«Нам бы двоек побольше!..» «Вот какие вы, оказывается, — сказала Маргарита. — Тогда мне с вами больше не о чем говорить». И пошла к выходу. «Маргарита Ивановна, постойте! — Димка пытался ее остановить. — Они же шутят!.. — Он суетился возле нее, забегая вперед. — Мы же работали!.. В Москву на свои деньги… Я сейчас к директору… Он нас простит. Честное слово, мы больше не будем. Маргарита Ивановна, можно я к директору? — Он прижался спиной к двери и не выпускал ее. — Вы же нас потом сможете наказать, Маргарита Ивановна!» «Пусти, Сомов! — приказала Маргарита. — Ты поздно спохватился». «А что же нам делать с копилкой?» — спросил Димка. Маргарита крутнулась на каблуках, медленно вернулась, взяла копилку в руки, подняла высоко над головой и… грохнула об пол! Представляешь! Ну, это было как извержение вулкана! Или как землетрясение!.. Лично у меня пол под ногами заходил ходуном. До сих пор мы еще на что-то надеялись, вроде чудика Васильева. А тут поняли: не видать нам Москвы как своих ушей. «Можете теперь ходить в кино хоть каждый день», — сказала Маргарита и удалилась. Все сидели тихо, но как только дверь захлопнулась, бросились к разбитой копилке. И началось… «Давайте ей назло разделим деньги и погуляем!» — крикнул Валька. А чудик Васильев еще хотел их остановить. Лохматый оттолкнул его и приказал: «Дели, Шмакова!» Шмакова собрала все деньги, перенесла их на стол и стала считать. «Ух, заработали!» — Валька глотал слюну, точно перед ним были не деньги, а вкусная еда. А Димка вдруг сорвался с места как бешеный и стал всех отталкивать: «Не трогайте! Я сейчас эти деньги сам соберу и достану новую копилку!» Он хватал деньги, рассовывал их по карманам, а сам говорил, говорил: «Мы еще заработаем и махнем в Москву на зимние!..» А Валька вцепился в него и завопил, что эти деньги общие, что Димка всех грабит. Ну, тут на помощь Вальке бросились Лохматый и Рыжий. Они скрутили Димке руки, влезли в его карманы и вытащили деньги. А он, такой бедненький, бился у них в руках, изворачивался, выкручивался. Потом они его отпустили. «Дели, Шмакова!» — приказал Лохматый. «Шмакова, не надо! — Димка еле переводил дух. — Не слушай Лохматого!» «Не командуй, Димочка, — ласково пропела Шмакова. — Я же тебе не Бессольцева. — А сама косилась на Димку, ну нарочно поддразнивала его, ласково напевая: — Что же ты не дерешься, не отстаиваешь свои принципы?.. Ты же у нас честный и решительный. Ах ты, Димочка, Димочка! Командир ты наш главный… Откомандовался!..» Я же тебе говорила, что она настоящая лиса, поет сладким голосом, будто колыбельную, будто укачивает тебя своей лаской, а сама под дых бьет. И Димку она совсем убила — он сидел как побитая собака. Мне его было жалко. А Шмакова тем временем считала деньги — шевелила губами, точно листья шелестели по траве. Нос у нее удлинился, она и носом помогала себе считать. Только один раз отвлеклась, когда краем глаза увидела, что Валька стащил рублевку и спрятал в карман. Тут она закричала не своим голосом, что Валька прикарманил рублевку. Лохматый схватил Вальку за шиворот, тот сразу вернул деньги и сделал вид, что обиделся, что, мол, они не поняли его шутки. «Не на такую напал. Знаем мы твои шутки, — зло отрезала Шмакова и снова радостно запела: — Все!.. Чин чином. Как в кассе — по двадцать три рэ!» На учительском столе лежало тридцать шесть стопок денег — по числу ребят в нашем классе. «Ну что же вы, работнички, рты раскрыли? Налетайте! — Шмакова аккуратно подцепила одну стопочку. — Прикоплю еще и куплю голубую куртку. Я в нашем универмаге видела. Обалденная!» За Шмаковой деньги схватил Валька… и тут же пересчитал. «Не доверяешь?» — усмехнулась Шмакова. «Деньги счет любят», — ответил Валька. Потом стали брать другие… Одни хватали, другие брали небрежно, третьи пересчитывали. Лохматый взял две стопки и одну отнес Мироновой. На столе остались Димкины деньги и мои. «А вам что, деньги не нужны?» — спросила Шмакова. «Они бессребреники», — хихикнул Валька. Димка стоял рядом со мной, и я чувствовала, как его бил озноб. Он рванулся к столу, схватил свои деньги и заорал: «Жмоты несчастные!.. Подавитесь этими деньгами!.. — Он подскочил к Вальке: — На тебе!.. На!..» — и стал совать ему свои деньги. Я обрадовалась, что он снова храбрый, и тоже закричала: «И мои отдай!» Метнулась за деньгами и сунула их Димке. А он совал Вальке эти деньги, а они падали на пол и рассыпались, потому что Валька испуганно отступал от него, отталкивал его руки и твердил: «Да отстань ты от меня, псих!..» Васильев крикнул, что пусть все деньги вернут Димке и что правда можно поехать в Москву зимой. «Правильно, ребята! — подхватил Димка. — Сваливай сюда деньги!» И он подобрал деньги с пола и ссыпал их обратно на учительский стол. А я от него зарядилась храбростью, как электричеством. Меня прямо распирало от гордости за Димку: все-таки большинство ребят по-прежнему его уважали. Я подумала, что сейчас самое время рассказать про Маргариту. Он ей все выложил не от трусости, а оттого, что был за правду. И я теперь тоже носилась по классу, подскакивала к ребятам и говорила: «Давайте деньги, давайте, возвращайте!» И кое-кто мне уже вернул, но я не успела даже положить их на учительский стол, потому что тут нас подкосила Железная Кнопка. «Надоело, Сомов, — сказала она. — Ну что ты все болтаешь языком, болтаешь, а надо узнать главное». «Вы слышали, ребята, что она сказала? — У Димки еще блестели глаза. — Я болтаю… Я предлагаю заработать побольше денег и поехать на зимние каникулы в Москву… А она называет это болтовней! — Он подошел к Мироновой: — Ну скажи нам тогда ты, дорогая Железная Кнопка, если я болтаю, то что же ты считаешь главным?» Он склонился к ней и приложил к уху ладонь: мол, плохо вас расслышал, повторите. И я тоже повторяла, вслед за ним, каждое его движение и слово: «Ну скажи нам тогда ты, дорогая Железная Кнопка, что же ты считаешь главным?» — и приложила ладонь к уху. Но нам с Димкой наши остроумие и находчивость не помогли. Мы не испугали Железную Кнопку. Она — не я. Она сама кого хочешь испугает. Она мне нравится, только она очень беспощадная. «Ребята! — крикнула Железная Кнопка, не обращая на нас внимания. — Знаете, что главное? Я поняла. Кто-то донес Маргарите, что стерли ее надпись на доске. Так что выходит — нас предали». Она умная, Железная Кнопка, догадалась. А я, когда услышала ее слова: «Нас предали» — закачалась. Меня как обухом по голове стукнуло. Посмотрела на Димку, хотела ему крикнуть: «Ну чего же ты молчишь, потом поздно будет!» А у самой от страха язык окостенел. И Димка, вижу, сник. И блеск у него в глазах пропал, и храбрость куда-то улетучилась. Вот так Железная Кнопка — взяла Димку на зубок и перекусила. Ну, тут и началось. Все ребята стали кричать. Они вопили как сумасшедшие: «Ну, мы его!..» «Найдем предателя!» «Среди нас окопался гад!» «Тихо!.. — заорал Лохматый. — Выходит, кто-то из наших наклепал Маргарите?..» «Выходит», — ответила Миронова. «А кто?» — спросил Лохматый. Стало тихо. «Кто предал? Кто же предал?» — думали ребята, поглядывая друг на друга. Это для них была тайна, и им во что бы то ни стало хотелось ее узнать. Теперь они были все заодно, и получалось, что все против нас. Они смотрели в рот Железной Кнопке: что она скажет дальше? Железная Кнопка подозрительно осматривала нас — искала предателя. Глаза у нее были въедливые-въедливые, медленно двигались по нашим лицам. Она еще не добралась до нас с Димкой, а я уже дрожала от страха, потому что Железная Кнопка прожигала насквозь. А когда она посмотрела на Димку, то сказала странным голосом, растягивая слова: «Дим-ка-а-а… А ты же воз-вра-щал-ся…» На меня эта ее манера растягивать слова плохо действовала. Я сидела ни жива ни мертва. Нашу парту окружили несколько человек во главе с Мироновой, и по классу пошел шорох, что, конечно же, Димка возвращался за копилкой. «Точно! — Лохматый схватил Димку за грудки. — Ты возвращался? А ну признавайся!.. Нарвался ты на Маргариту?.. И все ей выложил?»