Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 8 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— В стиле «мини». Слава богу, на этом, похоже, кончилось. Носильщик на миг завел глаза к потолку, что-то для себя прикидывая, потом склонил голову с безукоризненным набриолиненным пробором: — Понятно, сеньор. Вам придется ждать не более четверти часа. И бесшумно выскользнул за дверь. Оставшись в одиночестве, Мазур поправил пистолетную кобуру так, чтобы не бросалась в глаза, оглядел очередное временное пристанище — за время его блужданий по глобусу их на трех — вообще нет, на четырех — континентах набралось столько, что считать притомишься. Бывали гораздо лучше, бывали гораздо, гораздо хуже. Если вынести оценку этому — нечто среднеарифметическое. Довольно просторная комната, не роскошная, но и не убогая, содержавшаяся в порядке. Большая кровать, старомодное мягкое кресло, столик годов из шестидесятых прошлого века, на нем заботливо приготовлена бутылка французской (если верить форме и этикетке, а верить следует не всегда) минеральной воды. Налив себе стакан, Мазур стал задумчиво рассматривать самую непонятную деталь интерьера: в углу стояли три больших лампы на высоких треножниках, этакие черные бочонки, скорее напоминавшие прожектора, у каждой — по две железные шторки по бокам. Как Мазур ни ломал голову, не мог догадаться, для чего такие светильники нужны в борделе. Вот тут его профессиональный опыт ничего не мог подсказать — ни в том заведении, которое он осчастливил своей недолгой службой, ни в тех, где приходилось бывать уже в качестве клиента, ничего подобного в жизни не видел. Какие-то смутные ассоциации всплывали, но в слова сформулировать их никак не удавалось. Исключительно ради любопытства он засек время, когда сутенер улетучился, как бесплотный дух. Деликатный стук в дверь раздался через двенадцать минут — стахановцы бордельного фронта, ага. Он направился к двери, отгоняя мысль, что сейчас вломятся, тыча в рожу стволами, хмурые типы в немалом количестве — но все же теоретически допускал и такой оборот событий. И прекрасно понимал: при таком обороте угодит, как кур в ощип. Если их будет несколько, не отстреляешься, а под окном наверняка поставят людей… Хотя… Кто сказал, что отмахаться не удастся? Автомат-то он оставил в машине, а вот оставлять гранаты жаба задавила: много места в его поместительных карманах они не занимают, а пользу могут принести нешуточную. Одну — в тех, кто в коридоре, вторую — на головы тем, кто под окном, и будет серьезный шанс оторваться. Придется, конечно, уходить в импровизацию, ховаться наугад в незнакомом ночном городишке, но это, в итоге, пустяки по сравнению с обретением свободы… Так что, шагая к двери, он быстренько и привычно сжал двумя пальцами усики так, что чеку было выдернуть легче легкого, просунул в нее большой палец, которому там было вполне свободно — конструкторы постарались, решпект им за это, вив ля Бельжик… Исправно тикавшая, как швейцарский хронометр, мания подозрительности на сей раз подвела. Вместо хмурых неприятелей в коридоре обнаружилась красивая девица с волосами до плеч, в открытом и коротеньком синем платье в белые крупные пятна (чуточку неправильной формы, не классический горошек, но все равно красиво). Улыбаясь прямо-таки лучезарно, она осведомилась: — Сеньор Джон Смит? — Он самый, — сказал Мазур. Она крутанулась волчком так, что взлетели волосы, взметнулся расклешенный подол куцего платьица, явив черные трусики: — Заказ устраивает? — Как нельзя лучше, — сказал Мазур. — Ну тогда — привет! И она танцевальной походочкой направилась мимо Мазура в номер. И по пути, ч-черт, задела крутым бедром кобуру так, что не могла этого не почувствовать. Ну ладно, все равно увидит рано или поздно, пушкой здесь никого не удивишь, а легенда имеется… Все еще держа руку в кармане и убедившись, что в коридоре пусто и тихо (только с первого этажа доносится музыка, пляски там определенно продолжаются), Мазур так же, одним пальцем разогнул усики и прошел в номер. Присел на кровать, потому что больше было некуда — в кресле уже непринужденно разместилась гостья, закинув ногу на ногу. Окинула его свойственным девицам ее профессии пытливым взглядом — пыталась с ходу прокачать, насколько удастся, что за клиент достался на сей раз и чего от него ждать. Мазур тоже разглядывал ее откровенно. Несомненно, ньерале (у фусу и макиземи гораздо более темная кожа, волосы не с кудрявинкой, а классические курчавые, как шерсть ягненка), носик прямой, без следа приплюснутости, губы ближе к европейскому рисунку. Ньерале — на третьем месте среди трех основных племен страны по численности, влиянию, богатству — но самое гордое и задирает нос перед всеми прочими. Поскольку именно из ньерале происходил знаменитый король Бачака, африканский Наполеон и Бисмарк в одном лице. Без дураков: вождь мелкого племени лет за пятнадцать сколотил из окружающих земель и племен впечатляющую даже сегодня империю, еще лет десять после того выигрывал все войны и присоединял новые земли, как-то под настроение в битве при Гулавайе расколошматив и англичан, едва отдышавшихся после восстания сипаев. Вот только жил он, как Бисмарк, а кончил даже похуже Наполеона — зарезали в им же возведенном Королевском Краале. Резали фусу (что ньерале им тычут в нос при каждом удобном случае), но рулили заговором два родных брата Бачаки, чистокровные ньерале (о чем ньерале предпочитают не вспоминать, потому что получилось как-то неудобно). В общем, знатоки справедливо считают, что на европейский взгляд самые красивые девушки в Ньянгатале — ньерале. И Мазур с ними совершенно согласен еще со времен прошлой командировки двадцатилетней давности. Девушка улыбнулась с профессионально отработанной лучезарностью: — Значит, с разговорами? — Гвоне, мачалабо, — сказал Мазур (что на ее родном языке означало «Да, красотка»). Она подняла красиво подведенные брови: — Одано, пачан? Го сухаби такадато ва киритабу? Мазур не понял ни словечка. Все его познания в языке ньерале исчерпывались парой-тройкой фраз вроде произнесенной. А еще два десятка, в свое время зазубренные как следует, для разговора с такой гостьей решительно не годились. Не станешь же ей говорить «Руки вверх, бросай оружие!». Или «Где ваш лагерь, тварь такая? Будешь молчать, яйца отрежу!». — Это я так, решил выпендриться, — сказал он, улыбаясь. — Знаю пару фраз, и все. — Понятно. Значит, с разговорами? — А тебе не нравится? — Желание клиента — закон, — пожала она красивыми круглыми плечами. — А вообще, между нами, не особенно и приятно, когда тебя с порога хватают и заваливают без единого словечка. Так что можно и поболтать… Слушай, ты щедрый? — В разумных пределах, — сказал Мазур. — Тогда закажи сосуд и что-нибудь закусить? Что за разговор без стаканчика? — она не глядя привычно взяла со столика меню в коричневой папочке и подала ему. — Вон там, возле выключателя, синяя кнопка, видишь? Официант мигом прискачет. Алкоголь тут не паленый, не стали бы господа с шахты паленкой давиться… — Верю, — проворчал Мазур, читая меню и высматривая нечто среднее, не самое дешевое и не самое дорогое. — а то, голову даю на отсечение, «стейк из жирафа в соусе момелеле» — уж точно паленка. Знаю я эти фокусы. Берется говядина, вымачивается в настое из корней и листьев мамбату, после чего становится по вкусу совсем и не похожей на говядину. Но любители экзотики тащатся… — Молоток! — сказала она одобрительно. — Сразу видно, не новичок у нас.
— Тебе сколько лет? — Девятнадцать. — Понятно, — сказал Мазур, решив, что никаких военных тайн он сейчас не выдает, коли уж действует под родной фамилией, как и в прошлый раз. — Когда я тут первый раз побывал, тебя, мачалабо, еще и на свете не было… — Ух ты! Может, ты и Курумату-Леопарда видел? — Много чего я видел… — проворчал Мазур. В том числе и означенного Леопарда, сволочь легендарную, но, надо отдать ему должное, несомненного военного таланта. Долго с ним пришлось повозиться. Однажды Мазур даже в него стрелял, но слишком далеко было для «узика», ушел, поганец. Ничего, все равно в конце концов группа Морского Змея его через пару недель отправила на свидание с Лунным Бегемотом… Сделав выбор, он нажал кнопку. Очень быстро объявился молодой фусу в смокинге и уже через пять минут припер бутылку виски и обычные здесь к нему закуски: копченое мясо, вяленые фрукты и шашлычки из моллюсков томбалу, к которым Мазур пристрастился еще в прошлый приезд (мало того, что вкусные, еще, между нами, мужиками, боевую сексуальную готовность, если слопать с дюжину, на всю ночь обеспечивают не хуже черноморской рапаны). Халдей (должно быть, узрев новое лицо) предпринял попытку впарить Мазуру еще и стейк из жирафа, но Мазур отмахнулся и сказал, что на жирафятину у него аллергия. Девушка расхохоталась. Сообразив, что напоролся на знатока, халдей сговорчиво улетучился. — За любовь? — предложила девушка и опрокинула свой стаканчик граммов на сорок не хуже советского боцмана, ничуть не поморщившись и не закашлявшись. Потянулась за ломтиком мяса без всякой поспешности — чувствуется школа, подумал Мазур не без уважения. — За любовь так за любовь, — сказал он, опрокидывая свой стаканчик. Виски, конечно, не высшего сорта, однако да, не паленка. — И как тебя сегодня зовут? — Мадлен, — сказала она с улыбкой. — Уже неделю. Мазур вновь ощутил мимолетный укол ностальгии: тридцать лет назад уже была одна Мадлен, самая красивая француженка из всех, какие ему встречались в жизни. Ну, а то, что она была еще и офицером французских «морских дьяволов», ничего не испортило. Что-то часто стали возникать уколы ностальгии, не было раньше такого… — Почему — Мадлен? — спросил Мазур с неподдельным интересом. Французского влияния в какой бы то ни было области Ньянгатала не испытала совершенно. Разве что французские франки здесь ходили неофициальным образом — но так обстояло и с полудюжиной других европейских твердых валют. — Да так сложилось, — сказала Мадлен. — Тут недавно был французский инженер, помогал отлаживать на шахте какую-то ихнюю банду. И абонировал меня на всю неделю. И когда меня охаживал, все время называл Маллен — раз по двадцать за ночь, прикинь. Есть у меня подозрения, что ему какая-то Мадлен так и не дала, как он ни старался, но в памяти засела. Вот я и решила: а побуду-ка теперь Мадлен. — Здешняя? — Мимо, — сказала Мадлен. — Из Мулаведи. — Это где? — А это такая деревня, миль двадцать отсюда к югу. Ничего так деревня, богатая, но все равно — деревня… — Понятно, — сказал Мазур. — Подалась в город счастья искать? — Вот именно, — серьезно сказала Мадлен. — Так-то все было ничего, отец у меня дачака… ах да, ты же языка не знаешь… Дачака — это такая группочка самых богатых людей в деревне. Типа аристократия. Только мне от этого было бы не легче. Уж конечно, не пришлось бы особо спину гнуть с мотыгой и просо рушить, но все равно, женщина в деревне, даже если она из дачака — не совсем и человек. Прав — ноль, зато обязанностей… Выдали бы меня замуж за какого-нибудь обормота, рассчитавши так, чтобы соединить поля, и хлопотала бы я по дому, как швейная машинка. И уж конечно, детей муженек мне бы накапал кучу. А окажись он пьющий или драчливый, я бы еще и в синяках ходила. И была бы годам к тридцати страшной жирной коровой. А я, между прочим, три года в американскую школу ходила. Вот сам скажи, у меня английский плохой? — Да нет, весьма даже, — сказал Мазур. — Во-от… А еще я девочка умная и сообразительная. Мне учитель много раз говорил, особенно в последнем классе, когда оставлял после уроков, лез под юбку и минету учил. Белый, из Пенсильвании. Он мне, кстати, невинность и аннулировал. Мы потом еще несколько раз… Мне понравилось. Он и сказал: крошка, в деревне пропадешь, у него хватало знакомых на шахте, он мне сюда рекомендацию и дал. Вот я три года назад из дома и сбежала. — Папаша с родичами не искали, чтобы прирезать? — с любопытством спросил Мазур. — Да ну, скажешь тоже! Это у одних макиземи, дикарей долбаных, принято в таких случаях искать и резать. У нас попроще. Объявят тебя позором семьи, отрекутся по всем правилам — мол, знать такой отныне не знают. Зарежут черного поросенка, кровью на пороге побрызгают, уши ему отрежут и швырнут в ту сторону, куда я сбежала. Еще листья юкаты вокруг дома кольцом набросают, побормочут там все, что полагается… Только мне как-то чихать на этот цирк без клоунов. Вот и работаю тут три года. А что не работать? Клиенты солидные, любители всяких неприятных выкрутасов редко попадаются. Знай раздвигай ножки. Ты не поверишь, но я в школе выучила, что такое «философски». Так вот, если философски — всех и каждого в этой жизни пялят. На разный манер. Тебя вот наверняка начальство пялит. Ага? — Бывает, — сказал Мазур чистую правду. — Ну вот. Всех пялят, даже президентов — я имею в виду, иногда пулей в лоб, как недавно нашего Отца Нации. Разница только в том, что тебя пялят в переносном смысле, а меня в прямом. Если подумать, никакой разницы. Тебя такая философия не обижает? — Да нет, — пожал плечами Мазур. — С чего тут обижаться, если так оно в нашей жизни и обстоит… А планы на будущее? Не может не быть у такой умной девочки планов на будущее? — Найдутся, — сказала Мадлен, с намеком покосилась на бутылку, и Мазур наполнил стаканчики. — Поработаю еще годик — и сбережений хватит, чтобы обосноваться в Инкомати. А там совсем другие возможности для карьеры. Там и заведения для людей, что в сто раз побогаче здешних шахтерских, и танцевальные школы… ну, сам понимаешь, каким танцам учат. И фотографы рыщут, ищут моделей не для дешевеньких черно-белых порнографических журнальчиков на плохой бумаге, а для солидных, типа «Плейбоя». В общем, с опытом и с умом не пропадешь. Совсем другие деньги. И жениха можно подцепить ох какого небедного, главное, суметь нетронутой паинькой прикинуться… — А ведь сумеешь, — покрутил головой Мазур. — А запросто, — улыбнулась Мадлен. — Между прочим, если ты не знаешь, есть старый деревенский способ невинность якобы восстанавливать. Так-то вот… Мазур вновь покрутил головой: — Знаешь, что-то я в тебя верю… Пробьешься. — Постараюсь, — столь же серьезно сказала Мадлен. — Ну как, раздеваться, или еще потреплемся?
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!