Глава 1 Спешка — враг всего сущего на земле. Мне это прекрасно известно, поскольку с раннего детства мама и бабушка неустанно повторяли в унисон: «Санечка, если не хочешь никуда опаздывать, учись бережно обращаться со временем. Собирайся заранее, выходи из дома с запасом». И так — изо дня в день, из года в год. Вот только не пошла их наука мне впрок — я все равно не научился искусству приходить куда-то вовремя. То есть иногда мне это удается, но какой ценой! Растрепанные волосы, сбившееся дыхание и красные щеки — вот обычный результат моих забегов на короткие, средние и длинные дистанции. Как сказал бы мой приятель Павел, я выгляжу так, словно только что кого-то… Ну, вы поняли. Да кабы так, то еще ничего, мне бы не обидно было. Это и вспомнить приятно, особенно если женщина красивая. Да шут с ними, с воспоминаниями, тут даже сам факт того, что красавицу вот так, на ходу, между прочим… Самооценка до небес взлетит. Проше говоря, это причина, которой можно не стыдиться. А у меня что? Как правило, это поиски свежей или хотя бы не слишком мятой сорочки, а также попытки обнаружить в квартире местонахождение смартфона. Вот типичные причины того, почему я всегда опаздываю. Это даже не следствие моей безалаберности, это просто фигня какая-то. Я даже иногда думаю — может, меня кто-то проклял? И если уж совсем честно, на кой ляд я сдался очень красивой женщине? Кто я такой есть? Среднестатистический клерк со всеми прилагающимися к этой общности людей характерными чертами, то есть с намечающимся от сидячей работы и сухомятки животиком, зарплатной картой, на которой постоянно нет денег, и перманентно сонными глазами. Да еще и с дурацкой привычкой везде опаздывать, а особенно — на работу. И налетать за это на штрафы. В довершение всего недавно у нас на работе турникеты установили, те, к которым личные карточки надо прикладывать. И теперь в начале каждого месяца подводится эдакий баланс — кто на сколько опоздал, кто как часто курить бегал, ну и так далее. Начальник службы безопасности Силуянов лично все проверяет, и в эти дни из глубин третьего этажа нашего здания, из того отсека, где «безопасники» сидят, раздается его демонический смех. Я как-то его слышал, когда к ним документы на визирование относил. Очень страшно. Серьезно. Впрочем, это рвение легко объяснимо. «Безопасникам» турникет надо как-то окупать, и делается это за наш счет. Штрафы — они такие штрафы, и никого они не минуют. А особенно — меня. Просто мне от службы безопасности перепадает больше, чем остальным. Силуянов меня отчего-то сильно не любит, причем этого даже не скрывает. В чем причина — неизвестно, но факт есть факт. Если к кому-то вроде Пашки Винокурова из казначейства он иногда благоволит, закрывая глаза на более-менее несерьезные проколы, то все мои косяки, даже мельчайшие, непременно учитываются и превращаются в служебные записки, которые идут на стол к руководству. Я иногда уже чихать боюсь, серьезно. А вдруг обвинят в том, что сознательно собираюсь заразить особо опасным вирусом гриппа всех-всех-всех сотрудников нашего банка, а это уже диверсия. Или даже хуже того — теракт. Накатает Силуянов злобную телегу председателю правления, выведут меня во внутренний двор и, даже не дав сказать последнего слова, расстреляют. Единственный плюс в этом — попробовать перед словом «Пли!» все-таки высказать этому блюстителю порядка то, что я о нем думаю. Выкрикнуть: «Гад ты плешивый!» — и принять в грудь град пуль, а после красиво завалиться на бок, пятная кровью асфальт. Тьфу, какая чушь в голову лезет сегодня. Хотя когда о подобной ерунде размышляешь, то дыхание от быстрой ходьбы, почти бега, не так сбивается. Итак, с самого начала, а то я опять бегу впереди паровоза. Впрочем, это моя отличительная черта — я все время спешу, даже рассказывая о себе. Меня зовут Александр Смолин, я работаю в одном из московских банков в службе финансового мониторинга. Мне двадцать четыре года, я не женат… Уже не женат. Хотя по здравом размышлении назвать браком шесть месяцев непрерывных скандалов, первый из которых грянул сразу после росписи, а последний завершился аккурат после получения свидетельства о расторжении брака, трудновато. Для меня самого загадка, зачем я тогда в загс направился вообще. Точнее, мы направились. Ведь с самого начала было понятно, что эта попытка никуда не годится. Впрочем, это вопрос, на который ответ не будет дан никогда. Если бы хоть половина мужчин смогла ответить на него, то одной извечной тайны бытия стало бы меньше. Нет, на самом деле все было не так уж и плохо сначала. Мне иногда кажется, что если бы мы со Светкой не завершили конфетно-букетный период так стремительно, то все могло бы быть по-другому. Хотя нет. Ее мама все равно приняла бы деятельное участие в происходящем. Не стану скрывать — процентов на пятьдесят я виню в нашем разводе эту старую… леди. Думаю, вы поняли, какое слово я имел в виду, да? Там нет никакого носа крючком и седых патл под платком, напротив, Полина Олеговна очень за собой следит, тратит кучу мужниных денег на процедуры и, подозреваю, даже делала пластику. Но все равно она… Да ведьма она, чего уж. Ладно, все. Ведь давал же себе слово забыть и о Светке, и о ее мамаше. Что было, то прошло. Как там у нас в корпоративном уставе написано? «Мы команда единомышленников, уверенно смотрящая в будущее». Ну, слово «команда» следует заменить на «террариум», а так все верно. Позитив и уверенность — вот что следует излучать сотруднику преуспевающей компании. Нет-нет, тут никакой иронии, пока все так. Мы даже проверку ЦБ благополучно прошли, по нашим временам это серьезный показатель успешности. И это, бесспорно, заслуга всего коллектива. Черт. Прав был Винокуров, через какое-то время мы все начинаем думать и говорить казенными штампами, фразами из должностных инструкций и рекламных буклетов. Даже в быту. Даже с самими собой. Я думал, он шутит, но похоже, что нет. Я мчался по Гоголевскому со скоростью чайки, летящей над бушующим морем к берегу, мой «Самсонайт» хлопал меня по боку. А может, успею? Что там осталось? Семь минут? Точно успею! Сейчас на переход — и вот он, Сивцев Вражек. Наш славный «СКД-банк» расположен отменно, это частично компенсирует не самую большую, по столичным меркам, зарплату, периодическое помешательство высшего руководства, выражающееся в генерировании изначально невыполнимых идей, и придирки Силуянова. Сивцев Вражек — это очень уютная московская улица, которая умудрилась сохранить свой облик даже в наше стремительное время. В ней есть какое-то очарование той Москвы, которую теперь все чаще называют Старой, причем имея в виду не восемнадцатый и девятнадцатый век, а середину — конец двадцатого. Девяностые годы, понятное дело, ее все-таки потрепали, несколько зданий перестали существовать, но все-таки эта улица сумела уцелеть. Вроде вокруг центр с его круглосуточным шумом большого города, слева — Остоженка, справа — Новый Арбат, и при этом на Сивцевом Вражке всегда тишина и покой. Плюс до «Кропоткинской» недалеко. Или до «Смоленской», хотя туда топать подальше будет. Это очень удобно, когда разные ветки метро рядом. Наша жизнь такая — никогда не знаешь, куда тебя вечером занесет. Хотя меня редко куда-то заносит в последнее время. И сам не хочу, да и, если честно, не зовут никуда особо. Да и раньше не звали, еще в институте. Это Винокуров у нас фейерверк, вокруг него даже воздух искрит. Шутки, прибаутки и все такое-прочее, включая восхищенные взгляды девчонок из кредитного и даже операционного. Просто последних чем-то удивить сложно, они с клиентами работают, а это полностью отбивает все чувства — от удивления до отвращения. На «текучке» сидеть — это, я вам скажу, еще то удовольствие. Так вот, он такой, а я… Я не умею вот так создавать вокруг себя праздник. И рад бы, да не получается, как у Пашки. Хотя что врать, хотелось бы. Нет-нет, я тюфяком никогда не был, но и в заводилах сроду не ходил. Не хватает мне для этого чего-то. Чего именно — не знаю. То ли напористости, то ли уверенности в себе, то ли еще чего. Например, харизматичности. Светка говорила, что я просто не умею в нужный момент подать себя соответствующим образом и проявить необходимую гибкость и предприимчивость. Ну, это я красиво завернул, так-то она меня просто тюленем называла. Но смысл-то этот? Ну да, не умею. Дома решаю вечером — пойду и потребую. А на работе как-то не выходит реализовать задуманное. То не ко времени, то еще что. Или просто ежедневная карусель закружит, и вспоминаешь о задуманном только по дороге домой. Потому, наверное, и сижу на своей должности уже третий год без повышения. Не скажу, что меня это сильно расстраивает, но все-таки немного обидно, что Людка Кузнецова, пришедшая через год после меня и у меня же обучавшаяся, уже заместитель начальника отдела, а я все так и роюсь в проводках предыдущего дня, отыскивая среди них сомнительные операции. Утешает только то, что я не один такой. Имя нам — легион. И успокаиваем мы друг друга на перекурах фразами вроде: — Зато нам любая проверка по фигу. Отдуваться-то начальникам, а мы свое дело сделали — и домой. Сомнительное утешение, но лучше такое, чем никакого. Вот так, за размышлениями, я пробежал половину Гоголевского бульвара и был совсем рядом с переходом, за которым начинался Сивцев, но тут меня остановил женский оклик: — Молодой человек, вы не поможете? Тут дедушке плохо, надо его хотя бы поднять, что же он так лежит? А нам не справиться. Я посмотрел налево — и верно, на скамейке боком лежал тучный старик с багровым лицом, а около него суетились две женщины. Как видно, молодые мамы, поскольку рядом с ними стояли прогулочные коляски с карапузами, с интересом наблюдавшими за происходящим. — Не можем поднять, — жалобно посмотрела на меня одна из женщин, миниатюрная брюнетка. — Очень он тяжелый. «Скорую»-то мы вызвали уже, да пока она сюда доедет. — Может, тогда лучше и не трогать? — резонно предположил я. — Пусть себе лежит. Пошевелим его, а в голове дедушки какой сосудик лопнет, еще хуже станет. Не скажу, что мне было трудно им помочь, но эта идея не очень понравилась. Сейчас я его подниму, он, не дай бог, крякнет, и быть мне крайним. — Надо, — с уверенностью человека, который постиг все тайны медицины, сказала брюнетка. — Я читала. И у Малышевой видела в программе. Или не у Малышевой? В общем, надо. Ну, раз у Малышевой, тогда конечно. Да и что теперь? Остановившись рядом со скамейкой, я все равно опоздал и тем самым обрек себя на очередную объяснительную. И на штраф. Я перекинул ремень «Самсонайта» через шею, чтобы сумка не мешала, и посмотрел на старика. Глаза у него были плотно закрыты, он трубно сопел красным широким носом, чем-то напоминая закипающий чайник, на виске дергалась жилка. Как видно, ему и впрямь было лихо. На белой, в мелкую клетку рубахе у него расплылись темные пятна, что и неудивительно — утро выдалось жарким, благо июнь на дворе, а масса тела у деда изрядная. Еще подниму ли? Что-то я в этом засомневался. — Ну-ка, отец. — Я чуть присел и подхватил его под руки, слегка поморщившись от ударившего в нос запаха старости и пота. — Что же это тебя так растопырило-то? — Так годы, — заставив меня вздрогнуть, басом ответил дед. — Дожали, проклятые. Напрягая все свои скромные силы (я не спортсмен от слова «совсем»), я кое-как усадил старика. Сделав это, плюхнулся на скамейку рядом с ним. — Дедушка, может, вам таблетку? — спросила у него сердобольная брюнетка. — У меня, правда, нитроглицерина нет и валидола тоже, но есть но-шпа. — Что мне твоя таблетка? — так и не открыв глаза, спросил у нее старик. — Все уже, пора мне за кромку. Тут лекарства не помогут, тут другое надо. — Зря вы так, — вступила в беседу вторая женщина, в отличие от своей подруги — блондинка. — Я вот недавно в журнале читала, что наша жизнь зависит от нас самих. Если говорить себе, что ты здоров, то и будешь таким. Если в это по-настоящему верить, имеется в виду. Нет, медицину со счетов сбрасывать не следует, это само собой, но эмоциональный настрой и постоянный позитив очень многое решают. — Ну да, ну да, — расхохотался дед, показав на редкость хорошие для своего возраста зубы. Может, вставные? — Скажешь — не болят кишки, вот они и пройдут сами собой. Смех, похоже, подкосил его окончательно, поскольку он сразу же закашлялся, хрипло задышал и приложил руку к правому боку. — Плохо, — сообщил старик нам и наконец открыл глаза. — Не поможет мне вера, вот какая штука, девки. Не может помочь то, чего нет. Женщины поджали губы, как видно, слово «девки» им не сильно понравилось. Судя по всему, дед был плох, но прямо сейчас богу душу отдавать не собирался, потому я счел свою миссию выполненной. Я не медик, что мог — то сделал. — Пойду. — Я встал со скамейки. — Просто мне на работу пора. — Спасибо тебе, парень, — прогудел старик, повернув ко мне голову. — За помощь — спасибо. Я пересекся с ним взглядом и немного опешил. Это у него линзы, что ли? Просто до того я не видел у людей такого радикально зеленого цвета глаз. Я вообще не очень хорошо разбираюсь в их цветах. Кто-то вот различает карие глаза и голубые, а по мне все они одинаковые. Но тут цвет был очень уж ярко выражен. — Да не за что. — Я глянул на экран смартфона, который достал из кармана, и убедился, что точно опоздал. — Все мы люди, все мы человеки. — Спорный вопрос, — заметил старик, закашлялся, а после вытер рот рукавом рубашки. — Можешь мне поверить. Да постой, куда собрался? Скажи, ты из городских? — В смысле? — не понял вопроса я. — Родом из города? — уточнил старик. — Ну да. — Меня, если честно, он начал раздражать. Ну вот какое ему дело до того, где я родился? И потом, не люблю я откровенничать с незнакомыми людьми. — А родители твои — тоже городские? — настырничал он. — И родители, и родители родителей, — добавив в голос сарказма, ответил я. — Дедушка, я пойду, извините. Времени совсем нет. — Да и нам пора, — сообщили почти в унисон женщины с колясками. — Плохо, — пожевал губами старик. — Городской, да еще и обормот, похоже, изрядный. Вон, рубаха-то из штанов торчит. Иэ-э-эх… Ладно, парень, держи руку, что уж теперь. Я не понял сначала насчет рубашки, но, бросив взгляд вниз, сообразил, о чем говорит странный дед, — вылезла она немного из-под ремня. Тоже мне, модный критик. Бывает. Не из ширинки же? Заправив ее, я заметил, что дед так и не опустил руку, протянутую мне. Мало того — он внимательно смотрел на меня, явно ожидая ответного жеста. Надо пожать — пожму, ничего такого здесь нет. Может, после этого он от меня отстанет, и я наконец-то с чистой совестью отправлюсь на работу? Широко улыбнувшись (люди это любят), я сжал его широченную ладонь. Точнее, попробовал это сделать.