Май обвел меня взглядом и неопределенно хмыкнул, на мгновение задержавшись на тапках. — Что-то не так? — предположила я. — В них нельзя ходить? Я могу босиком! — Нет, что вы, можно, они там для этого лежат. Наверное. Просто… — Май замолчал, подыскивая правильное слово, и заодно потянул с шеи галстук. Даже пару верхних пуговиц расстегнул! — Непривычно, — наконец определился он и жестом предложил мне выйти. — Ими обычно пользуются в пределах покоев, чтобы дойти до уборной или что-то в этом духе, а по дому ходят в домашних туфлях или обычной обуви. То есть это не закон и даже не жесткое требование этикета, просто я так привык. Очень странно смотрится… В общем, не обращайте внимания, — отмахнулся мужчина, запутавшись в словах. — Да ладно, симпатичные шлепки. С помпонами, — улыбнулась я, устраиваясь на высоком тяжелом стуле со спинкой — за разговором мы незаметно дошли до кухни. — Ничего себе, как у аристократов все строго! Или это не у всех, а только твоя семья отличается? Я сейчас, конечно, не только про тапочки, а вообще. — Скажем так, это общая манера поведения некоторых семей. Либо тех, которые очень гордятся древностью рода, либо тех, которые пытаются притвориться первыми. В последнюю сотню лет этикет стал… проще. Новое время диктует новые правила и новые ценности, но не все это понимают и не все готовы меняться, — устало пояснил он и поднялся, услышав резкий металлический звонок. Открыл большой Двустворчатый шкаф в дальнем конце просторной кухни; там оказалась большая ниша, в которой стоял поднос. — Это что, лифт для продуктов? — сообразила я. — Да. Здесь есть небольшая кухня. Ничего вычурного и роскошного, но у них всегда наготове пара-тройка блюд. Или, если нет, могут сообразить что-то на скорую руку. «На скорую руку» оказалось парой больших тарелок с бутербродами, причем невероятно аккуратными и нарядными, как будто нарисованными. Точно знаю, что у меня такая красота никогда не получилась бы. Половина с паштетом и яйцом, половина с ветчиной и сыром, все с зеленью — просто прелесть. Хозяин дома пошел заваривать чай, а я сцапала ближайший бутерброд: при виде еды стало понятно, что я не просто голодна, а очень голодна. — М-м! Как они тут здорово готовят! — восхищенно протянула, прожевав. Не говорить с набитым ртом у меня воспитания все-таки хватило. — Мне тоже нравится, — поддержал Май и вернулся к столу. Выставил заварочный чайник, чайник с кипятком на деревянной подставке, а потом — тарелочки, к которым выложил приборы. И сел напротив, глядя на меня с очень задумчивым видом. — Что? — не вытерпела я. — Ты хочешь сказать, что бутерброды нельзя есть руками?! — Ну… как сказать, — протянул он, покрутил в руке вилку, еще раз покосился на меня. Несколько секунд мы так и сидели, переглядываясь друг с другом и с моим бутербродом, а потом я недовольно фыркнула: — Вот еще, глупости какие! — И с удовольствием вгрызлась в кусок хлеба с колбасой. В конце концов, я гомункул, мне можно! А Май все равно слишком воспитанный и добрый, чтобы ругаться и заставлять. И он, конечно, не стал этого делать. Вновь бросил на меня задумчивый взгляд, а потом вдруг отложил приборы и аккуратно, недоверчиво стянул с тарелки ближайший бутерброд. Руками. Я дурно на него влияю. — Что, так удобно? — уточнил мужчина. Я в ответ энергично закивала. Май еще некоторое время колебался, но потом все же последовал моему плохому примеру. Причем с таким видом, что мне дорогого стоило не засмеяться, глядя на него, пришлось сосредоточенно изучать блюдо. Было ощущение, что я подговорила благовоспитанного отличника впервые в жизни прогулять занятия. — А мне показалось или ты правда не одобряешь строгого семейного воспитания? — полюбопытствовала я после второго бутерброда и кивнула на третий в руках мужчины. — Похоже на маленький бунт. — Это выглядит нелепо, да? — слабо улыбнулся Май. — Я бы не сказала. — Да ладно, я же вижу, что тебе смешно, — отмахнулся он. — Забавно, да, но не нелепо, — возразила я. — Чувствую себя хулиганкой, которая смущает ум благовоспитанного юноши. Не знаю, как росла я, но в таких условиях точно свихнулась бы! — Когда ты находишься в таких условиях с младенческого возраста, это несложно принять, — возразил Недич. — Наоборот, нужно много времени и жизненного опыта, чтобы составить собственное мнение и пересмотреть то, чем жил с рождения. Многие из тех вещей, которые в меня вкладывали, не теряют ценности и по-прежнему кажутся верными. Уважение к старшим, уважение к женщинам, долг перед страной и семьей, честь, умение держать себя в руках — все это важно. Но у этой медали есть обратная сторона: чопорность, заносчивость, взгляд свысока на людей, не знающих этикета. Может ли одно существовать без другого? Мне кажется, да. Но я не возьмусь критиковать моих воспитателей. — А как они относятся к твоему бунту? — полюбопытствовала я. — Как сочетается должность преподавателя с суровым аристократическим воспитанием? — Сложно сказать. Если бы были живы, могли бы и не одобрить, — сказал тезка задумчиво. — Ой! Извини, как-то об этом не подумала, — смутилась я. — Но здорово, что я попала именно к тебе и ты не пытаешься меня перевоспитывать. — Перевоспитывать… — протянул он. — Ты очень непосредственная, порой до бесцеремонности, и иногда кажешься избалованным ребенком. Но, с другой стороны, я наблюдаю за тобой и понимаю, что ты со всеми этими странностями уже вполне взрослая, сложившаяся личность. А принудительно перевоспитать взрослого человека нельзя. Да и с детьми все не так просто… В общем, можешь быть спокойна, читать морали я не стану. Мне по-прежнему гораздо интересней понять, где мог сформироваться такой характер, чем пытаться что-то с ним сделать. Уверен, не в нашей стране и не в Регидоне, а все другие варианты из области фантазий и домыслов. Надо же, опять он на «ты» перешел. Совместное поедание бутербродов на кухне среди ночи, оказывается, здорово сближает. Надолго ли? — Мне непонятно, зачем люди усложняют себе жизнь этими тонкостями этикета, — задумчиво сказала я. — И есть ощущение, что в прошлой жизни он меня тоже волновал. Ну ладно, уважение к старшим, придержать женщине дверь, за столом не чавкать. Но почему нельзя у себя дома в отсутствие гостей ходить в тапочках?! — Мои воспитатели придерживались мнения, что одна поблажка в конечном итоге непременно выльется в невоздержанность, и все усилия пойдут прахом, — ответил Май. — В чем-то они, безусловно, были правы. Но когда во главу всего ставят форму, то есть этикет и следование правилам приличия, результат зачастую жалок и насквозь лицемерен. Давай продолжим этот разговор завтра, хорошо? Если ты закончила, предлагаю пойти спать. — Да, конечно. Помочь с уборкой? — спросила, прекрасно понимая, что нагружать гостью Май не станет. Признаться, настроения мыть посуду у меня сейчас не было совершенно, но совесть требовала хотя бы предложить. — Не нужно, я сам в состоянии поставить тарелки на поднос, — отмахнулся Недич. — Ну тогда помоги мне с платьем, и пойду осваивать просторы, — решила я, выбираясь из-за стола. — Надеюсь, я на этой кроватище не заблужусь. — Доброй ночи, — только и ответил Май, без возражений расстегнув мне пуговицы. Очень аккуратно, явно избегая лишний раз притрагиваться к коже. Меня его приличность и воспитание даже немного пугали. С одной стороны, все правильно: не станет нормальный воспитанный мужчина приставать с неприличными предложениями к первой попавшейся странной особе. Может, я вообще не в его вкусе, это понятно. Но с другой — щепетильность Недича казалась несколько болезненной. Даже несмотря на то, что жениться он из-за компрометирующих меня обстоятельств все-таки не собирался. Солидный мужчина, симпатичный и обаятельный, с деньгами. С родословной еще, ага. Не думаю, что у него когда-то были какие-то проблемы с женщинами… А с третьей стороны, ну мне-то какая разница? Наоборот, стоит сказать спасибо за его тактичность: и мысли не допустишь, что он способен обойтись со мной подло — в любом смысле. И порадоваться, как мне повезло с создателем и его друзьями. Я же понимаю, что куда проще было меня убить и избавиться от тела, наверняка у них тут, при наличии магии, есть способы сделать это быстро и бесследно. Хватиться меня некому, искать тоже… Но нет, рискуют навлечь на себя дополнительные проблемы, однако пытаются мне помочь, относятся как к человеку — точно зная при этом, что я гомункул и вообще побочный результат эксперимента. Так что, чем копаться в жизни Мая и его голове, лучше бы свою сначала заполнить реалиями окружающего мира, чтобы не выдать ненароком благодетелей. И что-то надо сделать с белыми глазами. Интересно, а цветные линзы тут существуют? А вообще — линзы? Или какой-нибудь еще немагический способ маскировки, если магию ко мне применять опасно. На этой умной мысли я и уснула. Видимо, Недич вчера вымотался по-настоящему сильно, потому что, проснувшись посреди ясного дня, я обнаружила в квартире тишину. Конечно, искать мужчину и уточнять, действительно он еще спит или уже куда-то убежал спозаранку, не стала. Вряд ли он сознательно рискнул бы оставить меня одну без присмотра, скорее просто умаялся, бедный. Подмывало сунуть любопытный нос в кабинет: уж очень много там было всяких интересных книг, да и на стене, как я сейчас помнила, висело что-то, похожее на карту мира. Но дверь оказалась закрыта, а проверять, заперта или нет, и портить о себе впечатление, шуруя в хозяйских вещах, я не стала. Вместо этого придумала гораздо более полезное и безобидное занятие: организацию завтрака. А если не найду ничего съедобного, хотя бы кофе сварю. Или чай согрею. Тщательно обыскав все шкафы и полки, я предсказуемо не нашла никаких свежих продуктов — ни молока, ни яиц. Зато обнаружила настоящий холодильник, почти пустой. Находка приятно удивила, потому что я считала это чудо техники очередным приветом из того прошлого, которого не помнила. В холодильнике обнаружилось несколько недоеденных с вечера бутербродов. А еще я нашла кофе и ручную кофемолку, несколько банок с крупами, включая овсянку, несколько мешочков с орехами и сухофруктами, специи и даже банку меда. И принялась за сооружение завтрака чемпиона, мурлыча себе под нос какую-то бравурную мелодию — если в ней и были когда-то слова, их я не помнила. Но заодно поняла, что люблю музыку и, кажется, не лишена слуха. Не знаю, это я все-таки шумела или Мая выманил из спальни запах кофе, но мужчина возник на пороге кухни как раз вовремя — завтрак был готов. Недич явно успел принять душ, собранные в хвост волосы были влажными, но проснуться это ему не слишком-то помогло. Помятая физиономия составляла забавный контраст с мокрой головой и безупречными стрелками на брюках. Нет, все же он ужасно милый! — Майя, что вы делаете? — растерянно спросил хозяин дома. — А на что это похоже? — весело уточнила я. — Завтрак готовлю. Правда, из доступных продуктов я только овсянку на воде смогла сделать, но должно получиться неплохо. Если ты ее, конечно, ешь. Топай к столу. — Но… не стоило… — пробормотал он совсем уж неуверенно. — Успокойся, я, как оказалось, умею готовить и даже почти люблю. В конце концов, должна же я была себя чем-то занять! Не спи, замерзнешь! Дожидаться, пока Май договорится со своим воспитанием, решительно возражавшим против допуска гостей к приготовлению пищи, я не стала. Подошла, подцепила мужчину под локоть и потянула в нужном направлении. В этом месте он, конечно, очнулся и попытался поучаствовать в процессе, но стол я к тому моменту уже накрыла. Пришлось хозяину ограничиться переноской кастрюльки с плиты — тоже какое-никакое полезное занятие. На свое место я плюхнулась первой и с некоторой поспешностью: вряд ли Май правильно поймет и оценит попытки за ним поухаживать. Поэтому он наполнял тарелки кашей и чашки кофе, а я сидела, поставив локти на стол и подперев ладонями голову. Ужасно неприлично, наверное. Кстати, по поводу моего халата и тапочек Недич так и не высказался; видимо, помнил про пуговицы. — Вы действительно хорошо готовите, — заметил Май наконец. — Никогда не думал, что овсянка бывает вкусной. — Тяжелое все-таки детство у аристократов, — засмеялась я. — Слушай, давай ты перестанешь прыгать с «вы» на «ты» и обратно? Сам же понимаешь, что это глупо, а мне приятнее и удобней на «ты». — Хорошо, я попробую, — ответил он обтекаемо и переключился на полезную тему: — Я позвонил своему портному, тот подсказал даму, способную помочь. Она приедет к полудню со всем необходимым на первое время и будет молчать. — Главное, чтобы в обморок не бухнулась при виде моих прекрасных глаз, — весело отмахнулась я. — Не бухнется, они… действительно очень красивые, — заметил Май. — Ты просто привык. — Нет, я не об этом. Они уже поменяли цвет на зеленый. Красиво. — Здорово, а я и не заметила! Я при виде этой белой жути каждый раз вздрагивала, так что в зеркало старалась не смотреть. А это нормально, что они так быстро поменялись? И с магической точки зрения это что-то значит? — Значит, тебе ближе зеленая магия, изменение неживой материи. Техномагия. Ожидаемо, учитывая твой интерес к дирижаблям и автомобилям. После завтрака я порывалась вымыть посуду, но Май не позволил. Правда, сам мыть тоже не стал, составил все в тот же лифт для связи с кухней. Удобно, конечно, но пару тарелок я могла и сама сполоснуть, тем более что там просто овсянка, а с горячей водой проблем нет. Но спорить с хозяином не стала: это мне неудобно людей такими мелочами напрягать, а он-то привык к наличию прислуги. Не могу сказать, что меня коробило — не рабы же, люди честно получают зарплату, — но требовалось время, чтобы привыкнуть. После завтрака мы переместились в кабинет, где я наконец познакомилась с картой мира. И готова была поклясться, что вижу ее впервые. Май уронил в ответ коронное «очень странно», но, кажется, не удивился. Континентов было четыре: две скованные льдом «шапки» на полюсах и две бесформенные кляксы обитаемых земель, разделенных океаном с редким крапом островов. Государств на них помещалось всего с десяток: континентальные Ольбад и Регидон и несколько мелких, островных. А вот языков оказалось почти в три раза больше: при объединении страны Младичи не старались изжить традиции новых земель.