– Какая-то девица на извозчике укатила минуту назад, – степенно козырнув, ответил один из городовых. – Но я это издалека видел, остановить не мог. – Ладно, – устало сказал Стас. – Я ее сам прошляпил, пока с ее напарником возился. Шустрая, стерва, как вьюн. – Что происходит, господа? – к ним подходил в распахнутой шубе Аркадий Францевич. – Простите? – вздернув голову, повернулся к нему «лощеный». – Успокойтесь, поручик, – одернул его пожилой. – Это статский советник Кошко. Здравствуйте, Аркадий Францевич. – Рад видеть, Филипп Осипович, – протянул руку тот. – Вы, Станислав, смотрю, пользуетесь шумным успехом. Стас криво усмехнулся, пожав плечами. А что он еще мог сказать? Добрых два часа их промурыжили в отделении. Когда Стас, усталый и злой, вошел в холл гостиницы, вся жандармская троица находилась там. Увидев его, они дружно встали с кресел. «Ну, блин, еще и эти!» Но, как выяснилось, цели жандармов были далеки от служебных. – Позвольте представиться, – щелкнул каблуками Всеволод. – Поручик Исаев. Всеволод. – Поручик Тиссен. Друзья зовут меня Ники. – Штаб-ротмистр Павлов. Филипп Осипович. Просим с нами отобедать. – Поручик… виноват… коллежский секретарь Сизов. Станислав. Меня вообще-то Аркадий Францевич ждет, – пожимая всем троим руки, неуверенно ответил Стас. Оговорку он допустил умышленно, чтобы не подумали, что он какой-нибудь «шпак». Кроме того, он что-то смутно помнил, опять же из художественной литературы, что жандармы сами были весьма заносчивы и такое простецкое отношение им было несвойственно. Там, кроме этого, упоминалось, что жандармам подавать руку вроде бы было не принято. Впрочем, это, кажется, касалось военных, а он-то такая же ищейка, как и эти трое. Да и черт с ним. «За „не знаю” не отвечаю», – озорно подумал Стас, вспомнив весьма к месту одну из самых распространенных «откоряк» в блатной среде. – Аркадий Францевич по приказу свыше срочно выехал в Петербург, – сообщил штаб-ротмистр. – Просил передать, чтобы вы выезжали следом. Но сегодня поездов до Петербурга уже не будет. Поедете завтра утром. – А мы сами завтра уезжаем туда же, – сообщил Всеволод. – Так что поедем вместе, если не возражаете. – Не возражаю, – отозвался Стас, мимоходом подумав, что в компании трех жандармских офицеров его убить будет несколько посложнее. – Ну, что, господа? Все формальности улажены, все верительные грамоты вручены, – ехидно встрял лощеный Ники. – Пора за стол! Нет-нет, в ресторане пускай купчишки пьют, нам невместно, – добавил он, увидев, что Стас покосился в сторону ресторана. Они поднялись в номер, где уже был накрыт шикарный стол. Впрочем, вполне возможно, что шикарным он был только в глазах опера времен перестройки, а здесь считался вполне обычным или даже чем-то на уровне нашего «водка, килька, плавленый сырок». – Я полагаю, мне нужно внести свою долю, – не очень уверенно обратился он к Филиппу Осиповичу, но тот в ответ только махнул рукой. – И думать не смейте! – Это стол в вашу честь! – смеясь, пояснил Всеволод. – За спасение господина Столыпина, дай ему Бог долгих лет жизни, и за ваш меткий выстрел! – Воля ваша, – не стал спорить опер. …Стас сидел в купе, не высовывая носа, а поезд вез его прямиком в Петербург. Всеволод дрых как дитя на верхней полке. Неплохими ребятами оказались эти жандармы. Совершенно ничего общего с тем, что писали о них в книжках его детства. Зато если сравнивать с комитетчиками или с фээсбэшниками, как они сейчас зовутся, то как горошины из одного стручка. Даже пьяные вели разговор грамотно, говоря много, но ни слова лишнего. И, само собой, «раскручивали» его, как могли. И не их вина, что «лишнего» ничего так и не узнали. Стас усмехнулся. Что с них возьмешь, работа такая. А вот он много интересного узнал. Потому что на «прочие» темы они говорили охотно и много, а его и не интересовали их секреты. Хватило за глаза и того, что он стал лучше понимать местную расстановку сил. Кстати, она его совсем не обрадовала. Хотя с 1907 года стараниями Столыпина волна террора в стране пошла на спад, полностью он не прекратился. По неполным данным, за последние пару лет отмечено около двадцати тысяч (!) террористических актов и экспроприаций, от которых пострадало по всей империи больше семи с половиной тысяч человек. – И сейчас все идет к тому, что будет еще хуже, – мрачно поделился прогнозом штаб-ротмистр. – Потому что положение премьера не просто хреновое, а наихреновейшее. – Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался опер. – Вот с этого места поподробней, пожалуйста. Ему разъяснили, что, во-первых, реформы Столыпина нужного эффекта все-таки не дали, потому как, возясь с крестьянами, премьер упорно не желает замечать так называемый «рабочий класс»… – А это ему боком выйдет, – пьяно щурясь, покачал указательным пальцем Ники. Во-вторых, как оказалось, уважаемый Петр Аркадьевич в правительстве – едва ли не единственный монархист. Мнения всех остальных колебались от конституционной монархии до анархического антигосударственного общества. – Все республиканцы и д-демократы, б-бля, – прохрипел уже изрядно «кривой» Филипп Осипович. – Р-робеспьеры, с-суки…. В общем, чудно время провели. Теперь новые приятели дрыхли по своим местам, один Стас думу думал. Завтра они уже будут в Питере. Предстоит встреча с премьером. Опер был уверен, что точно знает, чего тот хочет. Вот только вопрос – надо ли все это самому Стасу? Не факт, однако. «А, утро вечера мудренее!» И, махнув на все рукой, он завалился спать. …Еще прощаясь с новыми товарищами, Стас заметил коренастого господина в клетчатом пальто, который поглядывал на него украдкой, но отвернулся, встретившись глазами. На секунду мелькнула малодушная мысль – тормознуть жандармов, сообщить, что за ним опять «хвост», но гордость не позволила. Однако, получив сигнал тревоги, включились сами собой все восемь чувств опера. И, едва попрощавшись, он уже засек второго. Молодой, элегантно одетый, с дамой, он зыркал на него, но, едва оказавшись в поле зрения Стаса, начинал беззаботно смеяться и что-то говорить женщине. Что-то знакомое привиделось оперу, но та стояла спиной. Едва он успел сделать пару шагов, дама, не выдержав, повернула голову. Совсем немного, в три четверти, но он ее узнал! Та, что стреляла в него на Фундуклеевской, рядом с киевским «Эрмитажем»! Если до этого момента еще теплилась слабенькая надежда, что это не слежка, а игра расшалившихся нервов, то теперь последние сомнения отпали. Ждали именно его. И явно не затем, чтобы поздравить с прибытием в Северную Пальмиру. Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил троицу, Стас быстро вытащил парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот чем хорош люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен. Попутно Стас быстро прикинул – а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако не стал. И не из глупой гордости, а просто потому, что мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошел прямо на «клетчатого». Но тот неожиданно сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: «Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем…» – Сзади вас два террориста, – быстро, сквозь зубы, сказал Стас. – Осторожно… И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними были люди, и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы. Возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дернулась, и ее затылок словно взорвался, выплеснув на стену темно-красный сгусток. «Ротмистр попал, – машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти „гонки” начинают ему надоедать. – Нет, точно пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята…» – Цел? – коротко спросил штаб-ротмистр. Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза, не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят. «Молодая красивая девка, – с какой-то обидой подумал опер. – И какого рожна тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала… дура, мать твою…». – Клавдия Кислякова, белошвейка, – негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой. – Знали ее? – повернулся к нему Судеев. – С полгода уже в розыске висит… висела… Что прикажете, Кирилл Степанович? – Оформляй все, как положено, – устало сказал тот. – Рапорт через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Петр Аркадьевич ждет. …На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло. – Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный? – Да, – рассеянно ответил Стас, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле. – А что, разве я на русского не похож? – Имя у вас польское. А они в основном латинисты. Ну да Бог с ними. Пригласил я вас вот по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять мое предложение? То, что я сделал в Киеве? – Предложение, чего греха таить, заманчивое, – серьезно ответил Стас. – Однако бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен. Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и одновременно грустная. – Собственно, ответ – это плавный переход ко второму вопросу. Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из «золотых правил» опера – если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться. – Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то и другое изготовлено фабричным способом. Причем технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то чтобы они совсем неизвестные, но другие. В общем, либо вы действительно гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда мое неожиданное спасение, то лично у меня сомнений не остается. Стас вежливо наклонил голову. – Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже. – Я понимаю, – криво улыбнулся Стас. Уж что-что, а это-то он и впрямь понимал. Как и серьезность той задачи, которую премьер эдак ненавязчиво пытается на него повесить. – Мне вот, простите великодушно, одно непонятно, – продолжил Столыпин. – Государство у вас, как я понял, социалистическое. С какой тогда, спрашивается, стати, вы кровавого царского сатрапа спасать кинулись? Не вяжется как-то, согласитесь. Министр смотрел пристально. «Гляди, гляди, – ухмыльнулся про себя опер. – Сколько на меня уже глядели, ты бы знал… Привык, знаешь ли…» – Ну, государство наше уже месяцев пять как не социалистическое. Говоря коротко, тот эксперимент, который сейчас начали большевики, признан неудачным. Хотя, конечно, это не может служить вам утешением. Не уверен, что мы можем изменить все, но кое-что можно попробовать. С вашей помощью, естественно.