– Это для вас? Вопрос был не случайным, девушка хотела выяснить, нужно ли бежать в аптеку срочно, прямо сейчас, или лекарство требуется начальнице в принципе, к моменту ее ухода с работы. – Да, я что-то расклеиваюсь прямо на глазах. Тебе удалось договориться о переносе встречи? – Да, Нана Константиновна, они приедут к трем. – Спасибо. Ну вот, уже легче. В четыре она, бог даст, освободится и поедет домой. Нана открыла ежедневник и просмотрела записи до конца недели. Надо все разметить и оставить Владе, она знает, что нужно делать в таких случаях. Она уже занесла над страницей карандаш, когда поняла, что ничего не понимает. Видит каждую букву в отдельности, но как-то не очень отчетливо, и в осмысленные слова эти буквы ну никак почему-то не складываются. Температура поднялась, что ли? В приемной послышались тяжелые уверенные шаги, распахнулась дверь, и на пороге кабинета возникла тетка шефа, Любовь Григорьевна. Высокая, худая, дорого и модно одетая, она все равно казалась суровой и бескомпромиссной «училкой», которую дети боятся и ненавидят. Стильно подстриженные седые волосы, холодные глаза за стеклами очков в оправе от Шанель, жесткие сухие губы, и вся она – олицетворенная требовательность и строгость. – Добрый день, Нана. У вас найдется для меня четверть часа? – Проходите, Любовь Григорьевна, – Нана жестом указала на мягкое кресло. – Я вас слушаю. Что-то случилось? У вас претензии к охране или к водителю? Это было единственное, что пришло ей в голову, когда Влада сказала, что Любовь Григорьевна хочет зайти. Ну а зачем еще ей заходить к руководителю службы безопасности крупного издательства? Вряд ли доктора педагогических наук могут заинтересовать чисто коммерческие нюансы приобретения ее племянником типографии в Подмосковье или далекоидущие планы по переманиванию перспективных авторов. Наверняка все дело в охране или водителях, которые находятся в ведении Наны Константиновны Ким. Филановская тяжело опустилась в кресло, но тут же выпрямила спину, сдвинула колени и посмотрела на Нану взглядом одновременно отрешенным и надменным. – Нет, у меня дело конфиденциального свойства. Но прежде чем я его изложу, вы должны дать мне слово, что мои племянники ничего не узнают. – Если это касается работы издательства, то я такого слова дать не могу. – Работы издательства это никоим образом не касается. Это внутрисемейное дело. – Тогда почему вы пришли ко мне, Любовь Григорьевна? Я – начальник службы безопасности издательства, а не семейный адвокат и не нотариус. Больше всего в этот момент Нане хотелось отделаться от посетительницы. Головная боль быстро нарастала и стала уже почти непереносимой, кроме того, заложило нос и начался озноб. Если у внезапно заболевшего организма еще остался какой-то ресурс прочности, то его нужно поберечь для двух деловых встреч, которые никак невозможно отменить, и было смертельно жалко тратить этот драгоценный ресурс на какое-то внутрисемейное дело. Как на соревнованиях, мелькнуло в голове у Наны, когда неудачно упадешь и чувствуешь острую боль в колене или бедре при каждом движении, и понимаешь, что осталось откатать еще половину программы, и в этой второй половине, помимо всего прочего, два сложных прыжка и одно вращение, и ты просто не вытерпишь такую боль, если постараешься выполнить все запланированное, и нужно быстро, на ходу, перестраиваться и решать, какие элементы попытаться все-таки выполнить, а какие упростить, чтобы сохранить силы для сложных, за которые судьи дадут побольше баллов. Например, вместо каскада из двух тройных прыжков прыгнуть «три – два», тогда хватит сил сделать во вращении больше оборотов. – Вы – начальник службы безопасности, – ровным голосом повторила за ней Филановская, – и это позволяет мне надеяться, что в вашем распоряжении есть сотрудники, умеющие выполнять деликатные поручения. Ведь есть? – Есть, – кивнула Нана. – О каком поручении идет речь? – Нужно найти одного человека. – Зачем? – Он… – Филановская на мгновение задумалась, словно подыскивая приемлемую формулировку, – он, скажем так, обладает сведениями, разглашение которых может нарушить мир и спокойствие в нашей семье. Это не имеет отношения ни к деньгам, ни к бизнесу, это абсолютно внутрисемейное дело, из-за которого мы все при неблагоприятном исходе можем перессориться. – И все-таки, Любовь Григорьевна, кто этот человек? – настойчиво спросила Нана. – Речь идет об отце моих племянников. Фу ты, господи, ерунда какая, а она уже испугалась. Значит, об отце. Ладно, с этим она как-нибудь справится. – Вот, – Любовь Григорьевна протянула Нане заклеенный конверт, – там все сведения, которыми я располагаю. Больше мне ничего не известно. Разумеется, работа будет должным образом оплачена. И еще раз позволю себе напомнить, что мои племянники не должны об этом знать. Нана молча взяла конверт. В голове мутилось от боли, глаза почти ничего не видели. Пусть Любовь Григорьевна уже скорее уходит. – Вы нездоровы? – В голосе Филановской прозвучало неподдельное сочувствие. – У вас совершенно больной вид. – И самочувствие такое же, – Нана попыталась улыбнуться. – Как вы собираетесь скрыть от Александра Владимировича свой визит ко мне? Вас же куча народу видела в издательстве, и водитель, который вас привез, знает, что вы здесь были, и моя Влада знает, что вы приходили ко мне. – Об этом не беспокойтесь, я сейчас зайду к Саше, у меня к нему дело. Вы же знаете, перед Восьмым марта он устраивает корпоративную вечеринку, и мне нужно обсудить с ним ряд вопросов. Я скажу, что заходила к вам. – Зачем? – Жаловалась на водителя. Мне не нравится, что он постоянно нарушает правила. Нас часто останавливают, и приходится терять кучу времени на объяснения с сотрудниками ГАИ. Или как оно теперь называется? – Он действительно ездит с нарушениями? – обеспокоенно спросила Нана. – Разумеется. Но теперь все так ездят. И разумеется, мне это не нравится. Я не хочу попасть в аварию. – Вы хотите, чтобы вам заменили водителя? – Я думаю, для первого раза будет достаточно, если вы сделаете ему внушение. Благодарю вас. Всего доброго. Филановская поднялась и вышла из кабинета, громко стуча каблуками. Нана озадаченно посмотрела ей вслед и даже нашла в себе силы усмехнуться сквозь боль и озноб. Да уж, доктор педагогических наук. Через несколько минут вернулась из аптеки Влада, высыпала на стол перед начальницей горку каких-то таблеток, порошков и микстур. – Влада, детка, давай-ка сама, – слабым голосом попросила Нана. – Я уже ничего не соображаю, даже надписи прочитать не могу. Секретарь взялась за дело, наливала воду, что-то растворяла, что-то капала. Нана покорно пила и глотала все, что ей давали, и ни во что не вникала. Вся ее спортивная жизнь приучила терпеть боль, и она умела терпеть боль в спине, в суставах, в ушибленных при падениях местах, терпеть и продолжать кататься, и прыгать, и вращаться, хотя от вращений немыслимо, просто запредельно болели руки: от высокой скорости вращения лопались сосуды. Головная боль была единственной болью, с которой Нана справлялась плохо и совершенно переставала соображать. Половина первого. У нее есть еще час, чтобы прийти в себя. – Никого ко мне не пускай и ни с кем не соединяй, – велела она Владе. Секретарь вышла, Нана заперла за ней дверь и прилегла на неудобный кожаный диван. Сидеть на нем, конечно, хорошо, а вот лежать… Даже при ее не самом высоком росте ноги помещаются с трудом. И холодно как! А накрыться нечем. Если только шубой, но для этого нужно встать, а сил нет. Легла, не снимая пиджак, хорошо еще, что костюм трикотажный, не мнется. У уважающих себя руководителей имеется комната отдыха, и даже с собственным санузлом, и всегда есть возможность отдохнуть, полежать, накрывшись теплым пледом, прийти в себя, принять душ. И почему она такая упрямая дура? Ведь Филановский, когда они переезжали в это огромное новое здание, предлагал ей устроить при кабинете такую комнату, а она засопротивлялась, мол, ни к чему ей эти барские роскошества, она сюда работать приходит, а не отдыхать. Теперь вот жалеет… Через пятнадцать минут озноб стал уходить, еще через пять головная боль ослабела, а через полчаса Нана почувствовала, что, пожалуй, переговоры она провести сумеет. Хорошо, что нет ничего сложного и скандального, обычная рутинная встреча, которую неудобно было отменять просто потому, что люди приехали из другого города и сегодня вечером собирались уезжать назад. Она открыла глаза, повернулась, и взгляд ее упал на кресло, в котором еще недавно сидела Филановская. Надо что-то делать с ее поручением. Или потом? Ведь ничего срочного. И все-таки она встала с дивана, отперла дверь и выглянула в приемную. – Влада, найди мне Тодорова, если он в издательстве. – Я его видела сегодня, – кивнула девушка, быстро нажимая кнопки на телефонном аппарате. Конечно, ничего не случилось бы, если бы Нана позвонила Антону сама и попросила зайти. Но лучше действовать через секретаря. Почему-то Нана была в этом уверена. Антон Тодоров был как раз тем человеком, которому можно и нужно поручать такие задания, с каким приходила тетка шефа. Помимо личной охраны руководства, охраны зданий, сооружений и материальных ценностей, проверки персонала издательства на благонадежность, коммерческой разведки и контрразведки, то и дело возникали ситуации, требующие деликатного и конфиденциального разрешения. Ситуации эти возникали не только с сотрудниками издательства, но и с авторами, причем с авторами даже чаще, а Александр Владимирович Филановский давно уже понял простую истину: чтобы автор с тобой работал, ему должно быть комфортно во всем, а не только в денежном отношении. Автора могут переманить в другое издательство, посулив ему более высокие продажи и, соответственно, гонорары, но в этот момент он вспомнит о том, как ловко, аккуратно и незаметно для постороннего глаза разрешались некоторые его личные вопросы, например, с сыном, попавшим в милицию, или с женой, оказавшейся на крючке у какой-нибудь мошенницы-ясновидящей, или с возникшим из ниоткуда бывшим одноклассником, прослышавшим о доходах автора и теперь осаждающим его просьбами дать денег, которые он наверняка никогда не вернет. Вспомнит автор об этом и еще десять раз подумает, прежде чем принимать выгодное предложение конкурентов, а подумавши, скорее всего, откажется. Вот на такие поручения и бросали Антона Тодорова. И справлялся он с ними, надо признать, вполне успешно. В службу безопасности издательства «Новое знание» он пришел из уголовного розыска и обладал не только необходимыми знаниями и навыками, но и нужными знакомствами. – Нана Константиновна, пришел Тодоров, – прозвучал из интеркома голос Влады. – Да, пусть заходит, – ответила Нана и быстро провела расческой по растрепавшимся волосам. Антон плотно притворил за собой дверь и ласково улыбнулся: – Привет. – Здравствуй. Нана с удовольствием позволила ему обнять себя и быстро поцеловать в губы. Рука Антона уже начала было привычное движение от ее обтянутого колготками колена вдоль бедра под юбку, но внезапно остановилась. – Какая ты горячая! У тебя температура? Он отстранился и внимательно оглядел ее лицо. Нана молчала. – Господи, да ты совсем больная! Тебе домой надо, срочно. – Сама знаю, – вполголоса пробормотала Нана. Говорить громко она не могла, каждый звук ударами кувалды отдавался в висках и затылке. – У меня две встречи, их нельзя отменить. Сейчас проведу обе и поеду. – Да как же ты поедешь в таком состоянии? Тебе за руль садиться нельзя. Я тебя отвезу сам. – На глазах у всего издательства? – усмехнулась Нана. – Не смеши меня. Кстати, открой дверь в приемную. Их роман длился уже два года, и оба они делали все возможное, чтобы об этом не узнали на работе. Собственно, ничего крамольного в их отношениях не было: Нана давно в разводе, Тодоров вообще никогда не был женат, но романтические отношения между начальницей и подчиненным казались ей чем-то совершенно недопустимым, примерно столь же неприличным, как отсутствие честолюбия. И не только недопустимым, но и пошлым. Антон этого мнения не разделял, но ссориться из-за таких пустяков считал бессмысленным и старался, чтобы Нана была довольна и не нервничала. Он послушно открыл дверь в приемную и, чтобы как-то оправдать свои действия, попросил Владу принести чай. Пусть девушка знает, что в их отношениях нет ничего личного, такого, что нужно обсуждать при закрытых дверях. Разговаривать можно тихо, она ничего не услышит, зато в любой момент сможет видеть, что в кабинете Наны Константиновны ничего непристойного не происходит. – Для тебя есть работа, – проговорила Нана, протягивая ему оставленный Любовью Григорьевной конверт. – Приходила наша тетушка, ей нужно разыскать одного человека, все данные в конверте. – Что за человек? – вздернул густые брови Тодоров. – Понятия не имею. Там все написано. – И зачем он ей? – Антон, я понятия не имею, что ей надо. Ты же видишь, в каком я состоянии. Сейчас уже лучше, меня Влада какими-то снадобьями напичкала, а когда тетка заявилась, я вообще была в грязь, даже плохо понимала, что она говорит. Мне хотелось, чтобы она скорее ушла, и я не задала ей ни одного вопроса. Знаю только, что речь идет об отце шефа. Ну, и его брата, соответственно. Зачем-то этот тип ей понадобился. На пороге появилась Влада с подносом в руках, и Тодоров тут же вскочил, взял поднос и поставил на стол перед Наной. Сделал он это не очень ловко, и чай из чашек выплеснулся на блюдечки. Влада тут же схватила салфетки и принялась устранять последствия тодоровской услужливости. – Черт, до чего ж я неловкий, – смущенно пробормотал он.