Предательница! Внутренний голос уже не шептал. Он вопил во всю глотку. И мне казалось, что эти вопли слышали все. Я боялась поднять голову и открыть глаза. Боялась увидеть обвиняющие и презрительные взгляды. — Идем. Лев Андреевич приехал. Осторожное прикосновение к моему плечу заставило вскинуться и резко встать. Голова закружилась, по глазам ударил яркий свет. Я покачнулась, Лукашин тут же схватил меня за локоть, чтобы помочь сохранить вертикальное положение, а я инстинктивно сделала шаг. К Никите. Правую половину тела обдало жаром, когда я столкнулась с Лукашиным. Вопреки рефлексу, я не отшатнулась, а застыла. Мой взгляд замер на крепком предплечье, скользнул выше, отметив пульсирующую вену на шее, мазнул по челюсти и застыл на глазах, когда Никита повернул ко мне голову. Радужки цвета горького шоколада посветлели, когда в них нырнул солнечный луч, просочившийся сквозь листву над нами. Подул мягкий ветер, аромат мужского парфюма усилился и смешался с запахом акации, став слаще и теплее. — Как ты, Резкая? — с хрипотцой в голосе спросил Никита, не убирая пальцы с моего локтя. Сейчас он не сжимал их, не удерживал меня, но это прикосновение ощущалось непоколебимой опорой, позволяющей мне стоять. — Мне страшно. Мимолетная вспышка удивления в его глазах. Напряженная линия красиво очерченных губ. Скачок кадыка. — Мне тоже. Это тихое признание, озвученное не шепотом, но на грани него, выпустило напряжение, скопившееся в моем теле. Выдохнув, я позволила себе расслабиться, почти обмякнуть, развернувшись так, чтобы мой лоб уткнулся в широкую, мерно вздымающуюся грудь. Секунда за секундой. Минута, другая. Я сбилась со счета, сколько мы вот так простояли. Потерялась в ощущении тепла и защищенности, которого не чувствовала со смерти бабушки. Прислушивалась к учащенному биению сердца человека, который тоже испытывал страх и не побоялся в этом признаться. Вязкое болото моего личного ада отступило. Втянуло в себя гнилые воды, отравляющие сознание, позволило вновь дышать полной грудью и немного успокоиться. Я не была дурой и понимала, что это временно, но все равно испытала призрачную радость. И сразу после этого отступила от Никиты и кивнула: — Идем. Никто из нас не комментировал случившееся. Лукашин, на секунду задержав пытливый взгляд на моем лице, развернулся и повел меня куда-то, мимо снующих вокруг людей. Лишь спустя пару минут я поняла, что мы обходим корпус университета с другой стороны, чтобы присоединиться к группе мужчин, что укрывались за несколькими черными фургонами, припаркованными напротив входа в здание. Не переставая идти, я подняла голову и посмотрела на окна той самой аудитории. Расстояние и жалюзи ничего не позволяли увидеть, а образы своего богатого воображения я упорно гнала прочь. — Никита? Амели? Лев Андреевич взглянул на нас с удивлением, когда мы остановились сбоку от него. — Почему здесь посторонние? — недовольно рявкнул один из полицейских. — Это близкие люди моего сына, — обрубил Лев Андреевич. — Там у каждого из заложников целая пачка близких, — не стал сдаваться возмутившийся, но стушевался, когда папа Димы хлестанул по нему разъяренным взглядом. — Лев Андреевич, подозрения подтвердились? — тихо спросил Никита, перетягивая внимание мужчины на себя. Лев Андреевич махнул рукой, призывая нас чуть отойти от основной толпы, и сразу обратился ко мне: — Я благодарен, что ты осталась, Лиля, но… — Я не могла поступить иначе, — оборвала я его раньше, чем он заговорит про то, что мне лучше уехать или подождать за пределами оцепления. — Мы останемся, если это возможно. Мужчина вздохнул, но спорить не стал. Устало потер глаза и повернулся к злополучным окнам. — Проверили камеры. Посторонние сегодня в здание не заходили, сейчас отсматривают вчерашний день, но… — Скорее всего, это студент, — закончил за Льва Андреевича Никита. — Да. Есть предположения? Ты же учился с этими ребятами. Лукашин поджал губы и обвел взглядом здание, явно размышляя над прозвучавшим вопросом. — Даже не знаю, — пожал он плечами через несколько мгновений. — Обычная группа, обычные студенты. Разве что… — Никита посмотрел на меня. — Лаптев, — одновременно с ним произнесла я. — Тот самый злостный должник? Дима что-то говорил о нем, — Лев Андреевич махнул кому-то позади нас. Я обернулась. К нам спешили ректор и Дегтярев. — Виктор Михайлович, что скажете насчет Лаптева? Ректор нахмурил брови: — Думаете, это он заварил всю эту кашу? — Дима сказал перед началом пары, что у Лаптева последний шанс сдать уголовное право, — поспешила рассказать я. — Побоялся загреметь в армию и начал палить по одногруппникам? — Виктор Михайлович ругнулся сквозь зубы. — Теперь отправится на нары. — И это станет самым благоприятным исходом для него, — хмуро добавил Дегтярев. — В таких случаях часто стреляют на поражение. — Идемте, сообщим командованию, — качнул головой отец Димы в сторону полицейских, которых, кажется, стало еще больше. Один из только что прибывших мужчин, одетый, в отличие от остальных, в деловой костюм, а не форму, при нашем приближении поспешил представиться, поочередно протягивая ладонь для рукопожатия: — Шатохин Сергей Дмитриевич, руководитель переговорной группы. — Он повернулся и указал на своих спутников: — Психолог Глеб, и Артур, мой помощник. А теперь, — вновь повернулся мужчина, — введите нас в курс дела. — У нас появился вероятный… — ректор запнулся, неуверенно посмотрев на остальных: — Кхм, преступник? — Кто? Никита потянул меня за рукав, заставив отколоться от толпы переговаривающихся мужчин. — Нам лучше не высовываться и не привлекать внимания, чтобы не отправили за периметр, — заметил он, когда мы остановились шагах в десяти от остальных. Ответить мне помешал визг шин. Синхронно повернувшись на шум, мы с Лукашиным удивленно переглянулись. Из хорошо знакомой мне тачки выскочил Раш. Хлопнув дверью, он налетел на полицейских, следящих за тем, чтобы никто из зевак не подходил слишком близко к территории университета. — Что он здесь забыл? — с недоумением спросил Никита, а я только пожала плечами и осторожно зашагала к разгорающейся перепалке между организатором гонок и полицейскими. — Амели! — воскликнул Раш при виде меня. — Какого черта здесь происходит? — Молодой человек, я повторяю в последний раз, вам следует отойти! — требовательно проговорил один из патрульных. — Где-то там мой брат! — рявкнул Раш. — Я не собираюсь торчать здесь, не зная, что с ним случилось! Никита обогнал меня и уставился на орга с неподдельным изумлением на лице: — Пожалуйста, только не говори, что у твоего брата фамилия Лаптев… Глава 25. Амели — Иванченко, — растерянно ответил Раш, поочередно поглядывая на нас с Лукашиным. — Блядь, что происходит, Калифорния? Никита обернулся и бросил неуверенный взгляд на Льва Андреевича, а после сделал несколько шагов вперед, приблизившись к ярко-полосатой ленте заграждения. Что-то тихо спросил у патрульных и получил в ответ достаточно громкое и уверенное: «Не положено». Никита в примирительном жесте поднял руки вверх и кивнул. — Кто-то из студентов взял в заложники группу твоего брата, — обратился Лукашин к Рашу, который мгновенно побледнел от этой новости. — Сейчас пытаются выяснить личность преступника и организовать переговоры… — Молодой человек, я бы посоветовал держать вам язык за зубами, — резко произнес один из полицейских. Я поспешила подойти к Лукашину и потянула его за руку, призывая вернуться назад. Искоса взглянула на патрульных и шепнула застывшему оргу: — Будем держать в курсе. Раш благодарно кивнул и отступил к своей машине, бросая неверящие взгляды на здание универа и суету вокруг него. Меня же магнитом тянуло к толпе мужчин, среди которых разгорался жаркий спор, о чем свидетельствовал переход на повышенные тона. — В составе вашей группы должен быть уполномоченный вести переговоры! — возмущался Лев Андреевич. — Специально обученный человек, который… — Вы забыли, в какой стране живете? — огрызнулся Шатохин, руководитель переговорной группы. — Я имею достаточно опыта, чтобы… — Мне плевать на ваш опыт! — рявкнул отец Димы. — Там мой сын! И его жизнь зависит от каждого гребаного слова, что прозвучит по эту сторону звонка! — При всем моем уважении, вас, Лев Андреевич, вообще здесь не должно быть, — парировал его оппонент. — Господа, давайте возьмем себя в руки, — вмешался ректор.