочем, вообще вопрос терминологии. Короче, впредь понимай, что когда речь идёт о римской фабрике, то подразумевается гигантская мастерская с разделением труда и сравнительно (с подзаборными кустарями) массовым производством. Выросли эти диоклетиановы фабрики не на ровном месте, а из мастерских при каструмах легионов, что логично, ведь сразу недалеко от дислокации легионов, а это отличная экономия на логистике. Основными причинами создания таких фабрик считается крах экономики, девальвация и естественный отток мастеров на восток, где всё ещё относительно нормально. На фабриках работали рабы, но доля их была сравнительно низкой, потому что свободные люди и сами были рады выполнять госзаказы — работяг уравняли с легионерами, то есть работа засчитывалась за службу в легионе. Когда дают такие условия, грех не поработать на оборонку. Качество продукта на этих фабриках, естественно, упало ещё ниже, чем было после кризиса III века, но всё равно оставалось на пару голов выше, чем у варварских кустарей. В общем, принципы производства на гражданских и военных фабриках были примерно те же, но причины их создания были противоположными. Гражданские фабрики создавались от хорошей жизни, а военные — от плохой.
Глава тридцать вторая. Аграрная реформа
/17 апреля 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
— Начать обстрел, — приказал Эйрих.
Сработали рычаги, и глиняные горшки с дымовой смесью полетели прямо к стенам обеспокоенно затихшей Вероны.
Применение дыма уже стало привычным и обыденным действом, без которого не обходится ни одно сражение Эйриха. Пусть все ингредиенты дымного состава, в чём-то похожего на мидийский водный огонь, стоят безбожно дорого, зато больше никто не применяет чего-то подобного. Это его преимущество, благодаря которому он может сэкономить сотни и тысячи жизней воинов, которые ещё пригодятся в недалёком будущем.
Кувшины разбивались прямо о стену, разбрасывая уже основательно взявшийся огнём дымовой состав. Чад набирал интенсивность и очень скоро начал доставать до вершины стены. Римлянам такое не понравилось, но они не сразу догадались лить вниз воду, которая, на самом деле, не особо поможет. Затем чья-то светлая голова додумалась до такого, после чего наверх подняли вёдра и бочки с водой. Что произошло дальше, Эйрих уже не увидел, потому что стену заволок дым.
Ещё восемь залпов из шести манджаников, а затем сигнал синим флагом, повинуясь которому, к стенам быстро двинулись задействованные в штурме тысячи.
Ростовые щиты из толстого дерева были установлены на колёса от телег, чтобы ускорить продвижение воинов, для которых ценна каждая минута, ведь чем быстрее они попадут в мёртвую зону для вражеских стрелков, тем меньше людей погибнет. Когда они достигнут пролома, ростовой щит будет отброшен в сторону, после чего начнётся кровавая мясорубка.
Эйрих наблюдал за тем, как его воины двигаются к уже обречённому на захват городу, а из дыма вылетали стрелы, попадающие куда угодно, но не по цели — римляне ничего не видят, но уже знают, что к ним движется враг.
— Сигнал Аравигу.
Тысяча с лестницами бросилась к никем не защищаемому участку стены. Расчёт Эйриха на то, что римлянам не хватит войск на одновременное удержание проломов и стен, полностью оправдался.
Время сигналов специально рассчитано так, чтобы тысячи приблизились к своим проломам ровно в одно и то же время, что и, собственно, произошло. Эйрих любил считать, но ещё больше любил, когда его расчёты прямо на его глазах проводятся в жизнь.
— За мной.
Сотня отцовских дружинников пошли вслед за ним, а по пути к группе присоединилась первая центурия первой когорты готического легиона.
Эйрих решил для себя, что будет называть легионы не «готскими», а «готическими», потому что очень скоро пополнения начнут поступать преимущественно из других народов, а во втором легионе минимум треть новобранцев из ругов, аланов, гепидов и прочих племён. Пусть никто и не скажет ничего против именования легиона именно готским, но Эйрих любил точность и «готический легион» — это полное отражение сути явления.
Естественно, потери сказались на ней больше всего, поэтому она собрана из лучших легионеров оставшихся центурий, а также из проявивших себя легионеров остальных когорт. Это самые умелые и сильные воины в распоряжении Эйриха, прошедшие проверку тяжелейшими битвами.
«Хребет, на который будут опираться будущие легионы», — подумал Эйрих, поправив ножны на поясе.
Заходить он решил через пролом № 4, так как там ожидалось наименьшее сопротивление и имеется выход на винный форум, откуда Эйрих и собирался координировать ход штурма.
По мере приближения к стенам, всё отчётливее были слышны звуки битвы. Лучники на стенах уже мертвы или бежали, поэтому тысячи продвигаются вглубь Вероны, а стена остаётся как бы ничьей.
Эйрих пропустил две центурии легионеров, назначенных на дальнобойную поддержку ушедшей вперёд тысячи, после чего завёл своих отборных воинов в город.
Сразу же бросилась в глаза раскуроченная баррикада, за которой лежали трупы гарнизонных воинов римлян. Их буквально смели концентрированным натиском, после чего умело вырезали, не дав даже толком разбежаться по сторонам. Хродегер работал решительно.
На воинах римлян нет кольчуг, лишь бронзовые шлемы и копья со стальными наконечниками — оснащение скудное, что отчётливо характеризует местный муниципалитет. Видно несколько десятков павших готских воинов, а также несколько раненых, которым оказывают помощь прямо рядом с баррикадой. Их битва, на сегодня, закончилась.
По улице, ведущей к статуе принцепса Октавиана Августа, трупов не наблюдалось, но видно плевки и капли крови, что верно свидетельствует о продвижении только что повоевавших готских воинов.
А у таберны «У Авла Рубина», что рядом с площадкой с памятником, наблюдалось уже завершающееся боестолкновение готов и римлян. Баррикада тут была слабенькая, сделанная из скреплённых верёвками телег и домашней мебели. Её уже разомкнули и оттеснили к тротуарам, а сама схватка происходила за ней, под бдительным взглядом принцепса…
Когда две центурии поддержки дошли до баррикад, схватка уже была окончена, поэтому тысяча Хродегера двинулась вперёд, вобрав в себя легионеров.
Эйрих вмешиваться не стал, потому что всё идёт по плану.
Римляне не смогли придумать ничего лучше, кроме как оборонять проломы, что изначально было обречено на провал. Сам Эйрих бы отвёл войска ближе к центру, чтобы полноценно использовать очень плотную застройку на малом пространстве, обязательно с высокими и прочными баррикадами. Ещё можно было усеять улицы «чесноком», чтобы дополнительно травмировать вынужденных наступать противников. И даже так оборона города была бесперспективным занятием, потому что стена уже пробита, а осаждающих десятикратно больше…
По пути встречались всё более хорошеющие здания: чем ближе к центру, тем богаче и красивее. Это уже не лачуги бедняков, живущих у стен, а обители уважаемых горожан.
На крыше одного из домов Эйрих увидел группу детей, с неопределёнными выражениями лиц наблюдающими за продвигающимися по их городу захватчиками.
Пройдя вслед за тысячей Хродегера, Эйрих быстро достиг винного форума, где пронзительно воняло пролитым вином. Это было следствием безобразий отдельной группы рабов, не пожелавшей идти на опасный прорыв из города. Они предпочли пограбить бывших хозяев, поэтому полегли бесславно.
Выйдя на площадь, изобиловавшую поваленными и сломанными торговыми лотками, Эйрих с некоторым удивлением увидел штандарты всех отправленных в город тысяч.
— Как это понимать? — недоуменно спросил он у идущего к нему Атавульфа.
Тысячник довольно улыбался.
— Всё, — сказал он.
— Объяснись, — потребовал Эйрих.
— Сдаются они, — ответил тот, продолжая довольно улыбаться. — Мы прошли к арсеналу, а там белый флаг — хотят говорить. Ну я и поговорил — сдаются, говорят. Мы их заперли и дальше пошли, ожидая сопротивления, как ты говорил. А нету сопротивления. Так и дошли до этой площади. В проломе вообще смешно получилось — бежали их бравые воины. Видимо, рожи у нас страшные…
— Остальные? — оглядел Эйрих приблизившихся тысячников.
— Да примерно так же, — ответил Отгер. — У Совилы то же самое.
— Ага, — согласился Совила. — Не хотели они воевать, мы пленили тех, что стояли на баррикаде, а по пути никого не видели.
— Я что, один тут по-настоящему воевал⁈ — возмутился Хродегер.
— Ну, так получилось, — усмехнулся Аравиг. — А я ещё аркобаллистиариев дрючил, говорил, чтобы бдели не сомкнув глаз…
С северо-западной сторону форума донёсся какой-то шум, выставленные на охранение воины всполошились и взяли оружие наизготовку, но недолгая неразбериха улеглась и через строй пропустили троих римлян с белым флагом.
— Я узнаю это лицо, — усмехнулся Эйрих. — Максим Ацидин! Какими судьбами?
Вид римлянин имел подавленный. Пояс с ножнами с него уже снят, оружия при себе нет, поэтому он, несмотря на надетые доспехи, уже выглядит пленным.
— Мы сдаёмся, — ответил римлянин. — Надеемся на твоё милосердие.
— Ты всё слышал во время нашего последнего разговора, — вздохнул Эйрих. — Нет больше у меня для вас милосердия.
/5 мая 410 года нашей эры, Западная Римская империя, Венетия и Истрия, г. Верона/
— Тебе этого не простят!!! — выкрикнул Максим Ацидин.
Эйрих кивнул, после чего на шеи последней партии городских нобилей обрушились палаческие топоры. Головы упали в специально подставленные плетёные корзины, содержащие в себе десятки уже отсечённых голов, но толпа горожан уже не охала и не ахала. За последние сутки для этих римлян декапитация стала чем-то привычным и обычным.
Как хозяин своего слова, он исполнил своё обещание и всех горожан, представляющих городской и пригородный нобилитет, настигла смерть.
Перед тем, как начать продолжительный цикл казней, Эйрих полноценно довёл до всех жителей Вероны причины, по которым эти казни совершаются. Глашатаи объявили обо всём этом пятикратно на всех городских и пригородных форумах. Проконсулу было важно, чтобы каждый житель знал, что штурма бы не было, будь местная власть более уступчивой и трезво глядящей на свои и чужие возможности…
— Площадь отмыть от крови, тела отдать родственникам, — приказал Эйрих. — Всех отпрысков их в списки, чтобы никто случайно не потерялся — найди людей, что займутся этим.
Следуя старой доброй традиции, он приказал казнить всех нобилей, что были ростом выше оси колеса телеги, включая женщин и детей. Маленьких детей отдадут на временное воспитание в обеспеченные готские семьи, а затем, спустя десяток лет, на службу в готический легион.
— Исполню так, как ты сказал, господин, — заверил его Виссарион.
Раб нервничал от вида крови, что щедро разлилась на мощёной серым камнем главной площади. Он не воин, поэтому не привычен к таким зрелищам.
— Заканчивайте побыстрее, а потом приходи в мой кабинет, заменишь Хрисанфа с Ликургом, — дал следующий приказ Эйрих. — Надо поскорее разобраться с документами.
Курульный совет оставил после себя целые кипы пергаментов, с которым надо обстоятельно поработать, чтобы сложить перед собой реальную картину положения вещей с землёй и правами владения ею. Всё обстряпано как-то нарочито сложно, чтобы даже разбирающийся человек ногу сломал, но Эйрих имел в распоряжении все архивы, поэтому ему требовались только время и упорство.
Уже сейчас он сумел понять, что земельные отношения римлян надо решительно кончать, потому что они вообще никак не сочетаются с его видением будущего.
Во-первых, основой землевладельческого статус-кво тут являются права старинных нобильских родов, что берут начало ещё во времена колонизации Цизальпийской Галлии старыми римлянами. В юридических документах, датируемых временами Цезаря и Октавиана, прописаны земельные отношения магнатов, что обрабатывают эту землю сотни зим. Земля от них, согласно этим документам, неотчуждаема иначе, как по императорскому эдикту, но императорам до таких не особо ценных в их масштабах владениях нет и не было никакого дела, поэтому ситуация оставалась неизменной вплоть до прибытия сюда готов.