— Дедушка! — Ленка схватила Николая Николаевича за руку. — Как он это сказал, все лицо у него пошло пятнами. Ярко-красными!.. Как будто кто-то его раскрасил красной краской. Он прямо полыхал, а глаза метались, бегали в этом жутком пламени. «Ну, — подумала я, — тебя надо спасать, ты же погибаешь, ты же сгоришь в этом страшном огне». «Ты трус? — говорю я ему. — Никакой ты не трус! Ты же у Вальки собак отбивал!.. Ты даже Петьки не побоялся!.. Ты же Маргарите всю правду выложил!..» А он: «Нет, нет, нет! Права Маргарита: я жалкий, последний трус! Ты говоришь, я сознался Маргарите?.. А знаешь, почему? Потому что я хотел себе доказать, что ничего не боюсь. А я боюсь, боюсь… Подраться с кем-нибудь мне не страшно, а вот сказать всем правду я не могу. Подумал: скажу Маргарите, а в кино все выложу ребятам и докажу себе, что я не трус. А когда увидел их, чего-то вдруг испугался. Ну, успокоил себя, утром скажу, в школе. Сразу перед всеми ребятами и перед Маргаритой. И не буду ловчить и выкручиваться. А утром — приказ директора. И я опять струсил. Потом после приказа директора дождался, когда Маргарита ушла, и снова собрался… Нет, не смог. И потом, когда тебе бойкот объявили, тоже перетрухнул. А вечером с этой медвежьей мордой… Пришел к ребятам, чтобы им все рассказать и… Нет, я подлец!» Он поднял на меня глаза. Дедушка, они были полны слез! «Но теперь я всем-всем все скажу! — сказал Димка. — Вот увидишь! Ты мне веришь?» «Верю», — ответила я. «А если веришь, потерпи!» «Я потерплю». «Я им все-все скажу, — продолжал Димка. — И тебя к ним отведу. Как только ты захочешь, так и отведу. Решишь и сразу приходи ко мне. Я буду ждать тебя. Придешь?» А я обрадовалась: «Приду, — говорю, — обязательно», — и сама, дурочка, расцвела. Димка подошел ко мне… и поцеловал! Представляешь — по-це-ло-вал! — произнесла Ленка по складам. — Ты не удивляешься? — Удивляюсь, — быстро ответил Николай Николаевич. — Я очень удивляюсь. — Вот и я удивилась! Говорит, что трус, а сам совершает такие отчаянные поступки. Ты мне ответь, должна была я после этого снова поверить в него? — Должна была, — сказал Николай Николаевич. — И молодец, что поверила. Верить надо до конца. — Когда он меня поцеловал, то я сначала засмеялась. А потом как окаменела. Может быть, я простояла бы так до утра, если бы не раздался крик Вальки. «Попался, Сомик! — заорал он. — Наконец-то!.. Пришел тебе конец!.. Можно играть похоронный марш… Та-ра-ра-ра!.. — завыл он, потом рассмеялся и крикнул: — Всем расскажу, что ты ходишь к Бессольцевой!» А сам в это время стаскивал с веревки мое платье. Я рванулась к нему, а он отбежал. «Чучело, привет! — И помахал моим платьем над головой. — Принесешь медвежью морду — получишь платье». «Ну гад!» — закричал Димка и бросился за Валькой. Тот метнулся к забору, взобрался на него, лягнул Димку ногой и спрыгнул на ту сторону. «Отдай платье! — крикнул Димка. — А то получишь!» «Плевал я на тебя! — закричал Валька из-за забора. — Теперь ты у меня попляшешь. Теперь я всем расскажу, как ты около Чучела крутился!.. Ах, простите, извините, поцелуйчик мой примите!» — Он снова захохотал и скрылся. «Не волнуйся, — сказал мне Димка. Он был как в лихорадке. — Я отберу платье! Скоро!.. Сегодня!.. Сейчас же!.. И всем все скажу! Все! Все! Всем!..» Он сорвался с места. «Подожди!» — закричала я. Димка остановился, а я убежала и принесла ему медвежью морду. «Верни! Я с тобой!» — сказала я. «Нет, я сам. — Он вдруг совсем успокоился, лицо его стало прежним, давно мне знакомым. — Ты еще там испугаешься… А здорово твой дед снял с меня эту морду…» «Да, он ловкий», — сказала я. Мне показалось, что мы с ним не расставались, что никто не гонял меня по улице, не кричал «Чучело» и «гадина», не пугал медвежьей мордой. «А он знает?.. — спросил Димка. — Твой дедушка… про меня?» «Что ты! Это же наш секрет», — сказала я. По-моему, ему понравился мой ответ. Мы помолчали. «Ну, жди меня», — решился наконец Димка, помахал мне на прощанье медвежьей мордой — получилось смешно — и ушел. Он шел к калитке легкой походкой человека, у которого хорошо на душе, ну как будто ничего его не мучает и не тяготит. На меня напал страх. Я подумала, что зря отпустила Димку одного. «Ну, думаю, они Димку изобьют, ну, думаю, достанется ему на орехи», — и погнала следом за ним. Димку я не догнала. Перед самым моим носом он нырнул в сарай, где собралась мироновская компания. Я нашла дыру в прогнившей стене и прижалась к ней. Подумала, что Димке без меня сознаться будет легче, а если понадобится — я рядом, тут же прилечу на помощь. Они там были все в сборе и хохотали над Рыжим, прямо катались от смеха. Только Миронова с безразличным видом стояла в стороне и думала о чем-то своем. А все из-за чего? Рыжий напялил мое платье, которое стащил Валька, и потешал их. Ну им и было весело. Я тоже хихикнула: всегда смешно, когда мальчишки влезают в девчоночье платье. А тут я услышала их крики: «Ну ты артист, Рыжий!» «Точно, Чучело!» «Она — наша красавица!» «Рот до ушей, хоть завязочки пришей!» После этого я поняла, что Рыжий-то изображал меня: цеплялся ногой за ногу, падал, крутил головой, вытягивал шею и улыбался, растягивая губы до ушей. — У него здорово похоже получалось, — с грустью сказала Ленка. — Ну правда, он настоящий артист. — Ну а Димка-то что? — осторожно спросил Николай Николаевич. Он давно уже не теребил Ленку, потому что ему было ясно и про Димку, и про Ленку. Он знал, на что можно надеяться и на что надежда совсем плохая, и предвидел Димкину жалкую, ничтожную жизнь. — Димка? Ничего, — ответила Ленка. — Вошел в сарай и остановился. Он, наверное, в последний раз думал, что он храбрый и что он не испугается. — Уж чувствую, куда идет дело, — заметил Николай Николаевич и печально покачал головой. — Ты больше меня не перебивай, — попросила Ленка, глаза у нее сузились, как будто она к чему-то присматривалась. — А то мне трудно будет… Скоро уже конец… Ты потерпи и послушай. Димка вышел вперед. «Держи, — долетел до меня его срывающийся от волнения голос, и он бросил Вальке медвежью морду. — А ты, Рыжий, снимай платье». Димка стал срывать с Рыжего платье. А тот оттолкнул его и крикнул: «Ой, не трогай! Я боюсь щекотки!» Все снова захохотали, потому что Рыжий подделался под мой голос. Железная Кнопка, не меняя позы и не поворачивая головы в сторону Димки, сказала: «Сомов, чем к Рыжему приставать, лучше скажи, где ты был сейчас?» Димка сделал вид, что не слышал вопроса, что он очень увлекся спасением моего платья. Он за это платье хватался, как утопающий за соломинку. «Хватит дурачиться, — говорит, — чужое платье разорвешь!» — И сильно рванул Рыжего на себя. «Рыжий, он тебя обижает! Сделай ему больно, — кривлялся Валька. — Лягни его копытом». Рыжий послушно ударил Димку. А Лохматый подскочил к ним сзади, и они вдвоем с Рыжим скрутили Димке руки. Валька радостно заржал: «Попался, Сомик!.. Ух как хорошо! Ты что же не ответил Мироновой, где ты сейчас был? А? Железная Кнопка, он же тебе не ответил! Не желает. Ну скажи, скажи, Сомик, где ты был и что ты там делал? — Он хохотал и заливался. — Ребята, новость первый сорт! Сомик был у Чучела! — Он завизжал и закрутился на одной ноге, захлебываясь от восторга. — И знаете, что они делали?.. Це-ло-ва-лись!» «Целовались? — заинтересовалась Шмакова. — С Бессольцевой? Не сочиняй!..» «Так наклонился к Чучелу, — продолжал Валька, — и чмок ее… в губки. — Он подскочил к Димке. — На два фронта работаешь?» «Замолчи!» — крикнул Димка и попытался вырваться из рук Лохматого. А подлый Валька воспользовался, что Димка беззащитный, и ударил его. «Предатель! — говорит. Стукнул его еще раз, захохотал ему в лицо и произнес по слогам: — Пре-да-тель!»