На самом деле я не паясничала. Просто испугалась ее крика. Когда на меня кричат, я обязательно что-нибудь не то сделаю — у меня всегда так. А все этажи уже взорвались, как бомба, и десятки ног с топотом неслись по коридору и лестницам, и десятки голосов радостно галдели, проносясь мимо наших дверей. Какой-то умник всунул голову в наш класс и завопил: «Чего вы сидите?» — и исчез. Рыжий не выдержал. «Маргарита Ивановна, мы на автобус не опоздаем?» — вежливо так у нее спросил. «Не опоздаете, — ответила Маргарита, — потому что вы никуда не поедете!» Вот тут, можно сказать, все онемели. Мы не едем в Москву! Этого никто не ожидал. «Как… не поедем?» — заикаясь, спросил Рыжий. Он был в ужасе. «Вы уже повеселились», — сказала Маргарита. Попов вскочил и схватил два чемодана — свой и Шмаковой. «А мы, — говорит, — в кино не ходили! Мы со Шмаковой ни при чем!» «Но и на урок вы не явились. Так что никто никуда не поедет!» А Попов стоял с чемоданами, и вид у него был дурацкий. «Поставь чемоданы!» — приказала Шмакова. И вот в это время вдруг раздался смех. Все вздрогнули. Кто это смеется в такой момент? Что за сумасшедший! А это — Васильев! Наш чудик. «А ты чего веселишься?» — спросила Маргарита. «Я догадался — вы нас просто пугаете!» «Я пугаю? — удивилась Маргарита. — С чего ты взял?» «А почему вы тогда в новом платье?» — спросил Васильев и засмеялся от собственной догадливости. — Я вижу, он хороший парень, твой Васильев, — заметил Николай Николаевич. — Он прихлебатель Лохматого и Железной Кнопки. Вот он кто. Ходит за ними тенью… Не перебивай меня, сам дальше увидишь, какой он хороший. Все они такие хорошие, прямо золотые — ты увидишь!.. Ты лучше слушай, слушай!.. Значит, когда этот чудик сказал Маргарите, что она шутит, то она ему ответила, что вовсе не шутит. С чего ты это взял, мол, дурачок такой-этакий. «Я, говорит, в новом платье, потому что я еду в Москву. Это вы не едете!» У Васильева вытянулось лицо. «Это нечестно, — сказал он. — Директор объявил выговор вам и нам. А теперь вы едете, а мы нет. А мы же вместе собирались». А Маргарита как стала возмущаться: «Ты на самом деле так думаешь, Васильев? Или прикидываешься?» «На самом деле». «Ну, тогда я тебе все объясню, — с угрозой произнесла Маргарита. — Я в кино не убегала, а пострадала из-за вас. Получила выговор. Вполне достаточно для меня. Я должна была раньше уехать в Москву, имела полное право, а я отложила свой отъезд. — Маргарита возмущалась и от этого из зеленой стала розовой, под цвет платья. — А из-за чего я отложила свой отъезд?.. Из-за вас, чтобы поставить вам три-четыре лишние пятерки, чтобы доказать, какой у меня необыкновенный класс. В Москве, — говорит, — на меня обиделись…» Ну нам-то всем было понятно, кому она звонила и кто на нее обиделся — жених. Она с этим женихом прямо обалдела. В день по сто раз про него вспоминала, даже когда не надо: «Жених, жених!..» И тут, когда Маргарита сказала про жениха и про пятерки, Железная Кнопка вскочила, сама побледнела, но спокойным-спокойным голосом, ленивым таким, объявила: «Нам не нужны ваши „лишние пятерки“, так что вы зря не уехали, и на вас бы тогда никто не обиделся». Представляешь?.. Миронова кому хочешь все что угодно может сказать, если думает, что она права. Маргарита от ее слов обалдела. У нее чуть глаза не повисли на ниточках. Она прямо заикой стала. «Как же вам, — говорит, — не стыдно?..» «А чего нам стыдиться? — вставил Валька. — Мы ничего не украли». А Маргарита еще больше обалдела: «Ты что же, думаешь, что надо стыдиться только воровства?» «А чего же еще? — Валька засмеялся. — У нас все в законе». «Тогда, может быть, вы в кино сбежали нарочно, чтобы подвести меня?» — в ужасе спросила Маргарита. «Конечно-о-о-о!» «Нарочно-о-о!» «Мы нарочно-о-о-о-о!» Они кричали эти слова, и им совсем не было жалко Маргариту. Они как с цепи сорвались. Это они от обиды на Маргариту и на себя, что оказались дураками — променяли Москву на кино. А Димка вертелся волчком, подбегал то к одному, то к другому, стараясь заткнуть ребятам рты, прямо летал по классу. А ребята орали: «Мы в Москву не хотим!..» «Нам бы двоек побольше!..» «Вот какие вы, оказывается, — сказала Маргарита. — Тогда мне с вами больше не о чем говорить». И пошла к выходу. «Маргарита Ивановна, постойте! — Димка пытался ее остановить. — Они же шутят!.. — Он суетился возле нее, забегая вперед. — Мы же работали!.. В Москву на свои деньги… Я сейчас к директору… Он нас простит. Честное слово, мы больше не будем. Маргарита Ивановна, можно я к директору? — Он прижался спиной к двери и не выпускал ее. — Вы же нас потом сможете наказать, Маргарита Ивановна!» «Пусти, Сомов! — приказала Маргарита. — Ты поздно спохватился». «А что же мне делать с копилкой?» — спросил Димка. Маргарита крутнулась на каблуках, медленно вернулась, взяла копилку в руки, подняла высоко над головой и… грохнула об пол! Представляешь?! Ну, это было как извержение вулкана! Или как землетрясение!.. Лично у меня пол под ногами заходил ходуном. До сих пор мы еще на что-то надеялись, вроде чудика Васильева. А тут поняли: не видать нам Москвы как своих ушей. «Можете теперь ходить в кино хоть каждый день», — сказала Маргарита и удалилась. Все сидели тихо, но как только дверь захлопнулась, бросились к разбитой копилке. И началось… «Давайте ей назло разделим деньги и погуляем!» — крикнул Валька. А чудик Васильев еще хотел их остановить. Лохматый оттолкнул его и приказал: «Дели, Шмакова!» Шмакова собрала все деньги, перенесла их на стол и стала считать. «Ух, заработали!» — Валька глотал слюну, точно перед ним были не деньги, а вкусная еда. А Димка вдруг сорвался с места как бешеный и стал всех отталкивать: «Не трогайте! Я сейчас эти деньги сам соберу и достану новую копилку!» Он хватал деньги, рассовывал их по карманам, а сам говорил, говорил: «Мы еще заработаем и махнем в Москву на зимние!..» А Валька вцепился в него и завопил, что эти деньги общие, что Димка всех грабит. Ну, тут на помощь Вальке бросились Лохматый и Рыжий. Они скрутили Димке руки, влезли в его карманы и вытащили деньги. А он, такой бедненький, бился у них в руках, изворачивался, выкручивался. Потом они его отпустили. «Дели, Шмакова!» — приказал Лохматый. «Шмакова, не надо! — Димка еле переводил дух. — Не слушай Лохматого!» «Не командуй, Димочка, — ласково пропела Шмакова. — Я же тебе не Бессольцева. — А сама косилась на Димку, ну нарочно поддразнивала его, ласково напевая: — Что же ты не дерешься, не отстаиваешь свои принципы?.. Ты же у нас честный и решительный. Ах ты, Димочка, Димочка! Командир ты наш главный… Откомандовался!..» Я же тебе говорила, что она настоящая лиса, поет сладким голосом, будто колыбельную, будто укачивает тебя своей лаской, а сама под дых бьет. И Димку она совсем убила — он сидел как побитая собака. Мне его было жалко.