— Ладно, кончай нервничать! Праздник ведь! — Первый раз встречаю Новый год на улице, — радостно сообщила Ирина. — Действительно, в этом что-то есть, — уныло поддержал ее племянник. Он натыкал елки прямо в снег. — Жалко, игрушек нет. Крюков включил радио. Мария лихорадочно чистила мандарины, предусмотрительный Мерфи доставал из пакета пластмассовые стаканы. — Ура! — сказало радио. — Поздравляем вас с Новым годом, дорогие россияне! — А меня? — спросил Мерфи. — А ты чем лучше? И тебя тоже. — Крюков бабахнул шампанским, которое еще не успело как следует остыть. — С Новым годом! С новым счастьем! — Ура! — зашумели все. — С Новым, двухтысячным! — Как Новый год встретишь, так его и проведешь! — Как новый век встретишь, так его и проведешь! — Как новое тысячелетие встретишь… — Ну что же, получается, что я теперь, всю тысячу лет, буду бешено счастлив! — Не суетитесь, новый век только через год наступит, — возразила Ирина. — Раздай мандарины, поручик Мерфи, — распорядился Крюков. — Между прочим, меня зовут Роберт, — обратился к собравшимся Мерфи. — Можно просто Боб. — Он и на Бобика откликается, — ввернул обиженный на весь свет, то есть на себя самого, Крюков. — А вас как зовут? — спросила его Мария. — А то неудобно по фамилии. — Меня зовут Крюков, — сказал Крюков. — Нет, имя, — настаивала Мария. — У него замечательное имя, но он его почему-то считает неприличным, — пояснила Ирина. — Какое же? Акакий? Хераск? Фаллопий? — Может Говней, Перебздей или Мудей какой-нибудь? — предположил Антон. — А что? Нормальные русские имена. — Не угадали. У меня не русское имя, — сдался Крюков. — Когда меня привезли из роддома, отца срочно откомандировали в Восточную Германию, а мама заболела. В то время у нас проездом гостила папина старшая сестра. Она была инженером на каком-то ударном строительстве и приехала в Москву получать орден за перевыполнение очередной пятилетки. Она меня и оформила в духе тогдашних идей. Родители потом чуть в обморок не упали. Но было поздно. С тех пор она к нам больше не приезжала, не звонит и не пишет. — И как же она вас окрестила? Или озвездила? — поинтересовалась Мария. — Кто вы? Индустрий? Энергий? Днепрострой? — Или Ленин-В-Ссылке? — предположил Антон. — На букву «П». Угадайте с трех раз, — подсказала Ирина. — Прораб? — Паровоз? — Политбюро? — Прогресс! — продемонстрировал знание русского языка Мерфи. — Полет-На-Луну! — снова блеснул интеллектом Антон. — Или Привет-Участникам-Двадцатого-Съезда-КПСС? — Один идиот недавно сына Пушкиным назвал. Представляете? Пушкин Иванов! Или Пушкин Лермонтов! Хуже уже некуда. — У меня хуже, — печально сообщил Крюков. — Меня зовут Пявчет. — Как???! — Пявчет. Сокращенно от «Пятилетку в четыре года». Все замолчали, придавленные страшной тайной этого сильного человека. Сумеет ли он и дальше пронести ее сквозь жизнь и не сломаться? Где-то вдалеке в небо взмывали китайские петарды, с грохотом рвались хлопушки. Городские и федеральные власти почему-то не сочли наступление 2000‑го года датой, достойной официального салюта, как, например, День банно-прачечных войск или столетие изобретения революционером Кибальчишем вечного двигателя. Поэтому ночное новогоднее небо в основном оставалось загадочно-темным. Тихо падал снег. Пахло елкой и мандаринами, и дешевое шампанское казалось сказочно прекрасным.