Когда наши рты наконец встречаются, мы испытываем муку и возбуждение одновременно, громко постанывая от облегчения. Его большое, твердое тело гладкое и упругое, и я чувствую каждый его дюйм. Каждый твердый дюйм. Он такой жесткий. Его член такой твердый. Это так... так... о Боже... Но я не чувствую облегчения — совсем нет — и не почувствую, пока он не даст мне то, чего мы оба хотим. Господи, послушайте меня, использую слова, которые написала в своих собственных книгах — в седьмой главе, если быть точной. Слава Богу, я не ляпнула это вслух. С другой стороны, когда узнаю его получше, ему, вероятно, будет неприятно слышать, как говорю всякие непристойности. Его кожа потная и теплая и мне хочется облизать его. Я хочу, чтобы он облизал меня всю. Всю. Везде. А потом, словно прочитав мои мысли… он знает. Да! Черт, да. — Тебе нравится это, детка? — бормочет он, пока его горячие губы прокладывают дорожку от моего живота к ключице. Обычно я не выношу кривляний во время секса — и слово «детка», — но исходящее от Коллина? Он может называть меня, как угодно. Я — глина в его больших умелых руках. Мое сверхактивное воображение разыгрывается, когда звук нашего дыхания и поцелуев наполняет воздух. Я ничего не делаю, только лежу под ним, как безвольная тряпичная кукла, поднимая руки над головой и хватаясь за подушку. — Я понял, что это ты, как только увидел тебя. — Его похвалы достигают моей души, даже когда его гигантские руки поклоняются груди. — Ты — все, о чем я мог думать. Господи, Табита, перестань так раскачивать бедрами. Но я не останавливаюсь. Я отпускаю подушку, протягивая руки между нашими телами, чтобы погладить его вверх и вниз через боксеры. Он длинный, готовый и пульсирующий. — Почему мы все еще в чертовой одежде? Сними. Ожидание невыносимо. Мучительно. Теперь я умоляю. — Пожалуйста, Коллин, сними их. — Тебе не нужно, блядь, повторять мне дважды. — Он скатывается с меня, чтобы быстро раздеться, и я делаю то же самое, неловко расстегивая лифчик и снимая трусики, роняя их на пол. — Я не знаю, смогу ли больше ждать. — Коллин лижет мочку моего уха, устраиваясь между моих бедер, напряженный во всех нужных местах. Я стону от признательности — громко — в ложбинку на его шее, когда он поворачивает таз, прижимаясь ко мне, и целую его кадык. — Я заставлю тебя кончить очень сильно. Я хочу большего. Он отдает это мне. Да... Да, Коллин. Больше. Глава 12 Коллин Развлечением: вот кем она была последние несколько недель. Я хотел ее — блондинку, красивую и ниже меня. И теперь она здесь. Ее шея запрокинута назад, когда мой рот жадно касается гладкой обнаженной кожи ее плеча, золотистые волосы Табиты рассыпаются по моей подушке. Я убираю волосы с ее лица, обхватывая подбородок ладонью. Мой большой палец поглаживает ее нижнюю губу, и я опускаю подбородок, пока наши губы не сливаются воедино. Провожу рукой взад-вперед. Раз. Два. Наслаждаюсь ощущением наших обнаженных тел, прижатых друг к другу, мне не терпится почувствовать ее вокруг моего затвердевшего члена, пульсация между ног почти невыносима, хочется вонзиться поглубже. Я не хочу торопить ее, но — — Презерватив, сейчас. Коллин, Коллин, — повторяет она мое имя. — Хватит валять дурака. Ты мне нужен, сейчас. Тогда я даю ей это, проскальзывая внутрь и трахаю ее медленно и быстро, и... блядь… Мягко и упруго и... черт, Табита, прямо здесь, блядь… Скользкие от пота, воздух густой от нетерпения, мы двигаемся синхронно, шепча. Требуя. Упрашивая. Задыхаясь. Чертовы стоны никогда не заканчиваются. — Да... О, ммм, Боже, Коллин… Коллин… Ух! О боже... — ...Держись крепче за спинку кровати, детка... Трахни меня, Табита, вот так... — ...Прямо там… п-пожалуйста, не останавливайся, не останавливайся, не... останавливайся... Мы потные. Мы нежны. Мы ходячее, говорящее клише. Блядь. Да. Табита После нашей совместной ночи мы устанавливаем привычку — встречаться в «Блуминг Граундз» в течение рабочей недели; он работает, а я пишу. Смеемся, разговариваем. Ужинаем. Гуляем. Смотрим фильмы у него дома. Наши чувства друг к другу растут; мы страдаем. Мы сгораем. Мы держимся за руки, разговариваем, постоянно целуемся. Обнимаемся. Касаемся. И занимаемся сексом. Много-много горячего, невероятного секса. И занимаемся любовью. Коллин Келлер — все, чего я когда-либо хотела, все, о чем я только фантазировала в письменной форме. *** Блэр наблюдала за Адамом с другого конца спальни, когда он снял рубашку, подошел и откинул одеяло со своей стороны ее кровати. Скользнув внутрь, он потянулся, проводя рукой по ее обнаженному животу. — Устала? — спросил он, целуя ее в плечо. — И да, и нет, — сказала она, потягиваясь, как уличная кошка, удовлетворенная и довольная. — Это был долгий день. — Блэр, возможно, и работала на своих родителей днем, но у нее был побочный проект, над которым она работала по ночам. Работа художником брала свое. Адам спустился ниже по ее телу, исчезая под одеялом. — Милая, тебе не кажется, что пришло время рассказать об этом кому-нибудь, кроме меня? — Его голос был неуверенным. Он предлагал это раньше, но… — Я не готова. Дай мне время. — Когда придет время, Блэр? Прошло уже больше года. Блэр напряглась от его вопроса, но сразу же смягчилась, когда его пальцы… стали делать эту штуку… прямо… в том месте… — Да. Знаю. Я расскажу, но это я должна быть той, кто расскажет, ладно? Обещай, что ты ничего не скажешь. Он поцеловал ее в шею. Прикусил ее грудь. Лизнул в то место, которое сводило ее с ума. — Детка, я обещаю. — Адам поцеловал ее живот. Пупок. — Ты можешь доверять мне. Я не скажу ни одной живой душе.... Блэр растворилась в нем тогда, когда он поклонялся ее телу. Любя его.