Уважаемый мистер Сорикетти! Прошу извинить меня за беспокойство, но моя дочь Эмбер не реагирует на попытки с ней связаться, и я практически на сто процентов уверен, что она у Вас. Пожалуйста, сообщите Эмбер, что я как можно скорее должен ее увидеть. Благодарю за помощь (и за все остальное). Искренне Ваш, Джонатан Гиллз. Отправлено с iPhone Глава 33 Я превратилась в сплошной комок нервов и в итоге радовалась, что Эммет настоял на том, чтобы отвезти меня домой. Всю дорогу от дома Эммета до северо-западной части города мне хотелось лишь одного: чтобы он развернулся. Просто куда-то ехать, подальше от этого места и всего этого хаоса. Мне не хотелось встречаться с отцом и смотреть ему в глаза, я не хотела еще раз ощутить, что я для него чужая. Одного лишь имени Седрика на экране телефона хватило, чтобы практически довести меня до нервного срыва. Я не могла говорить, я лишь пыталась унять сотрясавшую меня дрожь. Нужно глубоко дышать и нужно, черт возьми, сохранять спокойствие. Я взрослая. Все позади. И если родные мать с отцом не хотят мне верить, то им нет места в моей жизни. По дороге мы с Эмметом едва перебросились парой слов. Я лишь то и дело указывала ему, куда ехать дальше. В какой-то момент мы пропустили поворот на автостраде, поэтому пришлось ехать по крутым извилистым улочкам через Сайпресс-парк. Дома за окном становились больше, заборы и живые изгороди – выше. – Здесь направо, – наконец выдавила я из себя. – Здесь? – с недоверием переспросил Эммет. Я кивнула, и Эммет повернул «Субару» на мощеную дорогу нашего двора. Когда он заглушил мотор, мы погрузились в абсолютную тишину. Пару секунд я сидела, уставившись на наш дом, но потом Эммет через подлокотник дотянулся до меня и взял за руку. – Я тебя здесь подожду, – сказал он. Я тяжело вздохнула. – А ты не мог бы… – мой дурацкий голос дрожал, – …ты не мог бы пойти со мной? Эммет изумленно на меня посмотрел – неудивительно, ведь я всегда отказывалась от того, чтобы он провожал меня до дома. Но теперь мне уже все равно. – Конечно, – прошептал Эммет, а я начала задыхаться. Я ни слова не смогу сказать отцу, не разрыдавшись. Я медленно отстегнула ремень и открыла пассажирскую дверь. Эммет уже вышел. Пока мы обходили машину, он покрепче прижал меня к себе. Больше всего мне сейчас хотелось положить голову ему на плечо и исчезнуть в его объятиях. – Эй, посмотри на меня. Я подняла голову. Глаза Эммета светились своим обычным теплом. – Малыш, не важно, что ты сейчас услышишь, – сказал он, а я почувствовала, как к глазам подступили слезы. После того как вчера вечером внутри меня лопнул какой-то узел, я не могла перестать плакать. – Обещай мне, что ты не будешь забывать, кто ты такая и чего заслуживаешь. – Эммет поднял руку, чтобы поймать слезинку, покатившуюся по моей щеке. Я хотела опустить голову, но Эммет не дал мне этого сделать. – Хорошо? Для меня осталось загадкой, как мне удалось кивнуть. – Я не дам им себя сломать, – прошептала я фразу, которая уже стала нашей мантрой. На лице Эммета появилось подобие улыбки. – Вот и отлично. – Он нежно чмокнул меня. – Я с тобой. И если ты вдруг забудешь, я тебе напомню. Я на мгновение закрыла глаза. Невероятно тяжело было выбраться из его объятий. Я заставляла себя дышать ровно, пока мы шли к дому, а у меня в голове крутилась одна-единственная мысль. Я не желала. Мне хотелось бежать прочь из этого места. Потными пальцами я нащупала связку ключей. Руку Эммета я отпустила, только чтобы открыть дверь. Или лучше позвонить в звонок? Нет, это было бы странно. Я здесь жила. И все равно чувствовала себя незваной гостьей. Когда я открыла дверь и мы с Эмметом вошли в прохладный коридор, нас встретила тишина. Он молча следовал за мной, но от меня не скрылось то, как он разглядывал высокие потолки и гладкий каменный пол. На первом этаже было безлюдно и тихо, и я на мгновение даже засомневалась в том, дома ли отец. Но, войдя в жилую часть дома, я остолбенела. Папа был одет в дорогие брюки и голубую сорочку, но рукава небрежно закатал по локоть. Он без остановки стучал носком ноги по полу, облокотившись на кухонный остров: в одной руке эспрессо, в другой – телефон. На его подбородке появилась легкая щетина. Не помню, когда в последний раз видела его небритым. У меня болезненно сжался желудок, и на какое-то ужасное мгновение показалось, что смелость меня покинула. Но потом я почувствовала прикосновение теплых пальцев Эммета между лопаток. Он мягко подтолкнул меня вперед. Хотя мы бесшумно шли по гладкому плиточному полу, папа резко поднял голову. Я не могла распознать выражение его глаз. Он смотрел на Эммета, смотрел на меня, смерил взглядом мою щеку, которая, как я заметила в зеркале, приобрела очень красочный вид. Один лишь мускул дрогнул на его лице, а секунду спустя я уже поежилась, услышав, с каким шумом телефон и фарфоровая чашка приземлились на барную стойку. Я будто примерзла к полу, наблюдая, как он быстрыми шагами пересекает комнату. Сдавленный всхлип вырвался из моей груди, и лишь когда я издала этот звук, до меня дошло, что папа заключил меня в объятия. Я прижалась к его телу, почувствовала щекой прохладную ткань его рубашки и его руки у себя на спине. А еще я ощутила папину внутреннюю дрожь. – Мне очень жаль, доченька, – сказал он, и после этих слов я уже не смогла сдерживаться и контролировать всхлипывания, вырывавшиеся из моей груди. Я не помню, когда он в последний раз так меня обнимал. Да и вообще не помню, чтобы он меня обнимал. Я вцепилась пальцами в его рубашку, заведомо проиграв войну с охватившими меня эмоциями. Папа положил руку мне на затылок, а второй не переставая гладил меня по спине. Я бросила взгляд на Эммета, который остался стоять в дверном проеме. – Мне очень жаль, что я тогда тебя не послушал, – повторял папа. Снова и снова. Пока ко мне не вернулся дар речи. – Я… не могла понять. Вчера вечером. Когда ты встал и просто… Папа слегка отстранился от меня. Его взгляд был железным, но я вдруг поняла, что эта жесткость предназначалась не мне. – Я встал, чтобы позвонить адвокату. Кровь прилила мне к ногам. То есть это правда… – Я знаю. Папа прожигал меня взглядом. – Седрик уже атаковал меня сообщениями. – Сохрани их. Мы постараемся использовать их против него. Мы… Папа на моей стороне. Он мне поверил, ни на секунду не поставив мои слова под сомнение. – Спасибо, – прошептала я. – Эмбер, мне очень жаль. Прими мои искренние извинения за мое поведение. Я знаю, что ты тогда рассказала все матери. А она мне сказала, что это ты отправила фотографию и что ты еще пожалеешь о своем необдуманном поступке. Она все выставила так, будто это пустяки, и не рассказала о том, что Седрик с тобой сделал. Мне нет прощения, что я не стал вдаваться в подробности. Но я хочу, чтобы ты знала, что я бы и тогда не колебался ни секунды, если бы узнал хотя бы часть из того, что произошло на самом деле. Я поправила пуговицу на его рубашке, изо всех сил стараясь не зареветь. – Почему она так поступила? – Мой голос дрожал. – Почему она не хочет мне верить? Взглянув на папу, я увидела всю боль на его лице. – Это она должна сама тебе объяснить. Это ее не извиняет, но вам нужно наконец-то поговорить. Так больше не может продолжаться. Это ее не извиняет… Вполне возможно, но тут есть что-то еще. Эти слова означают, что есть какая-то причина, почему мама так отреагировала. То есть существует вероятность, что дело не во мне. Что есть другая причина такого поведения. И я не уверена, действительно ли мне хочется ее узнать. – Но откуда ты узнал, что?.. – Я оборвала себя на полуслове, пытаясь следить за дыханием. Мой взгляд устремился к Эммету. Он деликатно понурил голову. – Что ты у Сорикетти? – У Эммета, – прошептала я. По лицу папы пробежала некая эмоция. От этого его выражение лица стало чуть ли не ласковым. – У Эммета, – повторил папа более мягко и перевел на него взгляд. Эммет вздохнул, но его челюсти оставались крепко сжатыми. Он коротко кивнул папе. – Да, сэр. Папа смерил его взглядом, который я никак не могла распознать. Не таким строгим, как обычно, а как-то иначе, по-другому. Потом он вновь посмотрел на меня. – Знаешь, Эмбер, я за последние годы много чего не знал о своей дочери, но то, что вы проводите вместе время не только за учебой, не утаилось даже от меня. Я нервно сглотнула. Неужели это так очевидно? Папа снова перевел взгляд на Эммета. – Кроме того, в чертежах по проекту «Окдейл-Эстейтс» отчетливо виден ваш почерк. С лица Эммета сошла вся краска.