Эв заранее позвонила практикующей медсестре и попросила их встретить. В приемном покое никого, кроме сестры, нет. Эв знакома с ней с обучающего курса, но обе стараются не переусердствовать в радушной встрече друг друга. Главные тут не они. – Мистер Морган? – говорит медсестра, протягивая руку. – Меня зовут Эйлин Чэннон. Если у вас нет возражений, я осмотрю вас для судебно-медицинской экспертизы. Если вам будет комфортнее, могу пригласить медбрата, но, вероятно, в этом случае вам придется немного подождать, пока мы найдем кого-нибудь – сегодня же выходной. Морган быстро качает головой: – Я не хочу ждать. – Хорошо. Вы хотели бы сначала поговорить с независимым консультантом по вопросам сексуального насилия? Опять «нет». – Замечательно. Знаю, как вам нелегко. Вы всегда можете принять другое решение, только известите об этом детектива-констебля Эверетт. Чэннон профессионально улыбается. Такой улыбки достаточно для простого человеческого общения, и по ней никому не придет в голову решить, будто кому-то тут весело. – Вам придется заполнить несколько анкет, – говорит она, протягивая планшет. – Сожалею, но без этого не обойтись. Это базовые вопросы, касающиеся вашей медицинской истории, и согласие на обследование. Я вернусь через несколько минут, так что располагайтесь. Морган уходит в дальний угол комнаты ожидания и садится. На столе рядом с ним коробка с бумажными салфетками и стопка листовок с описанием болезней, передающихся половым путем, и консультационных услуг. Эв отворачивается, хватает Куинна за руку и тащит его к кофе-автомату. – Прекрати таращиться, – шипит она. – Лучше от этого не будет. Куинн краснеет: – Извини. Я просто никогда раньше этим не занимался. – Морган тоже. А если он справится, то справишься и ты. * * * Адам Фаули 7 июля 2018 года 16:56 Должно быть, сын сбежал вниз, чтобы встретить ее, – мы слышим, как Марина Фишер говорит с ним, поднимаясь по лестнице. Идеально поданный образ мамаши высшего среднего класса: говорит чуть громче, чем надобно, слушает вполуха. Ее тон убедителен, беззаботен. Беспечен. – Мама, я хочу показать тебе свои рисунки. – Замечательно, дорогой, какой ты у меня умница… Шаги приближаются, твердые каблуки стучат по деревянным ступеням. – Я хочу показать тебе сейчас! – Тон у него молящий, почти истерический. – Это важно! – Солнышко… маме сначала нужно сделать кое-какие дела. Тобин, прекрати, я тебе не раз говорила, ты делаешь мне больно. Они слышат, как он топает. – Но это нечестно! Я хочу, чтобы ты говорила со мной! Не с ними! Пауза. – С кем, дорогой? О чем ты? Она входит в гостиную, и выражение ее лица меняется. – Кто вы такие, черт побери? * * * – Можете оставить одежду за ширмой. Детектив-констебль Эверетт потом ее соберет. На двери висит халат, и у нас есть футболки и спортивные брюки; вы сможете в них переодеться. Эв гадает, как часто этому заведению требуется одежда размера XXL, но, в отличие от Куинна, вслух этого не говорит. Голова Моргана опущена – он понурился, едва они вошли в кабинет. Избегая зрительного контакта, он может воображать, будто на самом деле ничего не происходит. – Вы хотите, чтобы я разделся полностью? – спрашивает Морган, и яркий румянец заливает его щеки. – И белье снял? – Боюсь, да, – коротко отвечает Чэннон. – На всякий случай мне нужно убедиться: вы не возражаете против того, что на период обследования детектив-констебль Эверетт будет оставаться в кабинете? – Нет, пусть. Я хочу побыстрее со всем покончить. * * * Адам Фаули 7 июля 2018 года 16:56 Вид у профессора Фишер внушительный, даже в просторной комнате. Она не очень высокая, но у нее, без сомнения, величественная осанка, и она держится уверенно. В ней достаточно уверенности в себе, чтобы ходить на работу не только в мини-сарафане, но и в соломенной федоре[23] и в гладиаторских сандалиях до икр, от которых Алекс пришла бы в полный восторг. Это резкий контраст с тем решительным профессиональным образом с фотографий на лестнице, но, очевидно, вне публики Фишер предпочитает более легкий, не застегнутый на все пуговицы стиль. Рыжие пряди разбавляют светлую массу стрижки «боб», макияж безупречен даже на такой жаре. Причем настолько, что с того места, где я сижу, ей можно дать не более двадцати пяти. В ее голосе слышится напряжение, и я считаю, что это объяснимо. Два незнакомца – мужчины – наедине с ее восьмилетним сыном и с уборщицей, которая не говорит по-английски. И мы не в форме. Я встаю и иду к ней, протягивая удостоверение. – Детектив-инспектор Адам Фаули. Это детектив-констебль Асанти. Профессор кладет руку на голову сына, инстинктивно защищая его. Мальчик прячется за ней, прижимается к ее ноге и сует в рот большой палец. – Та женщина, что работает у вас, она могла бы приглядеть за мальчиком, пока мы поговорим? Так было бы лучше. Фишер секунду внимательно смотрит на меня, потом кивает. – Тобин, – наклоняется она к сыну, – иди к Беатрис и попроси, чтобы налила тебе молока. – Я не хочу молока. Я хочу фанту. – Хорошо, пусть будет фанта. Но только один раз. Мы все ждем, когда детские шаги удалятся к лестнице. Затем Марина Фишер поворачивается ко мне: – А теперь прошу объяснить, что вы тут делаете. – У нас к вам есть несколько вопросов. По поводу вчерашнего вечера. Она выглядит озадаченной и растерянной, на ее ярко-красных губах витает призрак улыбки. Как будто все это какая-то ошибка. Как будто потом она будет оживленно рассказывать о ней своим друзьям за стаканчиком тамариндового джина. – Все это похоже на плохое кино для подростков. Но мы не смеемся. * * * – Вы не меняли одежду и также не мылись с того момента, когда произошел инцидент, так? По сути, надобности спрашивать нет – в маленьком помещении воняет, и дело не только в жаре.