Вернувшись на прежнее место, Мазур спросил: — И как он собирался меня брать? — Сошлись на двух вариантах. Милях в двадцати перед Инкомати есть маленький городок, не помню названия, я его впервые слышала, а название заковыристое… В общем, там уже сидят человек двадцать. Патрис инсценировал бы какую-то неполадку и приземлился там. Вы, простите, все равно ничего не поняли бы (не понял бы, мысленно согласился Мазур). Хороший случай взять аккуратно и без особой оглядки. У Патриса был еще сильный электрошокер. — Понятно, — сказал Мазур. — Ну, а теперь, коли уж исповедь идет так гладко, самое время поговорить о том, о чем ты умолчала… — Да ни о чем я не умолчала… — Врешь, лапочка, — спокойно сказал Мазур. — Ты не читала Жоржа Сименона? — Нет. Я вообще читала мало, только модные бестселлеры — чтобы можно было поддержать разговор, иногда речь заходит о книгах. А что это за Сименон такой? Имя определенно французское, но фамилия, хоть и похожа на французскую, но уникальная какая-то, никогда ее не встречала… Не удивительно, подумал Мазур. Вполне возможно, Сименон говорил в интервью чистую правду — что его предком был русский солдат Семенов, изменивший имечко на французский лад. Как ни прискорбно для национальной гордости, но факт остается фактом: пока русские войска стояли во Франции после взятия Парижа, не так уж мало солдатушек, бравых ребятушек, дезертировали и осели во Франции. Вроде бы никто из них так и не был разыскан. — Ладно, если не слышала, то и объяснять можно в двух словах — автор детективов, — сказал Мазур. — У него в одном рассказе есть строчки, замечательно подходящие к случаю: «Судья не солгал, ибо судьи не смеют лгать, но не сказал всей правды». Это о тебе, в аккурат. Ты не врала, думается мне. Просто не говорила всей правды. Не подумала, что я это просеку. Понимаешь, ты знаешь слишком много для обычного эксперта, которого привлекают исключительно для того, чтобы он определил, что за камешки перед ним, стекло или алмазы. Неправильно много, я бы выразился, хотя это выражение и грешит малость против грамматики, но истине соответствует. Столько человеку, по сути, постороннему, никто никогда не расскажет. Шефы службы безопасности, неважно какой, болтунами не бывают. Тебе рассказали бы минимум. Ни словечком не заикнулись бы о том, что здесь замешан министр внутренних дел, а то и сам президент. И о том типе, которого вязли в миссии, не рассказали бы. И о многом другом. А ты очень много знаешь. Вариантов два — либо ты сама опытный спецагент, либо… Ты ведь трахалась с Патрисом? Коли уж прихватила в эту командировку презервативы — на случай, если дежурство затянется, если я задержусь в Лубебо, ага? — Ну и что? — бросила она с некоторым вызовом. — У меня нет расовых предрассудков. И я одинокая. — Да господи… — поморщился Мазур. — Я же не проповедник, чтобы читать тебе мораль. Я о другом. Ты с ним трахалась, и он распустил язык. Так? Верно? — Ну да… Это ведь ничего не меняет в произошедшем. — В общем, да, — сказал Мазур. — Но вновь самое время процитировать ту фразочку из рассказа о судье. Не сомневаюсь, что он и в самом деле сказал шефу насчет шокера. Вот только никакого шокера у него с собой не было. Здесь я ничего такого не нашел, — он похлопал по крышке ящика, на котором они сидели. — Сильный электрошокер — штука относительно габаритная. В кармане джинсов или за поясом под футболкой он был бы заметен. А я ничего не усмотрел. Зато у него был нож, которым он меня собирался умело ткнуть… Так, чтобы убить на месте. Это как-то решительно не согласуется со светлым образом честного офицера, озабоченного лишь выполнением задания. Гораздо больше похоже на действия человека, решившего присвоить камешки и готового ради этого переступить через труп. Знаешь, ты выглядела испуганной, да, но боялась исключительно меня. У меня осталось впечатление, что ты заранее знала кое-что… Как-то ты и не удивилась происшедшему — тому, что он кинулся на меня с ножом… Ты была в курсе, — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно! — Ты с самого начала была в курсе, и вы работали на пару. С девушкой, которую просто трахают; не делятся такими подробностями операции. Твой Патрис, сдается мне, был хорошим профессионалом. А такие язык не распускают и в постели. Но вот если вы были сообщниками, такая откровенность вполне объяснима… — тема эта не таила никаких загадок, и Мазур продолжал уверенно: — Он тебе обещал, что разведется со своей опостылевшей мымрой или просто ее бросит, и вы вдвоем укатите в Европу, где заживете припеваючи… — Откуда вы знаете? — вырвалось у нее. Мазур, не сдержавшись, засмеялся. Давно известно под любыми широтами: порой лаже у женщин, остротой ума не уступающих компьютеру, отключается соображалка, когда речь заходит о выгодном замужестве. Что говорить о феминах попроще… Которую сотню лет дурочек — и не только дурочек — на эту приманку ловят. И в чистых, и в грязных делах — от простых развратников-ловеласов до гангстеров и разведчиков… Чтобы подтолкнуть ее к откровенности, следовало устроить нехилую эмоциональную встряску. — Да я и не знал, — сказал Мазур. — Просто догадался. Столько раз на подобные сказки разводили умных и не особенно баб… Последний штришок. Ты случайно не знаешь, где сейчас его жена с детишками? — Знаю. Он говорил, что отправил их отдохнуть на Ибицу… — Ага! — сказал Мазур. — Все сходится… Шери, в его планах на будущее тебе места не было. Изучи-ка… И протянул ей оба бельгийских паспорта и поддельный ньянгатальский. Николь их полистала, неуклюже действуя пальцами одной левой руки. С ее смазливой мордашки понемногу пропадало легонькое хмельное веселье. — Ну, убедилась? — безжалостно спросил Мазур, отправляя все три паспорта за борт. — Если подзабыла географию, я тебе напомню, что Ибица — как раз в Испании. Испанская виза у него была действительна еще только две недели. Значит, он заранее продумал уход. И придумал, как переправить камни за границу — умный человек найдет, не один способ. Уяснила? Не было тебе места в его планах наг будущее. А значит, ты прожила бы ровно столько, сколько тебе понадобилось бы времени, чтобы изучить камни — ну, не все, на выбор, и сообщить ему, с чем вы имеете дело, со стразами или алмазами… Доходит это до тебя? Дошло, судя по ее лицу — горестному, застывшему. — Ну, так что? — напористо спросил Мазур. — Ты ведь знала заранее? Она вскинулась, чуть ли не истерично вскрикнула: — Ну да! Да! Знала! Каждый в этом мире устраивается, как может. Ты что, ангел? Ты сам эти камушки спер! Святоша нашелся… Если можно тебе, почему нельзя мне? Особенно… — она замолчала. — Особенно если самой ручек пачкать не придется, — спокойно закончил за нее Мазур. — Всю грязную работу выполнит любовничек. Бог ты мой, как банально… — Боже мой… — прошептала она с видом сомнамбулы. — Что я сказала? Теперь ты точно… Мазур дал ей время как следует помучиться томительной неизвестностью: должен же он был получить хоть какую-то моральную компенсацию от особы, заранее знавшей, что его будут убивать, и тем не менее мастерски подыгрывавшей партнеру? Если ничего больше с ней не сделать — убивать не станешь, а бить морду этой дешевой стервочке — себя не уважать… Решив, что ее достаточно поколбасило, что ее как следует пробрал страх вновь возникшей перед глазами неминучей смерти, Мазур хмыкнул и похлопал ее по колену: — Ладно, подбери сопли. Не буду я тебя убивать. Поступлю, как договорились. Виски плеснуть? — Н-налейте… — подбородок у нее снова подрагивал. — Ч-чистого… Вы, правда, не… — Да не убью, не убью, успокойся, — поморщился Мазур. — Был бы моложе — убил бы. А так… Давненько отвык от чувств и эмоций. Ну, захотела разбогатеть резко. Ну, знала, что ради этого придется перешагнуть через труп. Банальная, в принципе, история. Не стоит на нее расходовать чувства и эмоции, нервные клетки не восстанавливаются… Самое занятное, что он говорил чистейшую правду — не испытывал по отношению к ней ни тени злости или даже обиды. Давным-давно привык спокойно относиться к людям, которые пытались его убить — во-первых, их было слишком много, во-вторых, они выполняли свою работу, как он — свою, он тоже не раз убивал. В обычном мире обычные люди на его месте дали бы волю эмоциям и чувствам — но он-то много лет обитал в другом. Который, если обратиться к литературной классике, можно назвать Искаженным Миром, а если к кино — Сумеречной Зоной. Оба термина насквозь импортные, но как-то и не подберешь в точности соответствовавшего бы им отечественного. Да и в славянской мифологии не подберешь точного аналога. Искаженный Мир. Сумеречная Зона. Не то чтобы царство зла — просто живут там по другим законам… И он снова вспомнил диалог из одного из своих любимых романов. «Значит, твоя профессия уже искалечила тебя». «Возможно. Но в мире, где столько искалеченных людей, это не особенно бросается в глаза». В точку. Один искалеченный не может сердиться на другого искалеченного, в чем-то они чертовски похожи, хотя во многом и непохожи… Ни злости, ни обид — еще и потому, что были гораздо более серьезные вещи, над которыми следовало подумать незамедлительно. Патрис хотел его именно что убить. Значит, у него имелась стопроцентная уверенность, что в сумке у Мазура не стекляшки, а алмазы. А иметь такую уверенность мог исключительно тот, кто заранее знал, что алмазы понесет именно Мазур. И, соответственно, заранее знал, что алмазы уйдут налево. Выбор нехитрый, точнее говоря, выбора нет вообще. Патрис — продажная шкура, но работал, вероятнее всего, не на конкурентов Олеси, а на ее саму. Еще одна подстраховка, на сей раз в Алмазном спецназе. Учитывая, что они купили министра внутренних дел — что им стоит купить капитана, явно не из семьи миллионеров? Вот только искушение оказалось слишком велико… А если бы самолетик благополучно долетел до столицы? Человек, твердо решивший взять два кило алмазов, человек умный, хитрый и хорошо владеющий оружием, и тут не сплоховал был. Проверки ради Мазур спросил Николь, все еще вжимавшуюся в угол корзины: — Ты, случайно, не помнишь, где был Патрис в тот день, когда мы прилетели за алмазами? — Конечно, помню, — сказала она не раздумывая. — Вечером предыдущего дня он по делам улетел в столицу, и перед этим мы… Он примчался назад, когда уже стало известно, что ваш самолет где-то упал. Все сходилось. И никак не верилось в совпадение. Если самолет долетел благополучно, Патрис попытался бы взять алмазы в столице, прямо на аэродроме. Что было не самым сложным предприятием. Мазур прекрасно помнил аэродром, с которого они улетели: не аэродром, а одно название. Один из десятка аэродромов для маленьких частных самолетиков, разбросанных по окраинам столицы. Единственная взлетно-посадочная полоса, крохотная диспетчерская, базируется там с десяток (много — десятка полтора) аэропланчиков. Персонал — лишь диспетчер и охранник, больше и не нужно. Сонное царство: кто-то прилетел, через пару-тройку часов кто-то улетел… Скука, от которой мухи дохнут. Словно автостоянка… да нет, на автостоянке даже оживленнее: слишком многие уезжают утром примерно в одно время, и вечером многие приезжают примерно в одно время. Олеся наверняка приехала бы за камешками не в броневике — с водителем и охранником, по минимуму. Оба агента прекрасно знали Патриса и попросту не успели бы встревожиться. Тот самый «узик» с глушителем… Патрис не знал одного: что самолетик полетит не в столицу, а в Маджили. В такие тонкости вряд ли посвятили бы купленную шестерку. Вот он и дернул в столицу, рассчитывая справиться в одиночку — и у него были при таком раскладе все-шансы… Интересно, поймут какие-нибудь инопланетяне, почему люди так долго и старательно резали друг другу глотки из-за тяжелого желтого металла или кристаллического углерода? Если у них было что-то похожее, пусть даже роль золота и алмазов играло что-то другое — поймут на раз. Если нет — затруднительно будет им втолковать… В первом случае моментально врубится какой-нибудь оранжевый в синюю крапинку шестиглазый пятиног, во втором — не поймет и гуманоид, схожий с землянами как две капли воды… Он ощутил легкую опустошенность, как частенько бывало, когда оставалась позади какая-то проблема. Собственно, он знал все, что следовало знать, и дальше допрашивать ее ни к чему. Остается несколько часов тупо торчать в корзине, ожидая, когда покажется Инкомати… Чуть расслабившись, он налил себе виски и лениво поинтересовался у забившейся в уголок Николь: — Ты откуда родом? — А что? — настороженно посмотрела она. — Да так, — сказал Мазур. — О делах мы поговорили, а времени полно. Не трахать же тебя ради коротания скуки? Пожалуй, поторопился я выбросить плееры, сейчас бы или музыку слушал, или кино смотрел. А так… Разве что поболтать. Она кажется, чуть приободрилась: — Если вы так говорите, в самом деле не собираетесь меня убивать… — Да не собираюсь, не собираюсь, — сказал Мазур столь же лениво. — Поживешь еще, и чек получишь… Так откуда? — Из Марселя. — Ну да, как же, — сказал Мазур, ухмыляясь. — Понятно теперь, откуда у тебя такой менталитет и почему так быстро вжилась в роль сообщницы гангстера, охотника за алмазами… Марсель… Милый городок, французское Чикаго той поры, когда Ши* был американской столицей криминала. Правда, знатоки уверяют, что настоящей столицей был то ли Нью-Йорк, то ли Детройт, но этикетка-«символ» прилипла именно к Ши… Ну, а у вас — Марсель… * Обиходное название Чикаго в США. По-английски — «Шикагоу». — Ты там бывал? — Как тебе сказать… — уклончиво ответил Мазур. Вживую не бывал, конечно. Но воображаемые прогулки по городу совершал не раз — и отнюдь не из праздного любопытства. В лучшие времена канувшей в Лету империи Марсель входил в список городов, по которым советская морская перхота могла и прогуляться однажды — предусматривался и такой оборот событий, не для одного импортного города. А потому Мазур в свое время но картам, фотографиям, кинопленкам и инструктажам изучил Марсель так, что ориентировался бы там в случае чего получше иных коренных марсельцев. Но вот этого ей, конечно, рассказывать не строило. Перебьется. — У меня очень приличные родители! — воскликнула она с некоторым возмущением. — У отца — два больших винных магазина. Я ходила в хорошую школу, друзья и подруги были из таких же приличных семей. Никто никогда не имел дел с молодежными бандами. — А как насчет травки и секса? — вкрадчиво поинтересовался Мазур. Она вильнула взглядом: — В пределах приличий. Ты, надеюсь, не моралист? И травка, и секс были распространены везде. У меня подруга училась в Кембридже — ее родители: гораздо богаче моих — и она такого порассказала… Мон Дье!* — она с комическим ужасом схватилась за голову свободной рукой. — Травка — грудами, и если бы только травка, а что касается секса — Мирей такое рассказывала об этих чопорных вроде бы британцах… Хочешь сказать, в вашей нынешней России молодежь обходится без наркоты и секса? * Бог мой! (франц.) Мазур промолчал — ибо именно так и обстояло. Задумчиво сказал: — Значит, Марсель… Ты знаешь, что именно там начинал карьеру Ален Делон? Только поначалу — криминальную. Мимоходом столько наворотил парнишечка, что пришлось срочно вербоваться в солдаты в Индокитай, иначе посадить могли надолго… — А кто это — Ален Делон? — безмятежно спросила Николь. Ну да, разумеется… Он знал: не только в России новое поколение совершенно забыло былых звезд кино и эстрады. Молодые французы уже запамятовали, кто такие Ален Делон и Мирей Матье, молодые итальянцы напрочь забыли Адриано Челентано. Хотя все трое живы, пусть и вышли из профессии. Ален Делон (точности ради — Ален Фабьен Морис Марсель Делон) разменял семьдесят второй годочек, Челентано — шестьдесят девять, Мирей Матье и вовсе шестьдесят, не возраст для француженки. Как ни удивительно, исключение долгое время составляли американцы, хоть их и принято считать бескультурными. Они очень долго помнили, знали и слушали своих певцов и музыкантов не то что довоенных времен — начала прошлого столетия. Однако и у них пришло молодое поколение, которое отличается той же печальной беспамятностью… — Налей мне лучше виски, — попросила Николь. — Еще долго лететь… Мазур пытливо присмотрелся к ней — с точки зрения не головореза тайной войны, а русского человека, то есть лучшего в мире эксперта по всему, что связано с алкоголем, пожалуй, можно было и налить — весь предшествующий хмель у нее напрочь вышибло, когда вынуждена была рассказать о своей роли в событиях и решила, что теперь-то Мазур ее точно убьет. Он взял бутылку. Когда налил половину, Николь, лукаво ему улыбаясь, придержала указательным пальцем горлышко, так что ее стаканчик оказался наполненным неразбавленным до краев. Он решил не препятствовать: от такой дозы в Инкомати ее не придется выгружать, как мешок с картошкой. Налил и себе — уж он-то очень далеко был от того рубежа, когда принятое на грудь мешает качественно работать.