– Значит, что-то серьезное. Куинн кивает: – Босс уже едет. Нам с тобой остается только гадать. У Эв есть кое-какие предположения, но она решает пока попридержать их. Куинн заходит в проходную, Эв ждет снаружи. Ему не надо, чтобы она держала его за руку, особенно если он позиционирует себя в качестве детектива-сержанта, замещающего высокое начальство. К этому моменту группа у ворот рассеялась и двор пуст. На тротуаре рассыпаны блестки и конфетти – остатки от выпускного. Эв чувствует жар асфальта через тонкие сандалии. – В общем, так, – говорит Куинн, возвращаясь. – Они сказали, что кабинет Рейнольдса на втором этаже. Направо по коридору и вверх по лестнице. Нас встретит его личный помощник. * * * Внутри на удивление прохладно, но что-то в паркете и в звуке шагов наводит Эв на мысль о дезинфицирующем средстве и обязательных хоккейных клюшках. Коридор наверху намного просторнее, и в нем уже маячит личный помощник. Вид у нее слегка раздраженный. У Эв складывается впечатление, что эта женщина точно, до секунды, знает, за какое время они должны были пройти расстояние и что они безнадежно опаздывают. – У профессора Рейнольдса важный звонок; присядьте, пожалуйста, он скоро освободится. Личный помощник возвращается к своему письменному столу. Стулья для посетителей выглядят так же, как те, что стоят в ИВС, и это непривлекательное зрелище. Что до Куинна, то он, кажется, не может стоять спокойно – следующие пять минут разглядывает фотографии педсостава в рамках. Наконец на столе у личного помощника пищит интерком, и женщина встает. – Прошу сюда. …Кабинет производит впечатление – во всяком случае, своими размерами. Стеновые панели, окна, выходящие в сад, снова фотографии в рамках, на этот раз предыдущих директоров. Все они женщины. В отличие от человека, идущего им навстречу с протянутой рукой. – Я Хилари Рейнольдс, а вы, должно быть, детектив-сержант Куинн? Эв видит, как Куинн открывает рот, чтобы ответить, но Рейнольдс уже движется дальше. – Детектив-констебль Эверетт? Прошу, присаживайтесь. – Итак, – говорит Куинн после секундного молчания, – вы хотели нас видеть. Рейнольдс хмурится: – Вам не кажется, что нам стоило бы подождать детектива-инспектора Фаули? Куинн едва заметно ерзает на стуле: – Он сказал, чтобы начинали без него. Сегодня выходной; вы же сами знаете, какое сейчас движение, туристы… Рейнольдс садится и складывает перед собой руки домиком. – Вся ситуация чрезвычайно деликатная. Куинн кивает: – Мы понимаем, сэр, но пока не узнаем, в чем дело… Эв косится на него, затем переводит взгляд на Рейнольдса. – Если это поможет, я прошла обучение по борьбе с сексуальными преступлениями. Рейнольдс поворачивается к ней. Ничего не говорит, но по его лицу она видит, что попала в цель. Он откашливается: – Да, детектив-констебль Эверетт, вы правильно угадали. Проблема действительно такого рода. Эверетт достает свою записную книжку. Пусть Куинн играет роль взрослого дяди, но кто-то же должен выполнять тяжелую работу. – Возможно, я смогу записать какие-то детали? Как я понимаю, никто не нуждается в срочной медицинской помощи? Рейнольдс быстро и резко мотает головой. – Нет, ничего такого. Куинн на своем стуле сдвигается чуть-чуть вперед; он явно чувствует, что надо перехватить инициативу. – Вам, как руководителю колледжа, была подана официальная жалоба? Рейнольдс кивает: – Соответствующее внутреннее разбирательство будет обязательно запущено, как того требуют университетские правила, но я решил, что обстоятельства дают право на немедленное обращение к гражданским властям. Звучит так обтекаемо, будто эту фразу «копипейстнули» из учебника по политике равенства и разнообразия. Рейнольдс старается прикрыть свой зад, это точно. – Ясно, – говорит Куинн. – Возможно, вы все же ознакомите нас с «проблемой» так, как понимаете ее вы. Вы сказали моему коллеге в Сент-Олдейте, что дело касается кого-то из ваших студентов, так? Рейнольдс принимается теребить что-то на столе. – Студента последнего курса. Он один из лучших. Был переведен сюда из Кардиффа в начале осеннего триместра. – Директор смотрит на Эв и указывает на ее записи. – Другими словами, в октябре. «Вот уж спасибочки, – думает она. – И правда, откуда отребью вроде меня знать такое?» – А кто еще причастен? Рейнольдс мрачнеет: – Боюсь, другая сторона – один из профессорско-преподавательского состава колледжа. Это не вызывает удивления. У Эв точно нет, причем не только потому, что она проходила обучение по борьбе с сексуальными преступлениями. – Ясно, – говорит Куинн, который вот-вот потеряет терпение, если они продолжат ходить вокруг да около. – Возможно, было бы проще, если б мы напрямую поговорили с причастными сторонами? * * * – Тебе подлить еще вина? Эрика Сомер поднимает голову, щурясь на яркое солнце. Она сидит на террасе дома Джайлса Сомареса. Три рыбацких домика, прилепившись друг к другу, образуют длинное приземистое строение с побеленными стенами, отполированными каменными полами и окнами, выходящими на Саутгемптон-Уотер. В доме прохладно и легко дышится, но здесь, снаружи, солнце палит нещадно. Хорошо хоть, что поднялся легкий ветерок; в устье реки, среди танкеров, идущих к нефтеперерабатывающему заводу, под напором ветра клонятся четыре или пять маленьких яхточек. Сомер никогда не ходила под парусом и никогда не мечтала об этом, но у нее вдруг возникает настоятельное желание оказаться там, в открытом море, самой по себе. Чтобы не было никого, о ком стоило бы думать, кому надо было бы отвечать на вопросы. Просто быть в полной власти течения и яркого голубого воздуха. Это всего лишь мгновенный порыв, и вслед за ним приходит укол раскаяния. Она должна бы быть благодарной за то, что находится здесь – в этом замечательном доме, с Джайлсом, который вложил столько усилий в эти выходные и не портит их ей, каждые пять минут рассказывая о своих «подвигах», как это сделали бы другие парни. Он купил ее любимое вино, расставил цветы в спальне, повесил свежие полотенца в душе. День был прекрасный, а потом был замечательный обед. В буквальном смысле. Рассыпчатый белый сыр, золотистая, посыпанная розмарином и солью фокачча, спелый инжир, прошутто, кубики темно-оранжевого желе из айвы – стол просто просился на фото для #foodporn[12]. Эрика качает головой: ее бокал, в который Джайлс подлил вина более получаса назад, почти полон. Он сдвигает очки на лоб, чтобы посмотреть ей в глаза. – Все в порядке? Она быстро кивает, тянется за бокалом. – Да, все отлично; просто чувствовала себя немного не в своей тарелке, вот и все. Он садится рядом с ней: – Мы не обязаны сегодня никуда идти, если тебе не хочется. Но в прошлый раз, когда мы были здесь, ты сказала… – Нет, – перебивает Эрика. – Я хочу пойти. Пожалуйста, перестань суетиться. Она отводит взгляд, смотрит на воду, на чаек, на качающиеся лодки. На что угодно, лишь бы не видеть боль и недоумение в его глазах. * * * Адам Фаули 7 июля 2018 года