— Да, ох. Да что с тобой такое? — Я не... Я не подумала. — Ты не подумала? Оно и видно. — Он пробегается загорелой рукой по темным, растрепанным волосам. — Приятно познакомиться, кстати. Я — Коллин Келлер. Брат Грейсон. Коллин Келлер протягивает руку, и я молчаливо с застенчивостью пялюсь на неё. Он оставляет её там, висящей между нами, ожидая, чтобы обменяться рукопожатием. — Я... Привет. — Моя рука скользит в его, и я дрожу. Наши взгляды соединяются. Они карие. У него карие глаза, точно такие же, как у Грейсон. Точно. Как. У Грейсон. Когда мы пожимаем друг другу руки, его решительные уста преображаются; уголки красивых скульптурных губ намекают на неловкую улыбку, обрамленную тенью щетины, играясь с твёрдой линией подбородка и выделяя челюсть. Он такой... мужественный. — У тебя нет ни одной фотографии с ним на Facebook, — выпаливаю я, выпуская руку Коллина и вытирая все следы от него об белые шорты. Затем он изучает меня, пока осознание покалывает затылок. Мы пристально рассматриваем друг друга прежде, чем он разворачивается к сестре. Его брови недоуменно поднимаются. — У тебя нет ни одной фотографии со мной на Facebook? Какого чёрта? Она смеётся и бьет его по руке. — Ты сказал, что ненавидишь, когда я отмечаю тебя на фотографиях. Кроме того, тебя даже не было в городе последние два года. Поэтому у меня почти нет свежих фотографий с тобой. За исключением тех, где вся наша семья одета в рождественские пижамы. Затем смеётся Коллин, глубоко, низко и мужественно. Боже, у него сексуальный голос. Карие глаза сияют, отчего мое дыхание останавливается второй раз за сегодня. — Всё ясно. — Теперь он рассматривает меня с другой ухмылкой. — Сестра права, я ненавижу, когда Грей отмечает меня на фотографиях. Я несчастно встряхиваю головой. — Прости, Грей. Не могу поверить, что думала... Она кивает, понимая. — Я знаю, что ты думала и не виню тебя. Мне было бы гораздо лучше, если бы Грей назвала меня дурой. Или бурно реагирующей идиоткой. Я заслужила это. — Да, вот так. Когда увидела, как ты прикасаешься к нему... — Я позволяю своему мнению затихнуть слишком двусмысленно, поглядывая туда-сюда между ними с поднятыми бровями, чтобы подчеркнуть эту мысль. — Ты и он… мое воображение немного разыгралось. Если бы она только знала, насколько действительно разыгралось мое воображение. — Ты думаешь? — спрашивает Коллин с кислой миной рядом с ней. Грейсон игнорирует его, встряхивая головой, прежде чем тянется, притягивая меня в объятия. — Коллин просто принял предложение по работе, — бормочет Грей мне на ухо. — Он переехал обратно в город из Сиэтла. Я помогаю ему купить кучу всего в новую квартиру. Всё, что я могу произнести, это слабое: — Ох. — Когда Грей отстраняется, я смиренно говорю: — В свою защиту скажу, исключая глаза, вы двое совершенно разные. — Слава богу, — шутит Коллин, и Грейсон снова игриво шлепает его. — Эй! — Прости, но из троих детей мамы, ты наименее привлекательна. Грейсон закатывает большие карие глаза. — В любом случае, я чувствую себя ужасно от того, что ты думала, что мы с ним... Я имею в виду. Посмотри на него — не мой тип. Ох, я хорошенько осматриваю. Как будто могу остановиться. Я неловко ерзаю на месте с туалетными принадлежностями в руках, говоря осторожно: — Грей, мы можем... давай не будем никому говорить об этом? Она опускает голову и качает ею с сочувствием, поглаживая меня по руке. — Не будем, Табби. Этот секрет мы точно никому не расскажем. Глава 2 Табита Блэр Велборн не всегда была такой сдержанной; она была веселой, общительной и шумной. Но у неё есть секрет, который она скрывала от всех, о ком заботилась, —единственное, что приносило ей больше всего радости, было то, что Блэр не могла никому рассказать. Блэр застывает в отделе магазина, не уверенная в какую сторону отправиться сначала. Она пришла не за косметикой, но сверкающий стеллаж с тушью для ресниц манил её. Боже, да она была любительницей новых продуктов и любила наряжаться. Однако, в последние дни было не так много поводов, и Блэр громко вздохнула, когда схватила ярко-розовую тушь и бросила в корзину. Кусая нижнюю губу, она изучала ассортимент, не обращая внимания ни на что, когда кто-то задел и столкнулся с ней плечом, заставляя уронить сумочку. — Ох! — Она охнула от неожиданности. — Простите. — Блэр всегда извинялась и мысленно давала себе пинков, делая это сейчас. В конце концов, это не она врезалась в человека. Они оба наклонились, чтобы схватить сумку. Руки соприкасаются. Пальцы сцепились. Затем: — Ох... — Карие глаза посмотрели на неё, прядь поразительных тёмно-коричневых локонов убралась назад мужской рукой. — Не извиняйся. Я толкнул тебя. — Его голос. Губы. Это невероятно привлекательное лицо, добрые глаза. После этого они рассматривали друг друга, и что-то мелькало между ними: признание. Притяжение. Безусловно притяжение... Откидываясь на высокую спинку стула, довольная я нажимаю СОХРАНИТЬ на ноутбуке, удовлетворенная прогрессом второго романа. Моего. Второго. Романа. Два романа, которые написала именно я, своими мозгами. Я! Писательница любовного романа. Мне с трудом верится, и, если бы кто-то сказал мне год назад, что я буду издавать книгу — не говоря уже о двух — что ж, я бы им не поверила. Возможно, даже посмеялась бы им в лицо. Не очень-то женственно, знаю, но это правда. Родители будут шокированы. И взволнованы. Не потому, что я написала книгу, а потому что в них пятьдесят оттенков пошлости. Даже представлять не хочу, что бы я сказала бабушке и дедушке. И, если Кэл узнает? Я не смогу жить с этим. Я расплываюсь в улыбке, представляя безвкусные шутки и намёки брата, которые будет отпускать, если раскроет мой секрет, но также опечалена осознанием того, что скрываю это от него, потому что знаю, он бы поддержал меня. Был бы горд. Самый большой мой поклонник. Как ни странно, несмотря на грубую внешность и раздражительный характер, Кэл всегда будет самой большой поддержкой. Когда я была подростком и стала одержима животными, в частности бродячими собаками из приюта — он помог мне собрать деньги на пожертвование в приют. Мы пошли, купили товаров для животных и отнесли приюту вместе с деньгами, которые собрала. Когда я проходила этап бойз-бэндов, Кэл был тем, кто пошел со мной стоять всю ночь в очереди на радиостанции, чтобы участвовать в конкурсе за шанс выиграть билеты. И каждой весной, когда мы ровняем грунт на участке родителей, я всегда увиливаю от работы во дворе, притворяясь травмированной, и он еще ни разу меня не сдал. Громко вздохнув от воспоминаний, я тянусь через край стула, чтобы порыться в сумке рядом со столом в поисках ручки, вслепую ощупывая одной рукой внутри сумки, и ничего не нахожу. Я наклоняюсь дальше, чтобы открыть её и заглянуть внутрь. Ах-ха, вот она. Я открываю колпачок ручки зубами и восхищаюсь пробником в мягкой обложке для первой книги, которая ещё даже не была официально выпущена. Она лежит на столе рядом с соевым латте, и я провожу пальчиками по гладкой обложке и глянцевому дизайну. Переворачиваю мягкую обложку туда-сюда, восхищаясь двойным переплетом, обнаженными телами в пылу страсти, шокирующим красным названием и моим именем, жирным шрифтом, напечатанным на развороте. Моё имя! Ну, мой псевдоним, во всяком случае. Пара голубых наушников свисают из ушей, падая на белую тенниску, и я сбрасываю музыкальный плейлист, прежде чем открываю копию пробника книги; ручка наготове и готова для правок. Разочарование: первая страница — титульная страница — размытая, поэтому я обвожу и добавляю пометку на полях для редактора. Через тридцать страниц я нахожу опечатку и несколькими главами дальше, вижу слишком много места между абзацами, не все предложения выделены курсивом. Имеются узкие поля в эпилоге.