Дмитрий с Гелей переглянулись, извинились, поднялись из-за стола и вышли за дверь. «Да, разговор не удался», – констатировал Дмитрий. «Я же говорила, что он неприятный тип», – обронила Геля, спускаясь вниз по лестнице. Но Дима уже думал о другом. Он хитро посмотрел на Гелю и спросил: «Это правда, что ты с мужем в разводе?» «Да», – нехотя призналась Геля, – «Он влюбился в одну девчонку со своей работы. Скрывал сколько мог, а та однажды нагло заявилась ко мне на работу, сказала, что они любят друг друга и больше не могут и дня прожить порознь, я и отпустила его. Они уже несколько лет счастливо живут вместе». «А ты?» «А я уже несколько лет счастливо живу без него», – усмехнулась Геля. Дима остановился на площадке у почтовых ящиков, развернул Гелю к себе лицом, обнял, прижал к себе и проговорил куда-то ей в висок: «Геленька, какие мы все-таки дураки!» «Почему?» – шепотом спросила она. Он нежно поцеловал ее и так же шепотом ответил, продолжая целовать в губы после каждого слова: «Мы… столько… времени… потеряли… напрасно… Но… я… обещаю… мы… все… наверстаем…» Дима взял ее за руку, вывел на улицу и подвел к автомобилю. «Поехали ко мне?», – робко предложил он. «Поехали. К тебе», – согласилась Геля, улыбаясь счастливой улыбкой и не сводя с него блестящих влюбленных глаз. -28- За стеной у Диминых соседей громко работало радио, как внезапно диктор сообщил, что наступила полночь и радио умолкло. «Полночь», – констатировала она. «Что?», – невнятно отозвался Дима. Они лежали рядом на Димином диване, уставшие и разомлевшие от счастья. «Я говорю, по радио сообщили, что наступила полночь», – повторила Геля. «А-а-а», – протянул он, скидывая остатки дремы, – «За стенкой живут старенькие бабушка с дедушкой, они любят слушать местное радио, но так как немного глуховаты, поэтому слушают его громко. Ну и я иногда слушаю его с ними». «Я, когда была маленькая, тоже любила слушать радио, особенно радио-спектакли», – поделилась Геля воспоминаниями и улыбнулась сама себе в темноте. «Ты меня извини, я понимаю, что сейчас не самый удачный момент», – вдруг произнес Дима, приподняв голову с подушки. Он положил ее на согнутую в локте руку и внимательно посмотрел на Ангелину, – «Но раз это ночь откровений, я очень хочу задать тебе этот вопрос. Он мучает меня, и я бы хотел получить честный ответ». «Спрашивай», – нежно мурлыкнула Геля и перекатилась со спины на бок, чтобы видеть его лицо. «Ты любила его? Только честно!» Геля сразу поняла о ком идет речь – Иван. А ведь она уже и забыла о его существовании. Геля пристально посмотрела в Димины глаза и произнесла резче, чем следовало: «Любила ли я его? Честно? Да, если хочешь знать, любила! Иначе бы не вышла за него замуж» Затем осознав, что ей не следует так с ним разговаривать и если она не станет подбирать слова тщательнее, то их только-только возобновленные отношения могут снова разладиться, сбавила напряженность в тоне и продолжила уже более тепло и мягко объяснять: «Понимаешь, Дим, тогда мне казалось, что это конец, что нам с тобой уже ничего нельзя исправить и наши пути разошлись навсегда. Я думала, что потеряла тебя навсегда. Мне было очень плохо, мне даже жить не хотелось. Иван очень осторожно и ненавязчиво вернул меня к прежней жизни. Он оказался очень хорошим человеком, внимательным, заботливым и он любил меня. Его было за что любить. А то, что произошло потом, когда у него появилась другая женщина, конечно, это было очень обидно. На тот момент. А сейчас я понимаю, что это было неизбежно. Мы с ним так и не стали друг другу родными людьми». Геля прижалась к Диме, обняла его и почувствовала, как сильно он напряжен неприятным для него разговором. «Я хочу тебе признаться», – прошептала она, – «Знаешь, я всегда боялась назвать его ТВОИМ именем». Геля с облегчением почувствовала, что Дима расслабился. Он снова опустился на подушку и тоже обнял ее. «Мы начнем сначала», – сказал она, прижимаясь к нему сильнее, – «Теперь все будет по-другому!» «Нет», – отозвался Дима и Геля чувствовала, что он улыбается, – «Мы продолжим дальше». Быстрым движением он перевернулся и оказался над ней. С первым же поцелуем, они устремились к взаимному счастью. -29- Несмотря на счастливую, но короткую ночь Дима проснулся за несколько минут до того времени, когда должен был прозвенеть будильник. Он неподвижно лежал с закрытыми глазами, чтобы не разбудить Гелю, тихо посапывающую на его руке и воспроизводил в памяти все услышанные ранее разговоры, еще раз прокучивал в голове информацию, и вопросов у него возникало все больше и больше. Он уже был уверен, что все делает правильно. Оставалось совсем немного, чтобы подтвердить его догадки, но для этого необходимо было плотно поработать с архивными данными и попытаться найти возможность ознакомиться с закрытой информацией. Будильник заиграл пронзительную мелодию. Дима потянулся к телефону и отключил на нем будильник. От звонка Геля зашевелилась, проснулась, перекатилась через Диму и со словами «я первая» скрылась в ванной комнате. Дмитрий усмехнулся, отключил навязчивую музыку и продолжил лежать на кровати. «Надо же», – думал он, – «Нет ни удивления, ни раздражения от присутствия другого человека в доме, как бывало раньше». Наоборот, ему казалось, что так и должно быть и никак иначе. Наскоро выпив кофе и получив выговор от Ангелины, что в доме нет нормальной еды и так жить нельзя, Дима отвез ее на работу в больницу, а сам поехал к себе в отдел. В кабинете был Крылов, который при взгляде на него хмыкнул и отметил, что тот выглядит подозрительно счастливым. Павлов пропустил его замечание мимо ушей и попросил поделиться номером телефона одного из знакомых Николая, работающего в ФСБ. Дмитрию срочно потребовалось выяснить более детальную информацию о Карле Кох-Кохеле, его аресте и делу. Он подсознательно чувствовал, что это может значительно прояснить непростую ситуацию, а помочь в этом могли только архивы органов госбезопасности. Крылов, поискал в телефоне номер, продиктовал его Павлову и тот тут же его набрал. Знакомый Николая обещал подумать, чем он может помочь и перезвонить позже. А сам Дима отправился в городской архив, где его уже узнавали и шутили, что скоро он совсем переберется к ним на работу. В последний раз он проводил столько времени за изучением архивной информацией, еще учась на историческом факультете университета. Большую часть дня он внимательно вчитывался в неровные строки, написанные выцветшими фиолетовыми чернилами, с трудом разбирая подчерк и, по привычке, рисуя в своем блокноте какие-то символы, составляя из них схемы. В конце рабочего дня перезвонил знакомый Крылова и предложил приехать к нему на службу, потому как дело, которое интересовало Диму, он мог дать только для ознакомления и только у себя на работе. Диму это вполне устроило. Освободился он только поздним вечером и с удивлением для себя отметил, что ему не терпится поскорее очутиться дома, потому что там его уже ждала любимая Геля. Дима зашел к себе домой и, почувствовав вкусные запахи, доносящиеся с кухни, осознал, что теперь это не просто квартира – место, где можно переночевать, а именно дом – место, куда хочется возвращаться. Геля выглянула из кухни, подошла и потерлась носом о его щеку: «Я скучала», – сказала оан, помогая снять ему куртку – «Мой руки и иди ужинать, ты, наверное, голодный». Дима поцеловал ее в нос и искренне ответил: «Очень!» Пока он ел, Геля сидела за столом напротив него и с нежностью на него смотрела. «Я очень счастлива», – откровенно сказала она, – «У меня такое чувство, что без тебя жила не я, а кто-то другой. И все, что было в моей жизни – происходило не со мной. Что я в свои восемнадцать лет провалилась в какую-то временную дыру и появилась уже взрослой тридцативосьмилетней женщиной». «Прости, Дима, я говорю какие-то глупости», – смутилась она. Затем тяжело вздохнула и добавила, – «Еще я чувствую себя очень скверно от того, что нас с тобой воссоединила такая трагедия». «Геля», – Дима взял ее за руку, – «Давай считать это прощальным подарком Оленьки». Он подвинулся к ней на табуретке, обнял за плечи и тихо произнес: «Знаешь, незримо ты была со мной всегда. Когда мне было трудно, я всегда мысленно обращался к тебе за помощью. Я не мог представить свою жизнь без тебя. А сейчас я не могу чувствовать себя полноценно счастливым, пока не расследую это дело. Я должен обязательно найти того, кто это сделал… для Оленьки, для Мити и для тебя». -30- (1948 год) К 1948 году Ленинград практически восстановил свой облик и снова начал жить привычной мирной жизнью. Мужчины все больше сменяли военную форму на классические костюмы, а женщины изо всех сил старались выглядеть красивыми и модными. Теплый летний день собрал в зоопарке множество посетителей. Гомон стоял несусветный. Со всех сторон доносились обрывки разговоров, веселый смех, детские радостные вскрики и голоса животных. По одной из дорожек неспешно шла симпатичная молодая девушка в клетчатом платье с белым воротником и ела мороженое. Она останавливалась у каждого вольера и с большим любопытством рассматривала находящихся в них животных. У бассейна с бегемотом девушка задержалась намного дольше. Постояла на одном месте, затем, посмотрев на часы, медленно обошла вольер вокруг. Еще раз взглянула на часы и отошла к соседней клетке. Через некоторое время вернулась и еще долго смотрела на бегемота. Если бы в тот момент кто-то внимательно к ней присмотрелся, то мог бы заметить, что бегемот ее совсем не интересует, в ее глазах был испуг и смятение. Она в очередной раз посмотрела на часы, пробралась сквозь толпу зевак и быстрым шагом направилась на выход. Оказавшись на улице, дошла до метро, спустилась в подземку и села в вагон поезда. Проехав несколько станций, неожиданно выбежала из вагона и заскочила в поезд, двигающийся в противоположном направлении, проехала на нем еще несколько станций. Выйдя на одной из них, поднялась наверх, села на автобус и долго ехала на окраину города. Сошла на конечной остановке, пересекла заросший высокой травой пустырь и оказалась перед деревянным двухэтажным домом с палисадником, где буйно росли ромашки и высокие фиолетовые колокольчики. У одного из подъездов этого дома на лавочке сидела сморщенная старушка в темном, несмотря на теплую погоду, шерстяном платке и наблюдала, как на куче песка неподалеку копошиться малыш, играя с консервными банками. Девушка в нерешительности остановилась перед домом и, задрав голову вверх, скользнула взглядом по окнам. «Ишшшешь кого?» – прошепелявила старуха. «Скажите», – обратилась к ней девушка, – «Художник Ефимов в вашем доме проживает или в соседнем?» – кивнула она на стоящую дальше по улице аналогичную постройку. «Энто тот, который в клубе плакаты малевал?» – переспросила старуха и, не дожидаясь ответа, сообщила, – «В нашем – в нашем. Только больше не живет». «Как не живет?» – удивилась девушка, – «А где он?» «А ты ему кто такая будешь? С какой целью ишшшешь?» – прищурив мутные глазки, прошелестела старушка. «Я… эм-м-м…, – запнулась вначале девушка и затем бойко сообщила, – «Я из художественной самодеятельности нашего училища. Наша комсомольская организация спектакль для детей готовит. Мы договаривались, он нам должен был декорации к постановке нарисовать». «Э-э-х, девонька», – вздохнула старушка, еще больше кутаясь в свой платок, – «Иди домой и не ишшши его больше».