– Знала. Я хотела быть с тобой. А теперь я боюсь. Он и меня убьет. Ведь это он сделал, да? Он? – Клэр заглядывает мне в глаза, я стараюсь контролировать свои эмоции, чтобы случайным жестом или взглядом не обвинить в убийстве человека, о котором она говорит. – Что мне делать? – Ты знаешь правду. К чему вопросы? – продолжаю я, тяжело роняя голову на грудь. – Какую правду? Все думают, что это все Рокки, но он не мог. И ты это знаешь, мне никто не поверит. Они все молчат, бездействуют. Твоя смерть не была несчастным случаем. Я это знаю, и ты это знаешь, да? Ну скажи, ведь я права, да? Боковым зрением я вижу, как свеча приходит в спокойное состояние. Время вышло. Я делаю глубокий вдох. Представление окончено. *** Взгляд Клэр мечется между мной и пламенем свечи, что спокойно тянется ввысь. Она озадаченно смотрит мне в глаза, все еще надеясь на присутствие в комнате Пола Морриса. Жаль расстраивать, но я уже совершенно точно не в образе. Тонко улыбаюсь, демонстрируя ей свое замешательство. – Он ушел, да? – спрашивает она, с выражением невыносимой муки на лице. – Вам удалось с ним поговорить? – интересуюсь я сдавленным голосом. Начинаю кашлять, словно в горле у меня что-то застряло. – Это сложно назвать разговором. Давайте попробуем еще раз. – Боюсь, это невозможно. Не сегодня. Этот ритуал забирает очень много моих сил. – Хорошо, тогда завтра? – Я постараюсь найти для вас время среди рабочей недели. Но он вам что-то сказал уже сегодня? – Нет. Я ничего не поняла, какие-то странные вопросы. Клэр пожимает плечами, рассеянно глядя перед собой. Я же продолжаю хранить молчание, наблюдая за ней, пытаясь отследить ход ее мыслей. В своем письме она четко дала понять, что не только считает смерть Пола Морриса убийством, но и уверена, что ее может постичь такая участь. И все же она не пошла в полицию, а пришла ко мне. К медиуму! – Я думаю, вы лукавите. Духи никогда не задают вопросов, на которые не могут получить ответов. Подумайте об этом, – нарушаю я изрядно затянувшуюся паузу. – Наверное, вы правы, – откликается Клэр, едва заметно вздрагивая, точно я отвлекла ее от какого-то важного занятия. Не сказав больше ни слова, она достает из сумочки три сотенные купюры и кладет их на стол. Многие пациенты предпочитают платить за мои услуги наличкой, поэтому в этом нет ничего удивительного. И все же я никак не могу отделаться от странного ощущения неправильности происходящего. – Вам действительно угрожает опасность или вы написали это специально, чтобы не томиться в ожидании своей очереди? – Думаете, я стала бы шутить такими вещами? – вопросом на вопрос отвечает она, и я вижу, как ее губы искривляются в подобии улыбки. – Нет, это правда. – Вам поступали какие-то угрозы? – Если бы все было так просто, – хмыкает она, облокачиваясь на спинку своего стула и обращая свой взор к потолку. – Зачем ему так подставляться? Тем более я и так у него в руках. – О ком вы говорите? – Неважно. У меня все равно нет никаких доказательств. Мое слово против его, – Клэр горько вздыхает. – Мне и раньше-то никто не верил, а теперь так и подавно. Оперевшись на стол, она тяжело поднимается на ноги, выгибает спину, округлый живот опасно натягивает тонкую ткань комбинезона. Потянувшись вперед, она берет со стола перстень и, бросив на него короткий взгляд, быстро прячет в сумке. Не думаю, что бы она когда-то открыто носила его на своей руке. – Вы замужем, не так ли? – спрашиваю я, когда Клэр собирается уже покинуть эту комнату. Она останавливается в дверях, тревожно глядя на руку. На долю секунды мне кажется, что ответа не будет. Но вот она оборачивается, устремляя на меня взгляд, полный горечи и тоски. – Я пришла к вам не за этим, – говорит она и, не прощаясь, выходит за дверь, оставляя меня наедине с мучительным вопросом: у меня есть дело или нет? Глава 3 Сегодня то самое воскресенье, которое я провожу в родительском доме. Воскресенье, которое я всегда жду с особым трепетом. Будь моя воля, я бы пересекала залив Аппер-бей каждые выходные, но я не единственный ребенок в семье и мне приходится считаться с установленными правилами: строго соблюдать очередность, чтобы не встречаться, не видеться, не общаться. В детстве мы с Винсентом, моим старшим и единственным братом, были не разлей вода. В те безоблачные дни не было и намека на то, что жизнь разведет нас по разным берегам. Нет, мы не враги и теперь, но уже и не друзья. Хотелось бы сказать, что меня устраивает такое положение дел, но это не так. И сейчас, спускаясь по лестнице со второго этажа, я, как и всегда, с ностальгией рассматриваю наши старые снимки, которыми раньше была увешана вся стена. Но вот уже почти два года как нас с братом начинают уверенно вытеснять его дети. Племянники, которых я никогда не видела и не держала на руках, но которые всегда живут в моем сердце. – Джени, ты спускаешься? – доносится с кухни голос мамы. – Да, уже иду, – отвечаю я, и моя улыбка становится шире. Как обычно, блюдом дня выбрано что-то из моих предпочтений. Сегодня это тыквенный суп-пюре с креветками и кукурузная запеканка. Отец, как и всегда, сидит во главе стола и, невзирая на мамино традиционное ворчание, активно работает ложкой. – Суп изумительный! – закатывая от удовольствия глаза, сообщает он мне. – Ой, хватит подлизываться! Что бы я ни приготовила, все тебе изумительно и прекрасно. Мог бы уже что-нибудь новенькое придумать. – Например? – охотно включается в эту игру отец, радостно подмигивая мне. Я отодвигаю массивный деревянный стул и сажусь на свое место по правую сторону от отца через один стул: стул, который в прежние лучшие времена, всегда занимал Винсент. Интересно, он до сих пор сидит на нем или в «его дни» здесь все уже происходит по совсем другому сценарию? – Например, прекращай паясничать, а лучше открой нам с Джени вина. – Как скажешь, только, когда я нахваливаю твою еду, я всегда говорю правду и ничего, кроме правды! – парирует отец, едва касаясь маминой щеки своими вытянутыми губами. Наблюдая за ними, за чувствами, которые они смогли сохранить, несмотря ни на что, я испытываю странный укол ревности. Я точно знаю, что в моей жизни этого уже никогда не будет. Да, я уже и не уверена, что когда-либо было. Такая любовь случается в жизни только однажды и только тогда, когда ты ее оказываешься достоин. Так что у меня совершенно точно нет шансов. Ни единого. – Как у тебя дела? Что нового? – традиционно интересуется мама, усаживаясь на свое место – по левую сторону от отца. О том, чем именно ее дочь зарабатывает на жизнь, мама узнала год назад, когда в прессу просочилась информация, что в раскрытии дела о смерти беременной женщины, Сяомин Цинь, немалую роль сыграла жрица мира мертвых – медиум Джена. Разумеется, к этой шикарной статье прилагалось и мое фото. Снимок был нечетким, но я уверена, что, глядя на него, мама могла даже посчитать количество морщинок в уголках моих глаз. Она позвонила мне в тот же день и впервые за долгое время, назвав полным именем – Дженифер Марсела Рид, – начала отчитывать так, словно я получила двойку по математике. – Все по-прежнему, – уклончиво отвечаю я, опуская взгляд. Каждый раз задавая этот вопрос она, я уверена, надеется услышать, что ее дочь завязала с глупостями и перестала строить из себя медиума, повелевающего загробным миром. Но мне нечем ее порадовать. Не сегодня. Внезапно возникшую паузу заполняет радостный голос отца. – Я выбрал белое полусухое. Угадал? – Отличный выбор, папа. – Винс с Лией решили на рождественские каникулы поехать с мальчиками в круиз по Карибскому морю. Там вроде какая-то развлекательная программа для детей подготовлена. – Не рановато ли? Мальчишкам же еще двух лет даже нет. – Ну, во-первых, пятнадцатого ноября им уже будет два, ну, а во-вторых, – мама делает драматическую паузу, многозначительно переглядываясь с отцом, точно ища в нем поддержку, но он, не обращая на нее внимания, молча разливает вино по бокалам. – В общем, похоже, Лия беременна. – Что значит похоже? Она беременна или нет? – Мама думает, что это так, но нам они пока ничего не говорили, – объясняет отец, бросая на маму косой взгляд. – Я в этом почти уверена. Ты же знаешь, в таких вещах я не ошибаюсь. – Ключевое слово «почти», – отвечаю я, подмигивая отцу. – Что ты сказала? – спрашивает мама, хмурясь. – Ты мне не веришь? – Конечно, верю! Думаю, это круто! – отвечаю я, испытывая странные чувства. До этого момента я была уверена, что мы с Винсентом сможем преодолеть эту пропасть, разделившую нас пять лет назад. Но нет. Если мама окажется права, то пропасть эта ширится и растет у меня на глазах, а я только сижу и молча радуюсь за него. Радуюсь за то, что хотя бы у одного из нас все в жизни сложилось так, как мечталось в детстве. – Давайте выпьем за эту новость! – предлагает папа, поднимая свой бокал. – Отличная новость, – шепчу я, делая большой глоток. *** После обеда мы с мамой выходим во внутренний двор. В воздухе пахнет осенней прохладой, но стоит оказаться на солнце, как голову тут же начинает припекать. Мы ложимся на шезлонги прямо в одежде. В это время года родители редко окунаются в воду, зато мы с Винсентом любили устраивать вечеринки у бассейна вплоть до ноября. Давно это было. – Как дела у Джесс? Что нового в театральном мире? – задает тон беседе мама, предупредительно покрывая лицо и зону декольте тонким слоем крема от загара.