— И волосы у обеих длинные только разного цвета. А если… — Пегин задумался, просматривая отрывки записей. — Ты на что нацелился? — насторожился Гоша, распознав творческий настрой приятеля. — Я могу заменить Ланскую на Черную. Придется, конечно, повозиться, выбрать ракурсы без лица, подкрасить волосы и кое-где вставить настоящее личико Черной. Представляешь: Полина Черная в порнофильме. Сколько бабок можно с нее срубить? Гоша поморщился, выражая недовольство, но сообщил: — У Черной наивысшая ставка. А если она раскрутит Сонина… В сейфе у него миллионы. — Вот! А ты обижался на меня. Скрытая запись — это наш хлеб, с маслом и черной икрой. — Больше никаких камер в моем доме нет? — спросил Чантурия. — Клянусь. Эта была единственная. Чантурия задумчиво посмотрел на кровать, затем на шкаф. — Слушай, Антон, а когда мою квартиру грабили, камера тоже снимала? — Я поставил на непрерывную запись, чтобы обойтись без датчиков. — Покажи. Это было в прошлый четверг. — Сейчас найду, но камера была направлена на кровать. Так, нашел, смотри. Гоша увидел Юлю Чебану и пояснил: — Это домработница заправляет кровать. Промотай еще. Стоп! В кадре появились ноги человека около кровати. Он сел спиной к камере. На нем была куртка с надписью «Flow line» и бейсболка. Мужчина посидел, подумал и решил лечь. В этот момент запись остановилась. — В чем дело? — потряс телефон Чантурия. Пегин потыкал пальцем в дисплей, посмотрел настройки. — Бесполезно. Забита вся память, ведь запись была непрерывной. — Еще бы пара секунд и мы бы увидели его лицо, — сокрушался Чантурия. — Хочешь, я установлю камеры в каждой комнате? — Нет уж, не надо. Я знаю, что ты умеешь делать с записями. — Жаль, что не умею вскрывать сейфы. Сколько там, говоришь, у Сонина? 36 Он ждал ее. Ждал час, а в общем-то всю жизнь. Она появилась в его жизни в самый нужный момент, когда его бросила жена, не согласившаяся принять его таким, какой он есть. На службе он монстр, полубог, вершитель судеб. В его подчинении сотни заключенных. Он может сломать любого, сделать его жизнь невыносимой, а если потребуется, то и забрать ее. Конечно, не сам, он же повелитель, и в его подчинении те, кто жаждет угодить ему. Когда он проезжает утром через железные ворота тюрьмы, в нем просыпаются силы подавления, доминирования. Но при возвращении домой он меняется. В это время ему хочется стать жалким рабом. Сначала он стеснялся своего странного желания, а потом понял, что человек, как двухполюсный магнит, разрывается между крайностями. Те, кого унижают на службе, дома становятся тиранами. А у него противоположная потребность. Психика требует хотя бы иногда становиться покорным невольником, зависящим от воли прекрасной госпожи. И вот он дождался сладкого момента — она пришла. Проворачивается замок, открывается входная дверь — у нее есть свой ключ. Он слышит твердые шаги повелительницы, его госпожи. Она сбрасывает шубу и переодевается. Он не смеет подглядывать за ней, он ждет ее явления. Как преданный пес, он замер на четвереньках на ковре с длинным ворсом, на нем ошейник и мужская сбруя. Наконец появляется она. На лице маска из черной кожи, на теле обтягивающее боди из черной эластичной ткани, руки в длинных перчатках без пальцев, на ногах черные чулки и туфли на каблуках. Он бы бросился ей в ноги, но не смеет: надо ждать приказа, иначе она обязательно накажет, ее алые губы выражают недовольство, а в руках пощелкивает плеть с хвостами из кожи. Повелительница обходит его кругом, оценивая покорность, и бьет по спине — он жадно смотрел на нее, хотя еще не заслужил. Он виновато опускает взгляд. Теперь он видит ее ноги не выше колен. Она снова обходит его и бьет за то, что он вертит головой. Он слышит, как госпожа садится на диван. А вот и первая команда. Она бросает теннисный мяч. Он должен принести его в зубах к ее коленям. Он с радостью выполняет это. И колени раздвигаются, он вправе посмотреть туда. Затем следуют другие команды, наказания и поощрения. Его госпожа имеет отношение к кино, она знает, что делать. Ошейник, поводок, наручники, фиксаторы, кляп — он все стерпит, лишь бы госпожа была довольна. Она доминирует, он подчиняется. На ее купальнике есть молнии и застежки. Расстегивая их, она обнажает то одну, то другую часть своего прекрасного тела. Это его награда за преданность и подчинение. А наказанием служит плеть. Как же приятно быть униженным, а потом приближенным к повелительнице! Неповторимая сладость прикосновения к ней после рабской покорности распаляет желание. Но он не смеет забываться, его желания строго контролируются. Сначала она позволяет коснуться ее тела губами и языком. Она приказывает, что и как он должен делать. Лишь после того, как госпожа получит свою часть удовольствия, она спускается на его уровень, на ворсистый ковер. Теперь ему позволено видеть ее карие глаза под маской, тыкаться носом в ее изумительные черные волосы и гладить полуобнаженное тело царицы. Чтобы достичь кульминации, он должен поклясться госпоже в своей полной преданности. — Ты все готов сделать для меня? — Я уже это доказал. — Скоро надо будет повторить. — Сделаю, — обещает он. И наступает счастье! Она раскрывается перед ним, алые губы распахиваются, она покусывает и целует его, как всегда предупреждая: — Я приз, и сама выбираю, кого собой наградить. — Да, госпожа, — возбужденно шепчет он. 37 В конце рабочего дня Игорь Рыков внес в приемную продюсера манекен на треноге с домашним платьем для исторической драмы. Он нес его так, чтобы спрятать свое лицо. За ним следовала Ланская. Сидевший за столом Славик Куркин выразил удивление и защелкал по клавиатуре, сверяясь с календарем: — Это что такое? По плану костюмы завтра. Из-за манекена выпорхнула Алена Ланская, рассыпаясь в извинениях: — Славик, прости, это моя инициатива. Она указала рабочему пальчиком, куда поставить, и качнула ладошкой, чтобы тот вышел. Поправив складки длинного платья на безголовом манекене, она с просящей улыбкой обратилась к Славику: — Я подумала, что Сонину лучше продемонстрировать платье на живой модели. — Решила напомнить о себе, — констатировал понятливый ассистент, привыкший к актерским уловкам. — Ну, да, а что мне еще остается делать? — Решаешь тут не ты и не я, а он. — Славик указал на дверь кабинета. — И время ты выбрала неподходящее. — А что такое? — Полина только что пришла. Филипп разыскивал ее весь день. Ланская понимающе кивнула и сделала шаг к двери кабинета, из-за которой слышались громкие голоса. Сонин выражал недовольство, что вчера вечером Черная к нему не пришла. — Ты где была? — В смысле, с кем? — отвечала Черная тоном женщины, знающей себе цену. — На звонки не отвечала, от охранника отказалась, обещала приехать ко мне, а сама… — Это ревность? — Это потребность. — Сонин, выдержка хороша не только для коньяка, но и для мужчины. «Как вертит им, стерва», — позавидовала Алена. Вернулась к Славику и изобразила разочарование.