Мазур пожал плечами: — Обстоятельства… — Бедный Йорик… — задумчиво протянул Лаврик. — Бедный Генка Лымарь… Он ведь наверняка рассчитывал долго еще, если не до конца жизни проходить в чемпионах… — и широко ухмыльнулся: — Сто раз тебе говорил, и в сто первый скажу: чему я всегда завидовал — так это отношениям с женщинами. Как-то так всегда у тебя получалось, что очередная уложенная красотка — либо «в интересах дела», либо «так сложились обстоятельства». Настоящая африканская королева, настоящая европейская принцесса… — Ну, не завидуй, — ухмыльнулся и Мазур. — У тебя вон была красотка с «Ленфильма», причем не гримерша какая, а натуральная кинозвезда. Кстати, мы так и не докопались, кто такая… — И не докопаетесь, — хмыкнул Лаврик. — Дело прошлое, быльем поросло. — Ну, а что до экзотических красоток — то была и Жюльетт… — Да, Жюльетт… На миг на лицо Лаврика словно набежала тень, и Мазур понял, что он сейчас видит: упавший в саванне догорающий самолет. Столько раз твердили и писали, что матерые убийцы к старости становятся особо сентиментальными… Уж не есть ли это сермяжная правда? Лаврик выпрямился в кресле. Тот, кто его не знал, ни за что не заметил бы происшедшей с ним перемены, но Мазур-то знал его сто лет. А потому и сам подтянулся, убрал улыбку с лица. Джину, правда, глотнул — ситуация не возбраняла. — Пошли дела, — сказал Лаврик. — Как завершить операцию, уже решено, и это мы обсуждать не будем. Хотя могу то ли обрадовать, то ли огорчить: и тебе в финале участвовать придется. Сейчас у нас на повестке дня другой вопрос, простой, но самый что ни на есть животрепещущий… Может, догадаешься? Ты о нем не мог не думать, ты ж профессионал… — Да думал, конечно, — сказал Мазур. — Будут ли они меня кончать, когда получат камни? — И к какому выводу пришел? — Склоняюсь к тому, что будут, — сказал Мазур. — Во-первых, что-то я не вижу на горизонте крупных задач, для которых им может понадобиться черт вроде меня. Им нужно было спасти президента — я его спас. Им нужны были два кило алмазов — я их добыл. Как ни ломал голову, какие еще предвидятся крупняки, не придумал. Сдается мне, со всем прочим они могут справиться своими обычными средствами, прежними, испытанными. Разве что… Мванги, думаю, их не особенно устраивает, но поручать мне его устранение, даже если они это решат сделать, не поручат. Знают пределы и рамки моей готовности нарушать законы. Во-вторых — ситуация… Та цель, для которой алмазы понадобились. Черт их знает… Может быть, если бы они хотели вульгарно спереть камешки для себя, они бы и отслюнили мне благородно обещанный процентик, до карата — по их деньгам это пустяки. Но алмазы им нужны для другого дела — и вот тут сама жизнь прямо-таки требует свести круг знающих до минимума. Подозреваю, мной не ограничится — они и своих должны будут немного проредить… очень уж ставки высоки. Лаврик ухмыльнулся: — Как выражается нынешняя молодежь — я с тебя тащуся. Молоток. Сам расписал все так, что мне и добавить нечего. Все с языка снял. У меня в точности те же выводы. Значит, что? Значит, наша первоочередная задача — отдать им камни, но сделать так, чтобы ты остался живехонек. — Вот об этом я еще не думал, — признался Мазур. — И не надо, — уверенно сказал Лаврик. — Какой смысл? Когда на свете есть дядя Лаврик, чья карма — Господи, прости за выражение — в том и состоит, чтобы над такими вопросами думать. Все готово, я тебе потому и велел звонить ей после обеда, чтобы было время нанести последние штрихи… Иди-ка сюда. Он подошел к высокому окну и потянул шнурок, подняв жалюзи. Мазур встал рядом. — Посмотри на дом, — сказал Лаврик. — Не на тот, что напротив, а на тот, что справа. Мазур посмотрел — и не увидел ничего особенного. Аккуратненький, но скромный одноэтажный домик, даже чуточку меньше того, в котором они сейчас пребывали. Участок соток в десять. Четыре пальмы, у задней изгороди — сплошная высокая стена каких-то здешних кустов, зеленых, разлапистых, колючих. За ними виднеется соседний домик. — Ну как? — спросил Лаврик с некоторым самодовольством, так, словно он этот домик построил собственными руками. Мазур пожал плечами: — Так себе избушечка. — А дворец, согласно плану, совершенно и не нужен, — хмыкнул Лаврик. — Обойдемся и таким. Посмотри-ка на него хозяйским взглядом. Потому что именно тебе там примерно через полчаса придется поселиться. Могу заранее утешить — ненадолго… А теперь выпьем еще лекарства и все обговорим — у нас не так уж много времени… Эпизод третий. Водяной и русалка Как и следовало ожидать, крохотный, с горошину, микрофончик в правом ухе Мазура сработал сразу после того, как Мазур услышал шум мотора остановившейся у «его» домовладения машины. — Слежки за домом по-прежнему нет, — быстро сказал Лаврик. — В машине, кроме нее и шофера, еще бодигард. К двери она пошла одна… Мазур показал пальцем на свое правое ухо, потом на дверь. Доктор понятливо кивнул. Есть в техническом прогрессе и светлые стороны, подумал Мазур. Во времена его бравой молодости такие микрофончики были заметны в ухе издали, да вдобавок непременно тянулся проводок к спрятанной во внутреннем кармане рации. Конечно, это могло сойти за слуховой аппарат, но в определенных ситуациях вызывало подозрения. Зато теперь эти крохотули используют не только спецслужбы, полиция и частные сыщики, но даже актеры вместо прежнего архаичного суфлера и телеведущие, получающие инструкции в ходе прямого эфира… Олеся, как ей Мазур и говорил, вошла без стука, остановилась на пороге — очаровательная стерва в коротком белом платьице, оставлявшем обнаженными стройные загорелые ножки, плечи и руки. Выглядела гораздо моложе своих тридцати восьми, как обычно. Огляделась чуточку удивленно: явно ожидала увидеть нечто более меблированное, а меблировка была самая что ни на есть спартанская: большущий матрас для двуспальной постели, лежащий на застеленном длинными новехонькими половиками с местным узором полу, на коем и возлежал Мазур в одних трусах, на белоснежной простыни, до пояса прикрытый второй. Рядом стоял длинный низкий столик, на котором наличествовала початая бутылка джина, содовая и коробка дорогих французских конфет — Мазур был из тех неприхотливых выпивох, которые считают, что любой алкоголь можно закусывать чем угодно. Имелся там и более культурный предмет — черный чемоданчик (на крышке, для тупых — красный крест в белом круге), и врач как раз выкладывал из него на столик ворох разномастных таблеток в упаковках и блистерах. Был еще здоровенный вентилятор в углу, с тихим жужжаньем размеренно поворачиваясь вправо-влево, наполнял комнату приятным прохладным ветерком. И все. Купленную в Инкомати сумку, стоявшую у изголовья, предметом меблировки никак нельзя было считать. К ней — ну, разумеется! — взгляд Олеси и метнулся в первую очередь. — Проходи, Джулия, — сказал Мазур. — У меня тут случилась небольшая неприятность… — Я вижу, что небольшая, — сделала она гримаску. — Коли уж у тебя бутылка на столе… Доктор, захлопнув чемоданчик, наставительно поднял палец: — Спиртное в данном случае пациенту разрешено, сеньорита, — разумеется, в разумных дозах. Сирил, со служанкой все улажено. Но еще раз напоминаю: как минимум неделя полного покоя и максимальной неподвижности! — Я помню, Серж, — сказал Мазур. — Будет исполнено в точности. — Да уж постарайся… Я заеду через пару дней, посмотрю, как обстоят дела. Мое почтение, сеньорита! Он поклонился Олесе и удалился: вальяжный, умеренный в движениях эскулап. По имени отчеству Игорь Иванович, а по фамилии — Багров. Как Мазур и ожидал, Олеся не стала заморачиваться подробностям постигшей его «неприятности» (как, впрочем, и он на ее месте — расспросы о здоровье могут подождать, сразу видно, что ничего серьезного, коли болящий в открытую, при враче, потребляет джин — это она правильно подметила). Она только спросила: — Где? — А вон там, в сумке, — сказал Мазур. — Там еще лежит такая стреляющая штука, ты ее не бойся, она на предохранителе, и гранаты не бойся, она ручная. Вынимай белый пакет с логотипом универмага «Джоми», он там один такой, не ошибешься… Подойдя к сумке едва ли не бегом, Олеся присела на корточки, вжикнула «молнией», обеими руками вытащила помянутый пакет. Положила его на пол, запустила туда руку, извлекла прозрачный опечатанный мешочек, угловатый, с совершенно неказистым на вид содержимым — кристаллический углерод в первозданном необработанном виде. Очень интересное у нее было лицо — ни капелюшечки алчности, одна умиротворенная радость, которую можно было выразить огромными буквами «Удалось!». Ну конечно, откуда взяться алчности? Камушки ей нужны не для себя, а для дела, она сейчас, собственно говоря, трудится за идею — пусть поганую и категорически неприемлемую для Мазура и тех, кто его сюда послал. — Пересчитаешь? — спросил Мазур, когда она осторожно положила мешочек обратно в пакет. — А то я мог парочку по дороге заныкать… — Да ну, ерунда! — отмахнулась Олеся. — Было бы чересчур мелко для такой фигуры, как ты, — и очаровательно улыбнулась. — К тому же ты должен был прекрасно понимать, что мешочки я очень быстро пересчитаю в машине — не из недоверия к тебе, педантичности ради… — Ну, тогда проверь, — предложил Мазур. — Вдруг там стекло? — Плоская шуточка, — сказала Олеся. — Ты прекрасно знаешь, что я в этих делах не эксперт. И потом… — она улыбнулась очаровательно-блудливой улыбкой Лисы Алисы. — Кирилл, ты, конечно, супермен из суперменов, трех терминаторов насмерть ушибешь старым валенком, но даже ты не смог бы во время своих коротких странствий подменить мешочки безукоризненной имитацией. Где бы ты это сделал? А сообщников, которые в темпе сделали бы имитацию в столице и пересеклись с тобой где-то по дороге, у тебя по определению быть не могло. Уж извини, милый, но после того, как я рассказала, что тебе предстоит, ты двадцать четыре часа в сутки был под надзором лучшей современной техники… и опытных агентов. Ты ни с кем не встречался, твои телефонные разговоры нисколько не походили на зашифрованные сообщения… — Очень мило, — сказал Мазур. — Мне обидеться, что ли? Такое недоверие… — Разумная предосторожность, милый, — поправила Олеся. — Или ты на моем месте вел бы себя иначе? Когда на кону — два килограмма алмазов? — Да нет, — сказал Мазур. — Точно так же бы себя вел… — Вот видишь. Так что не к чему обижаться. Эксперта я с собой, конечно, привезла, он чуть попозже проверит камешки — но опять-таки из чистой педантичности. Ну не было у тебя физической возможности подсунуть стекляшки. А на прииске напихать стекляшек безусловно не могли. Так что ты остаешься персоной, достойной всяческого доверия. И обещанный процент получишь. Я думаю, тебя он устроит исключительно в виде денег? Тебе совершенно ни к чему мешочек с необработанными алмазами?.. — Да на кой он мне, — сказал Мазур. — Предпочитаю вульгарные денежные знаки. А ничего, если я малость обнаглею и половину попрошу золотом? Мне без разницы, какой национальности будут монеты, лишь бы это было золото. Бумажки медленно, но верно падают в цене, а золото столь же медленно, но верно в цене растет. Пенсионный фонд, знаешь ли. — Да без проблем, — сказала Олеся. — Такие вещи делаются совершенно легально… — Как у тебя со временем? — Да масса свободного. А что? — Ну, тогда присаживайся, — Мазур похлопал ладонью по дивану рядом с собой. И выпьем по стаканчику за успех предприятия. Правда, у меня только джин… Ты джин пьешь? — Господи… — вздохнула Олеся, усаживаясь рядом с ним. — За успех такого предприятия я бы хлебнула и самого жуткого местного самогона и ни за что не сблевала бы… Ага, ты молодец, два стакана приготовил… — На кухне в холодильнике есть лед… — А пошел он к черту! — весело воскликнула Олеся. — Содовая есть… Она наполнила оба стакана до половины — а вот содовой в оба плеснула самую чуточку, символически. Чокнулась с Мазуром, отхлебнула приличную дозу, не поперхнувшись и не закашлявшись, сжевала конфетку и решила наконец-то проявить заботливость: — Что с тобой приключилось? — Идиотская случайность, от которой ни один супермен не гарантирован, — сказал Мазур. — Простыню с меня сбрось осторожненько. Она стянула простыню, скомкав, положила рядом. Присмотрелась. На правой ноге Мазура красовалась свежая гипсовая повязка, охватывавшая щиколотку, пятку и половину стопы. — Что это? — Синдром Деламара, — ухмыльнулся Мазур. — Это еще что? Я не медик. — А это и не имеет отношения к медицине, — сказал Мазур, ухмыляясь еще шире. — Это я так назвал явление, когда прочитал одну занятную статью. Жиль Деламар в свое время был знаменитейшим французским каскадером. Если помнишь второго «Фантомаса», он там в воздухе Жана Марэ дублировал. Он и еще пара-тройка парней сто раз выделывали головоломнейшие трюки, на любом из которых могли свернуть себе шею. А погибли все до обидного глупо: один при простейшем трюке, когда машину, резко затормозив, разворачивают на сто восемьдесят градусов. Второй угробился, когда сажал самолетик в пустыне, перевернулся на ровном месте. Третий и вовсе отдал концы, упав с ослика в туристической поездке в горах… Вот и со мной приключилось нечто похожее. В Маджили не сошел, а по старой памяти молодецки спрыгнул с нижней ступеньки… Олеся прищурилась: