Глава 23 До начала его рабочего дня оставалось еще несколько часов, и Лиам обнаружил, что сворачивает с Броад-стрит на Пассианк-авеню. Кирпичные дома, мимо которых он проезжал, вызывали радость наряду со знакомой тяжестью страха. Он провел раннее детство, играя на этих самый улицах в стикбол, дворовый футбол и хоккей. Но вместе с этими воспоминаниями пришли кошмары о смерти отца и маминой попытке убийства и самоубийства. Южная Филли всегда славилась аурой веселья и беды. Когда бы он ни бывал на этих улицах, он никогда не чувствовал себя дома, но и не мог отрицать, что здесь ему уютно. Это несомненно. Миссионерский центр на Саут-стрит располагался в красном кирпичном здании с металлической дверью и маленькой табличкой сбоку. Парковаться перед входом разрешалось не дольше десяти минут, так что подъезжая, Лиам знал, что найдет свободное место. В миссии серьезно относились к эвакуации. Снаружи несколько детей играли в классики, нарисованные мелом на тротуаре. Недавний дождь почти смыл мел, оставив только призрачные контуры. Детишки прыгали от одного конца до другого, разбрызгивая мелкие лужицы. Лиам подъехал, выключил двигатель и, особенно не раздумывая, решил зайти. Сколько бы раз он ни входил в эти двери, запах внутри всегда был один и тот же: хлорка, пальчиковые краски и мастика. Это был один из самых специфических запахов во всем городе, и за двадцать с лишним лет он совсем не изменился. Изначально миссия была основана как центр досуга и дневного присмотра за детьми. Там располагалась продленка для школьников и клубы по интересам. А еще это было популярное место встреч. После обвала доткомов в 2000 году, а затем еще раз после ипотечного кризиса в 2008 миссия преобразовалась в ночлежку для бездомных и бесплатную столовую, забрав помещения у клубов, но оставив продленку и половину детского центра. Здесь царил мир. Это место дарило покой. Лиам прошел по коридору в кабинет администрации. За письменным столом, сплошь покрытым стопками документов, сидел отец Бреннан. Низенький и толстый мужчина под семьдесят. Его лицо напоминало розовый пластилин, а щеки были такими круглыми, что пожилым прихожанкам трудно было удержаться и не потрепать их, выходя после воскресной службы. Грива седых волос оставалась по-прежнему густой. Зеленые глаза ярко блестели. Священника любили в округе, он возглавлял церковь Святой Агнес и помогал управлять миссией. Никто в Южной Филли не мог сказать про него дурного слова. — Лиам! — воскликнул отец Бреннан, заметив его в дверях кабинета. Он встал с кресла и поспешил заключить мальчика в медвежьи объятия. — Как поживаешь? Лиам не смог сдержать улыбку, утонув в объятиях старика. — Хорошо, отец. Хорошо. — Проходи. Садись! Садись! Вскоре после смерти отца и уже на регулярной основе после того, как их мать забрали, Лиама и Шона включили в программу продленки. В то время отец Бреннан еще был новичком в приходе, но его неукротимая жизнерадостность и способность видеть хорошее в любой ситуации вызвали у мальчиков восхищение и привязанность. В последующие годы, несмотря на то что они жили за рекой с бабушкой и дедушкой, оба брата прислуживали в алтаре церкви Святой Агнес и до сих пор писали отцу Бреннану и время от времени заезжали. Лиам не был здесь несколько лет. И ему нравилась идея оказаться здесь вновь. — Что тебя привело? — спросил отец Бреннан, вернувшись за стол и отодвигая стопку бумаг в сторону, чтобы видеть посетителя. — Прошло много времени. Проезжал мимо? — Наверное, можно и так сказать, хотя, по правде говоря, я каждый день проезжаю мимо по дороге на работу. Просто в этот раз решил заскочить. Извините, что без предупреждения. — Глупости! Никогда не извиняйся за то, что пришел сюда. Тебе всегда рады. Как Шон? И Ванесса? Расскажи! — Хорошо. У всех все хорошо. Отец Бреннан взял со стола очки, надел их и на мгновение посмотрел на Лиама. — Ну что ж. Это только половина правды, насколько я понимаю. Тебя что-то беспокоит. Я вижу. Так же, как видел, когда ты был маленьким. Ничего не изменилось. Расскажи мне, мальчик. Что у тебя на уме? Сознательно или нет, ты бы не заглянул, если бы не хотел поговорить. Ты, может, и сам приехал сюда, но поверь мне, направил тебя Бог. Выкладывай. Лиам повесил голову: — Вы всегда видели меня насквозь. — Это дар. — Недавно я потерял близкого человека. Подругу. Ее убили. Отец Бреннан на мгновение склонил голову. — Сочувствую. — Я в полном раздрае. Я не могу спать. Не могу связно мыслить. Когда закрываю глаза, то вижу ее лицо. У меня в душе вакуум, пустота. — Похоже, она много для тебя значила. — Много. — Когда ты узнал? — Пару дней назад. Священник пожал плечами. — Дай время. Не беги от воспоминаний, связанных с этим человеком, но и не позволяй им вредить тебе. Ты будешь скорбеть по ней, как и следует, но нельзя позволять этому захватить твою жизнь. Лиам закрыл глаза и потер лоб. Он чувствовал, как начинается головная боль. — В этом мире так много насилия. Так много смертей. Способ, которым ее убили, заставил меня задуматься о собственной жизни. Например, что заставляет людей совершать такие деяния? Я постоянно расследую подобное. Убийство не должно быть основой для построения карьеры. Вы когда-нибудь перестаете думать про зло в этом мире? Отец Бреннан усмехнулся. — Конечно. Иногда зло в этом мире может казаться всепобеждающим, но у нас есть выбор сдаваться ему или нет. Например, ты выбираешь видеть зло, потому что на тебя возложена задача предавать убийц правосудию. Люди, которые смотрят телевизор, видят зло, потому что оно продается, поэтому средства массовой информации его и показывают. Я же выбираю видеть жизнь. Я вижу счастье, когда мать впервые берет на руки своего ребенка. Я слышу смех молодоженов, когда они идут по проходу церкви вместе, как муж и жена. Я вижу радость, когда семья собирается на праздники. Это дает мне надежду. Я вижу и темную сторону тоже. Чаще, чем мне хотелось бы. Но я уравновешиваю ее хорошим. Предлагаю тебе делать так же. Зло — часть нашего мира, как и часть твоей работы, и, боюсь, останется таковым до скончания веков. Тебе надо уравновесить его добром. Ищи добро. Лиам посмотрел священнику в глаза. — Вы когда-нибудь замечали во мне склонность к насилию, пока я рос? Вроде темной стороны? Стороны, на которую могло повлиять то, как погиб отец или что случилось с мамой? Что-нибудь такое? — Нет, никогда. Ни разу. — А в Шоне? — Нет. Шон, может быть, серьезнее, но у него чистое сердце. Что я видел в вас, так это заботливых взрослых людей, в которых до сих пор много любви. Ты хороший человек, Лиам. И Шон тоже. Всегда был. Лиам бросил взгляд на часы и встал с кресла. — Думаю, это все, что мне надо было услышать, если честно. Мне пора на работу. — У вас с Ванессой все хорошо? Отец Бреннан не знал о проблемах, возникших у них с Ванессой. И Лиам не собирался его посвящать. — Да, хорошо. Думаю, мне просто нужно было услышать от вас, что нормально скорбеть по-своему. И еще надо было услышать, что я — хороший человек. Иногда приходится видеть такое, что поражаешься. — Не сомневайся в себе. Ты хороший юноша и обретешь покой в памяти о своей подруге. — Спасибо, что всегда готовы помочь. Мне и Шону. — Я служу Господу, — ответил отец Бреннан, сверкая улыбкой на розовом лице. — Если тебе понадобится что угодно, пока я на этой планете, я здесь. — Спасибо. — И не забывай искать добро. Это ключ ко всему. У Лиама зазвонил телефон. Он достал его из кармана и уставился на экран. Шон. — Я должен ответить, — сказал он. Отец Бреннан махнул ему рукой: — Иди. Делай, что необходимо. Неси правосудие миру. Лиам вышел из кабинета священника и ответил после третьего звонка. — Да, я слушаю. — Ты где? — спросил Шон. — В миссии на Саут-стрит. — Какого черта ты там делаешь? — Честно говоря, сам не знаю. — Ты получил детализацию звонков? — Да, получил, — заверил Лиам, толкнул металлическую дверь и вышел на улицу. — Скачаю ее, когда приеду на работу. Мне еще рано. Будет странно, если я приеду сейчас. — Встретимся через десять минут в «Либерти дайнер». Я назначил встречу с Марисоль и ее сиделкой. Ты же хочешь знать, правда ли Дон ездил к матери в субботу ночью? Лиам сел в машину и завел двигатель. — Да. — Хорошо. Мы поедем и спросим у нее. Ты и я. Лиам включил передачу и влился в движение. — «Либерти дайнер», через десять минут. Я еду.