Насколько ему было известно, Ноэль никому не открыла имя отца. Она не говорила, был ли это донор спермы или она просто переспала с кем-то на побережье. Если она с кем-то и встречалась, на свадьбу он с ней не пришел. Она представила ему всех за столом: Инес, Рут, которую он помнил, и ее сын, Бэйли. Нельсон увидел в его лице презрение и решил, что Рут рассказала ему, почему распался их брак. Ноэль всегда была близка с Рут. Он не стал обращать внимания на гневные взгляды Бэйли и пригласил Ноэль на танец. Она отдала малышку Рут и протянула ему руку. На танцполе она вжалась в его тело, положив руки ему на плечи, как будто они старые друзья, как будто стоять так близко — ничего не значит. — Как твоя мать? — У нее ремиссия, — сказала Ноэль. — Она отказывается умирать. Они рассмеялись. — Говорит, что хочет прожить столько, чтобы увидеть всех своих внуков. Боюсь, Агнес ей мало. Она уже сделала пару намеков Альме и Диане, и Маргариту спрашивает, нет ли у нее кого в Лос-Анджелесе. — Лэйси-Мэй вышла на тропу войны… Да поможет вам Бог. — Она и сейчас, несмотря ни на что, говорит, что лучшее в ее жизни — это дети и брак. Я правда не спрашиваю, который — первый или второй. — Не помню, чтобы она была таким сторонником брака, когда пришла наша очередь. — Да уж, — сказала Ноэль, и Нельсон с облегчением понял, что они по-прежнему могут говорить друг другу правду, что все прожитое вместе не стерто напрочь. — Светленькая у тебя получилась дочка. Откуда такая рыжая? — Да уж. Всю жизнь бесилась на всех белых вокруг, а потом взяла и родила рыжего ребенка. Странно. Иногда людям даже не верится, что я ее мать. — А про отца ты никому не рассказывала? Даже сестрам? — С тобой уж мы точно не будем об этом говорить. — Я всегда знал, что если ты уйдешь от меня, то к какому-нибудь хорошо устроенному белому мальчику. — А я всегда знала, что никогда от тебя не уйду. Вот тебе и пожалуйста. Музыка замедлилась, они закачались на месте. Нельсон посмотрел через ее плечо на стол, за которым Бэйли держал Агнес и малышка тянула его за ухо. — Она такая красивая, — сказал он, и Ноэль как будто простила его. Они кружили по комнате. Музыка играла тихо, проникновенно, и они держались друг друга под мерцающими огоньками. Она спросила его про Вену, и он не стал перед ней притворяться, рисовать ей красивую картинку с кафе и парками, безупречными поездами и первоклассными музеями. — В барах встречаешь кучу бывших нацистов. А один раз женщина плюнула в меня на улице. Но в целом там неплохо. У меня квартира с видом на Дунай. — У тебя все та же пиарщица? Джемайма, да? Не имело смысла рассказывать Ноэль про всех женщин, с которыми он что-то начинал, бросал, которые начинали что-то с ним и бросали. Они для него ничего не значили. Ему нравилось варить кому-то кофе по утрам, чувствовать, как простыни пахнут женщиной. Секс, близость — это могло быть так просто и приятно. Джемайма иногда к нему приезжала, и оба понимали, что сейчас это просто привычка, а потом ее не станет. — Никого, как ты, у меня нет, — сказал Нельсон. — Как жаль, что ты не вспомнил этого, когда решил ее трахнуть. Он ничего не сказал. Он это заслужил. Он почувствовал, как она сжалась, как будто сейчас отстранится, оставит его одного на танцполе, но она не ушла. Под всем макияжем вид у нее был усталый. Ему хотелось поцеловать темные круги у нее под глазами. — И как оно, как ты представляла? Быть матерью? — Хуже. Я не могла кормить грудью. Во время родов меня всю порвало. До сих пор не могу ездить на велосипеде. Плюс руководителям публичных театров не дают декрет. Приходится платить няньке несколько раз в неделю. С деньгами совсем туго. Но объективно — она идеальна. Посмотри на нее. Нельсон кивнул, но на ребенка смотреть не стал. Он вдруг увидел Ноэль в тот день, когда они только начали пытаться. Он лежал на кровати и читал, и вдруг она ворвалась в спальню, уже голая, размахивая маленькой бело-голубой полоской. Она сказала, что у нее овуляция. Она сказала: я готова. Это Нельсон не знал наверняка; ему не хотелось, чтобы что-то нарушило баланс их жизни. Но потом он увидел, как она приближается к нему по матрасу на коленках, распахнув объятия, и не было никаких сомнений, что он сделает все, что она попросит. Он прижался к ее лицу. Ему хотелось ее поцеловать. — Знаешь, о чем я думала во время церемонии? — сказала она. — О нашей свадьбе? — О пьесе. — Какой? — «Мера за меру». — Боже мой, — сказал он. — Мой дебют и моя развязка. Оба засмеялись. — Все такие парадные, и все эти церемонии — проход к алтарю, аплодисменты. Напомнило мне вечер премьеры. Первое представление прошло так гладко, как только можно было желать. Людей было меньше, чем рассчитывал мистер Райли: только родители и близкие актеров, несколько девочек из клуба «Обеспокоенные школьники за справедливость». Но и при небольшом количестве зрителей все волновались. Алекса, которого поставили на роль герцога, вырвало за кулисами. Адира, которая так и сияла в своем костюме монашки, позвала всех помолиться, пока не подняли занавес. А Нельсон почему-то был совершенно спокоен. Он знал, что вся постановка не на нем держится — пьеса не про него. Он должен был только стать частью организма, и вместе они смогут создать спектакль, как они уже делали на репетициях. Это было волшебное ощущение. Каким-то чудом никто не забыл слова. Ноэль постаралась, и занавес опускался и поднимался тогда, когда надо; она расставляла их за кулисами, смахивала пылинки с костюмов. Нельсон так управлял голосом, что сам себе дивился, и ослепительные огни рампы только помогали в этом: он почти не видел зал. И все же, несмотря на все их победы, зрители почти не смеялись в нужных местах, а эмоции, которые актеры пытались передать, выходили не теми. Вместо ужаса Изабеллы перед хищничеством Анджело получалось просто легкое раздражение; герцог вместо важного получался яростным; только похотливость Анджело удалась хорошо, отчего родители смущенно ерзали в креслах. Помолвки в развязке привели зрителей в замешательство, и они аплодировали вполсилы, пытаясь понять, что произошло и хороший ли это конец. Никто не играл идеально, и все это знали, но это не имело значения. На два мимолетных часа они сплотились — старые ученики Первой школы и новенькие. В конце они взялись за руки и поклонились, и мистер Райли раздал всем по розе, а Ноэль — две. Ноэль с Нельсоном спустились со сцены, чтобы поздороваться с родными, с Линетт в первом ряду, с Лэйси-Мэй, Хэнком и девочками. Джейд и Робби нигде не было. Они взялись за руки и впервые представились как пара: Нельсон и Ноэль. — Мне так повезло, что ты меня тогда любила, несмотря на все мои проблемы. — Да брось, какие проблемы, — сказала Ноэль. — Это я напивалась, сбегала из дома и беременела. — Ты хотя бы знала, кто ты. А мне невыносимо было быть мной. — В тебе нет ничего плохого, знаешь. Никогда не было, просто ты до сих пор этого не видишь. Она отлепилась от него и посмотрела ему прямо в глаза. У Нельсона завибрировала кожа: ему не терпелось услышать, что еще она скажет. — Прости, — сказала она, качая головой. Глаза у нее блестели. — Я не могу помочь тебе это понять. Это больше не моя работа. Она поцеловала его в ладонь и вернулась к дочери. Нельсону хотелось пойти за ней, и он еле удержался. Оставшись на танцполе один, он наконец понял, насколько он пьян: его шатало, в черепушке за глазами давило. Адира поймала его и удержала. Она отвела его за амбар по деревянному настилу. Ноги проваливались в грязь. В темноте они перешли через поляну к парковке. — Куда тебя подбросить? — спросила она. Отель был рядом с аэропортом, но он знал, куда хочет, чтобы Адира его отвезла. — Мне надо ее увидеть, — сказал он. — Отвези меня к ней. Новый дом, где жила Джейд, стоял недалеко от главной улицы. Кирпичный, двухэтажный, с застекленной верандой, отгороженной огромным кустом рододендронов. Это был тихий, пропитанный довольством район. На одной стороне улицы — начальная школа с площадкой, на другой — каменная баптистская церковь; дубы и кизил перед домами, большой парк в конце дороги, сплошные холмы и высокие магнолии. В таких районах много лет назад покупали дома университетские профессора, а теперь сюда переезжали айтишники. Раньше эту часть города он только проезжал мимо. Адира аккуратно припарковалась перед домом, и он предложил ей зайти. — Нет, спасибо. Не хочу присутствовать при этом разговоре. Но пока ты еще тут, Джи, пожалуйста… — Она протянула ему баночку мятных леденцов и помахала крошечным освежителем воздуха. Он с трудом открыл крышку и проглотил несколько штук, а она опрыскала его. Он поблагодарил Адиру и крепко обнял ее. Она поехала в Райли, а он смотрел ей вслед. Он вдруг понял, что весь дрожит от ужаса перед встречей с родной матерью. Прошло столько лет. Джейд отшатнулась, когда открыла дверь. Он смотрел, как выражение ее лица с удивления сменилось на подозрительность, а потом появилась улыбка, усталая, неуверенная. Она была в длинном черном халате, с заплетенными в косички волосами в высоком пучке. За ней на пороге появился Леон в клетчатых пижамных штанах и таком же халате. Что-то было в этом почти неприличное — застать их в таком виде, перед сном, но чего еще он ожидал. Нельсон опустил голову, посмотрел на ботинки, которые расплывались перед глазами, и подумал, заметят ли они, как его шатает. Он прошел за ними внутрь. На кухне все было из настоящего дерева, синяя плитка, яркая живопись на стенах. Черная кошка терлась у них в ногах, потом запрыгнула на подоконник. Он не знал, что у мамы есть кошка; она никогда на его памяти не любила животных. Леон заваривал чай и поддерживал вежливую беседу. Когда Нельсон объяснил, что делает в городе, он спросил про свадьбу. Потом спросил про Вену, его последнюю резиденцию. Пожаловался на свою работу в больнице, сказал, что на самом деле это Джейд занимается настоящим делом. Ее избрали членом совета штата по репродуктивным правам. Леон заполнял молчание, а Нельсон с Джейд попивали чай и старались не смотреть друг на друга. Нельсон не понимал, злится ли на него мать. Он никогда не приходил к ней в гости сюда, в этот дом, хотя знал адрес по редким письмам и рождественским открыткам. Время от времени он звонил, когда мог рассказать что-нибудь хорошее, и они вскользь, за пару минут, делились новостями последних месяцев. Мы купили дом; я еду в Париж; альбом выходит в твердой обложке. Он походя рассказал ей про развод, много времени спустя после того, как ему пришли документы от Ноэль. Больше он про это не говорил, а она не спрашивала. Но лицо Джейд ничего не выдавало, ни возбуждения, ни гнева. Ему хотелось, чтобы она сказала, что зла на него за то, что он пересек океан ради Вентура, но не ради нее. Хотел, чтобы она сказала, что он напрасно отдал всю жизнь Ноэль, а потом предал ее. Но она только прихлебывала чай, прислонившись к своему любовнику. Леон сказал, что они недавно навещали Линетт в доме престарелых. Она перестала узнавать Джейд, но они все равно приносили ей цветы и водили ее на прогулки. — Навести ее, если у тебя есть время. Ты надолго в городе? — Теперь уже нет смысла. Надо было тебе раньше приехать, когда она про тебя спрашивала. Она все время про тебя спрашивала раньше. Наконец Джейд смотрела ему в глаза. Что-то в ней переменилось. Сквозь дурман алкоголя он ощутил, как вздрогнул. Может, она ему устроит, и это будет правильно. Кто-то же должен его наказать. Леон как будто почувствовал напряжение между ними. Он сказал, что утром у него обходы, и пошел спать. Похлопал Нельсона по плечу, поцеловал Джейд и поднялся по лестнице, слишком ловко для шестидесятилетнего. Джейд с Нельсоном остались одни, босиком на холодной плитке. — А что моя старая подруга, была на свадьбе? Лэйси-Мэй. — Я с ней не разговаривал, но видел ее. У нее все хорошо. Джейд усмехнулась.