– Я не сержусь на вас, но советую не бросать трубку, когда беседуете с клиентом. Блондинка расхохоталась: – А я на вас не обижаюсь, потому что на идиотов внимания не обращаю! Выпалив грубость, сия особа запрыгнула в лифт и исчезла из зоны видимости. Я вздохнул, жалко девушку, привычка всем хамить может когда-нибудь выйти ей боком. Не успел я сесть в машину, как раздался звонок Бориса. – Иван Павлович, вы где? – Еду домой, – отчитался я, – надеюсь на вкусный ужин. – Долгий путь предстоит? – осведомился батлер. Я взглянул на навигатор. – Примерно минут пятнадцать. – Как раз творожная запеканка допечется, – обрадовался помощник. – Я нашел информацию по Панину. – Отлично, – воскликнул я, – простите, Боря, у меня второй звонок, на проводе Ирэн Львовна. – Ванечка, – пропел голос матери моего друга и соседа Олега Котина, – ангел мой, в каких ты заботах? – Еду домой, – ответил я. – Я хочу пошептаться с тобой, – понизила голос Ирэн, – скажи, милый, ты отличишь настоящий лабутен от фальшивого? – Вы имеете в виду обувь? – уточнил я. – Чей отличительный знак – красная подошва? – Ванюша, браво! – восхитилась Ирэн. – Но это все, что я знаю, – рассмеялся я, – иногда общаюсь со страстными обожательницами этих бареток. – Бареток, – повторила Котина. – Ванечка, я тебя обожаю. Так как? Сможешь разобраться, где туфли слишком разрекламированного француза, а где плод труда неутомимых китайцев? – Никогда, – твердо ответил я. – Вот и Олежек такой! – грустно заметила Котина. – Девочка наивная такая, глазки горят, надеется устроить свою судьбу. Понятное желание. – Вы о ком? – спросил я. Наверное, надо объяснить, что Котин владелец фирмы, вернее, империи, которая производит видеоигры и всякие товары для их фанатов. Олег компьютерный гений, он окружен молодыми специалистами. У него есть, как он выражается, «цыплятник», в котором учатся школьники лет одиннадцати-двенадцати. Если генеральный директор видит, что молодой человек по-настоящему увлечен компьютерами, хочет и готов учиться, то он берет его под свое крыло. А поскольку фирма огромна, у нее сеть магазинов, то в ней постоянно освобождаются вакансии. Понятное дело, что главному лицу не приводят для интервью претендентов на ставку продавца, младшего или среднего клерка. Олег беседует только с теми, кто хочет получить руководящую должность, остальными занимается отдел персонала. По словам Ирэн, семь дней назад Котин зачем-то зашел к заведующей департаментом кадров и увидел в приемной девушку. И все! Олег очень избалован женским вниманием и поэтому приобрел изрядную долю цинизма, он недавно расстался с очередной любовницей из-за ее неутолимой алчности и сказал мне: – Ну, хватит! Лучше заведу собаку, она будет хорошо относиться ко мне независимо от размера моего счета в банке. И этот человек пригласил незнакомку выпить кофе, а потом познакомил ее со своей мамой. Конечно, Ирэн знала обо всех любовницах сына, но Олег ранее никогда никого не приглашал домой. У него есть квартира в Москве, где Котин встречается с временными любовницами. И тут такой неожиданный пердюмонокль! Понятное дело, что Ирэн встревожилась и решила узнать, что мне известно о красавице. – Впервые о ней слышу, – признался я, – но, Ирэн, вы же знаете, что я только вчера поздно вечером, почти ночью прилетел в Москву. Устроил себе двухнедельный отпуск. А сегодня сразу впрягся в работу. – Ваняшечка, пожалуйста, расспроси Олежека, – взмолилась Ирэн, – и разузнай все об этой девочке. Она совсем молодая! – Пришлите мне ее имя, фамилию, отчество, и Боря все выяснит, – пообещал я. – Зовут ее Ксения, но это все, что я знаю, – пригорюнилась Котина. – Не беда, – утешил я мать Олега, – все узнаю, наведу справки и сообщу вам в кратчайший срок. Глава одиннадцатая – Так что у нас с Паниным? – спросил я, отрезая кусок восхитительной на вид творожной запеканки. Борис сел напротив и открыл один из своих ноутбуков. – Начну со старшего. Николай Михайлович был врач, хирург. Имел высшее профильное образование. Его родители – интеллигентные люди, и отец, и мать педагоги. Работали они в сельской школе, куда ходили дети из разных деревень. Семья жила в Копытине в собственном доме. Николай тоже посещал местную школу, но в пятый класс он пошел в Москве. Его отправили в одно из лучших учебных заведений столицы с физико-математическим уклоном. Поступить туда в прежние годы было труднее, чем в МГУ. Дети сдавали экзамены. Ехали туда со всего СССР, для иногородних имелось общежитие. Меня удивило, что Николай Панин там не жил. – Мальчик мог ездить из дома, – предположил я. – Маловероятно, – возразил Боря. – Копытино находится в семидесяти километрах от Москвы и довольно далеко от железной дороги. Я подумал, что скорей всего мальчик жил в столице у каких-то родственников, и решил изучить список сотрудников школы. И попал в яблочко! Завучем там работал Панин Сергей, родной дядя Коли. Николай прекрасно учился, поступил в медвуз, стал известным хирургом. К нему на операцию ехали со всей страны. Потом в нем вдруг проснулся художник, он в свободное время стал писать картины в жанре примитивизма. Советская власть не любила людей искусства, которые выбивались из серой массы творцов в духе социалистического реализма. Вы, наверное, намного лучше меня это знаете. – Вы правы и не правы, – вздохнул я, – да, партия и правительство поддерживали тех, кто в своих опусах воспевал успехи коммунистов. Да, поэту Иосифу Бродскому сильно досталось. А уличная выставка художников-нонконформистов, если не ошибаюсь, состоявшаяся в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году, была уничтожена сотрудниками милиции с помощью поливальных машин и бульдозеров. Вследствие разгрома она получила название «Бульдозерная выставка» и под этим именем вошла в историю. Но не все творческие люди воспевали советскую власть. Например, мой отец писал любовно-исторические романы, ими зачитывалось все женское население страны, да и мужчины тоже не гнушались его читать. Павел Подушкин был далек от политики, не занимал руководящих должностей, не вступил в ряды КПСС. И неожиданно для себя стал примером терпимости коммунистов к беспартийным. Каждый раз, когда «вражьи голоса» начинали кричать из радиоприемников о притеснении в СССР литераторов, моментально прилетал ответ от руководства Союза писателей: – Хватит врать. У нас в организации много беспартийных. Их издают огромными тиражами. Например, Павел Подушкин. Кто его зажимает? Пишет, что хочет, тиражи у него огромные, его любит страна, у него есть квартира, дача, машина, он участвует в международных форумах. Еще были те, кому разрешалось вольничать, поэты и прозаики, которые позволяли себе критику некоторых сторон жизни СССР. Ну, например, Сергей Михалков выпускал киножурнал «Фитиль», сборник коротких юмористических новелл о взяточниках, ворах, подлизах, спекулянтах. «Фитиль» демонстрировали в кинотеатрах перед показом фильма. Народ обожал этот жанр. И некоторые художники-примитивисты тоже были любимы властями. О них говорили так: «В СССР у всех равные возможности, настоящий талант всегда получит поддержку. Вот, например, N., рабочий, а какие картины пишет!» Я перевел дух и продолжил: – К сожалению, среди примитивистов в СССР было мало по-настоящему талантливых художников. Я очень люблю картины Валентина Губарева. Но, увы, частенько за словами: «Я работаю в жанре «наивного» искусства» скрывается неумелая мазня. В советские годы именно эта «мазня» получила мощную поддержку. Почему? Из пропагандистских целей. «В СССР любой простой человек, рабочий, крестьянин, учитель, да кто угодно, может стать живописцем». – Не могу оценить полотна Николая Панина, – сказал Борис, – я нашел снимки в Сети. На мой взгляд, они ужасны. Прекрасный хирург оказался плохим живописцем. Но его приняли в Союз художников. Панин устраивал свои выставки. Похоже, он прилично зарабатывал. Квартира в Москве, дача в пригороде. Женился он один раз в возрасте за пятьдесят. О его жене Веронике мы уже знаем, она вскоре после свадьбы родила Владимира. О мальчике в интернете мало информации. Думаю, он был трудным ребенком. – Есть приводы в милицию? – предположил я. – Официальных нет, – ответил мой помощник, – а про неофициальные мы никогда не узнаем. Почему я предположил, что парнишка был хулиганом? Он сменил пять школ, и это никак не связано с переездом на другое место жительства. В тринадцать лет Володя в очередной раз оказался в новой школе, и вскоре он, образно говоря, пропал с радаров. Никаких сведений нет. Как в воду канул. – Мда, – вздохнул я, – не густо! Боря сделал глоток чая. – Я тоже так подумал. Потом еще покопался в разных местах. И нашел родную сестру матери Владимира. Она уже совсем пожилая женщина, но до сих пор преподает немецкий язык. Судя по голосу, по реакции на мой звонок, у дамы нет ни маразма, ни склероза. На вопрос, знаком ли ей Владимир Панин, Айседора Владимировна ответила: – Кто вы? Почему им интересуетесь? Узнав, что ее беспокоят из детективного агентства, дама, как мне показалось, обрадовалась. – Опять он что-то натворил? Вроде уже не мальчик! Нашлось семейное несчастье! Где он сейчас? Я решил ответить так, чтобы ничего не ответить: – Насколько мне известно, Владимир Николаевич проживает по старому адресу по месту прописки. – В квартире на Миркина? – уточнила Айседора Владимировна. – Весьма странно. Очень даже. Я готова приехать к вам завтра после шести вечера. Памятуя о возрасте дамы, я решил предложить ей другой план действий: – Может, к вам заглянет владелец детективного агентства Иван Павлович Подушкин? Завтра в то время, которое вам будет удобно. Собеседница засмеялась. – Борис, не надо считать меня старой клячей, способной передвигаться ползком от телевизора до холодильника. Приеду сама. Днем у меня занятия с учениками. В восемнадцать ноль-ноль прибуду в ваш офис. Как там с парковкой? Можно поставить машину бесплатно? Я проверила в интернете адрес, вы находитесь в центре, а там адский тариф! – Ну и ну! – восхитился я. – «Проверила в интернете». Айседора Владимировна умеет пользоваться компьютером! Если она еще и сама рулит… – Навряд ли, – усомнился Борис, – думаю, ее возит шофер. Какие у вас планы на утро? Может, съездить в Копытино? Дом в Копытине после смерти Николая Михайловича отошел Веронике. А когда и она скончалась, его владельцем стал Петр Ильич. Глава двенадцатая Копытино оказалось небольшим селом. Я оставил свою машину на площадке около местного магазина, за которым виднелась церковь, и пошел по грунтовой дороге туда, где темнели дома. Копытино походило на большинство современных подмосковных деревень. Покосившиеся избенки соседствовали с добротными современными домами, окруженными высокими кирпичными заборами, некоторые из них украшала наверху колючая проволока. Я остановился у нужного дома и понял, что приехал зря. В нем, похоже, никто не живет. Хилая изгородь из сетки-рабицы кое-где упала, участок зарос лопухами, чертополохом и опасным борщевиком. Дома, мимо которых я шел, украшали снаружи «тарелки» разных размеров. Стены и крыша дома Алексеевых выглядели сиротливо. Никаких антенн, ни допотопных, ни современных, на них не было.