«Ты мне в глаза, говорит, в глаза смотри!» Димка оттолкнул ее: он не захотел смотреть ей в глаза. «Отстань!.. Я же сказал — это шутка. — Он неестественно рассмеялся: — Шут-ка!» И вдруг весело подмигнул всем. А меня как обухом по голове, как подмигнул он им, все поплыло перед глазами и голова закружилась. А Железная Кнопка кричала свое: «Ты мне в глаза смотри!..» Лохматый сжал Димкину голову ладонями, чтобы он ею не вертел, чтобы Железная Кнопка могла заглянуть ему в глаза. А все старались перекричать друг друга: «Ты пульс, пульс, Миронова, у него послушай!..» «Попался, Димочка! — сказала Шмакова. — Теперь выкручивайся!» И вдруг они все одновременно пошли на Димку. Я бросилась в сарай, чтобы он увидел меня, чтобы не боялся, что он один. Я даже про подмигивание его в тот момент забыла. Они его прижали к стене — мне его не было видно, только долетал из свалки его захлебывающийся голос: «Вы обалдели! Я решил… помочь… Бессольцевой… Ее жалко. Вы что, не люди?» Я кусалась, царапалась, пока не добралась до него. Думала, что еще не пропал, раз жалел меня. Я дралась и вопила: «Пустите меня! Пустите!» «Смотрите, Чучело! — почему-то шепотом произнес Рыжий. — Сама пришла?» «Сама», — сказала я. «И не боишься?» — спросил Лохматый. «Не боюсь. — Я повернулась к Димке, улыбнулась ему и сказала: — Я не могла больше тебя ждать, вот и пришла». Димка молчал. Я ему улыбалась, чтобы подбодрить его, улыбалась до тех пор, пока он тоже не разжал губ. Жалко так улыбнулся, но все-таки… Валька захохотал: «По-моему, они объясняются в… дружбе». «Подожди, Валька, — сказала Железная Кнопка. — Бессольцева, ты зачем к нам пришла?» Я ей не ответила — не хотела ничего сама говорить, хотела, чтобы Димка. Но Димка продолжал молчать. «Давайте устроим им очную ставку, — предложила находчивая Шмакова. — Это же очень интересно». «Бессольцева, — начала Железная Кнопка, — так кто же из вас предатель? — Она перевела взгляд с меня на Димку, потом с Димки на меня. — Ты или Сомов?» Я посмотрела на Димку и сказала: «Конечно… я». «Ребята! — заорал Рыжий. — Она прибежала просить прощения! Я догадался! Я умный…» «Допекли! — понеслось с разных сторон. — Наконец-то!» «Так я и думала, — сказала Железная Кнопка. — Сомов ее пожалел. Я же говорила — он хлюпик. — Она повернулась ко мне — лицо ее запылало справедливым гневом. — Ну, что же ты молчишь? Падай на колени!.. Кайся!.. А мы послушаем! Может быть, ты нас так разжалобишь, что и мы тебя простим». Я подождала, пока она замолчала, и сказала Рыжему: «Снимай платье!» «Пожалуйста, — заторопился Рыжий. Он снял платье и протянул мне. — На…» А когда я хотела его взять, кинул через мою голову Лохматому. Ничего не понимая, я бросилась к Лохматому, а он подразнил меня платьем, покрутил им перед моим носом и перекинул Вальке… И понеслось по кругу! Валька — Шмаковой, Шмакова — Попову, тот еще кому-то… И каждый дразнил меня. Быстрее, быстрее! Мне стало жарко, я носилась как угорелая, и прыгала, и хватала их за руки, но платье перехватить не могла. Быстрее, еще быстрее! Передо мной мелькал круг из их лиц, а я носилась в нем, точно белка в колесе. Мне бы надо остановиться и уйти, наплевать на это платье и на них на всех наплевать, но я, как последняя дурочка, металась между ними, старалась их победить. Не ради себя, ради Димки. И вдруг кто-то из круга бросил платье Димке, и тот поймал его. Я почувствовала, как все они напряженно затихли. Миронова сказала: «Вот вам и очная ставка. Наконец-то мы узнаем всю правду!» Я подошла к Димке, протянула руку за платьем и улыбнулась ему: «Ну, пошли?.. Поговоришь с ними в другой раз». Он не двигался с места и платье мне не отдал, но улыбнулся в ответ. И я ему еще раз улыбнулась, а руку все время держала протянутой… Так мы стояли и улыбались друг другу. И вдруг… он швырнул платье через мою голову! Я совсем растерялась, просто не поняла, что произошло, открыла рот с глупой своей улыбочкой и следила, как мое платье, совершив точно намеченную траекторию полета, упало в руки самой Железной Кнопки. «Ура-а-а!» — заорали все. «Молодец, Сомов!» — похвалила его Железная Кнопка. И тут я ударила Димку по лицу! Дедушка!.. Я ударила Димку по лицу вот этой рукой! — Ленка протянула руку Николаю Николаевичу. — А лицо, когда по нему бьешь, мягкое и теплое… Я до сих пор помню его на своей ладони. Как будто держишь в руке бьющуюся птицу. В горестном и немом удивлении смотрела Ленка на свою руку, и тело ее вздрагивало от каких-то невидимых ударов, причинявших ей глубоко внутри острую, живую боль. Николаю Николаевичу стало нестерпимо стыдно. Ведь он тоже ударил. И кого — Ленку! Ведь всякому было понятно, что картину она не продаст. Тоже сорвался! — Ты меня, Елена, прости… — Николай Николаевич дотронулся до щеки. — Никогда никого не бил. Твоего отца вырастил — пальцем не тронул. — Он показал на стены, увешанные картинами. — И все из-за этого, — виновато улыбнулся. — А ты будь милосердна к падшему. — А я тебя уже давно простила, — сказала Ленка. И Николай Николаевич сокрушенно подумал, что даже на старости лет вполне разумный человек, вроде него, совершает непоправимые ошибки. «Сжечь ее на костре!» — закричал Рыжий. «Хватайте ее! — приказала Железная Кнопка. — И тащите в сад! — Она размахивала моим платьем. — Ждите нас там. Мы скоро!» Мальчишки набросились на меня. «За ноги ее! — орал Валька. — За ноги!..» Они повалили меня и схватили за ноги и за руки. Я лягалась и дрыгалась изо всех сил, но они меня скрутили и вытащили в сад. Железная Кнопка и Шмакова выволокли чучело, укрепленное на длинной палке. Следом за ними вышел Димка и стал в стороне. Чучело было в моем платье, с моими глазами, с моим ртом до ушей. Ноги сделаны из чулок, набитых соломой, вместо волос торчала пакля и какие-то перышки. На шее у меня, то есть у чучела, болталась дощечка со словами: «ЧУЧЕЛО — ПРЕДАТЕЛЬ». Ленка замолчала и как-то вся угасла. Николай Николаевич понял, что наступил предел ее рассказа и предел ее сил. — А они веселились вокруг чучела, — сказала Ленка. — Прыгали и хохотали: