В общем, тройственная интервенция в новом составе не получилась. А в середине мая Киммоти представил Бунге японские предложения по обмену части китайских долговых обязательств на концессию железной дороги через Маньчжурию. Утверждающая подпись на этих документах стала последней в карьере Николая Христиановича. В конце мая он слег, а в середине июня девяносто пятого года скончался. Жалко, конечно, но сделать он смог даже больше, чем я от него ожидал. Глава 32 – Ваше величество, просвечивающая аппаратура на икс-лучах являет собой открытие новой страницы в медицине, причем не только военной, и на ее совершенствовании нельзя экономить! – так начал доктор Боткин свой ежемесячный доклад. – Позвольте мне официально выступить с предложением наградить ее изобретателя. Или изобретателей, если их несколько. Я вздохнул. Было бы за что награждать! Как уже говорилось, устройство рентгеновской лампы я представлял достаточно полно. А принципиальную схему источника питания для нее набросал за полчаса. Поначалу я начал было чесать в затылке – да как же собрать источник мощностью не меньше киловатта с напряжением в десятки киловольт при почти полном отсутствии элементной базы, даже ламповой? Но быстро сообразил, что постоянный ток тут не нужен, лампа сама себе выпрямитель. И особая стабильность тоже, так что сойдет давно известная катушка Румкорфа, только лучше с двойной высоковольтной обмоткой. В общем, даже на самую убогую награду мои умственные усилия не тянули. Боткин же не унимался: – Я понимаю, что работа этих людей может быть государственной тайной, но прошу вас передать им мою личную благодарность, раз уж мне не доведется с ними познакомиться. – Вы же со мной давно знакомы, разве нет? А награждать сам себя я не буду и комитету не дам. – Так икс-лучи – они что, ваше изобретение? – Да, а с чего это вы впали в такой восторг – неужели уже испытывали их на людях? – Совершенно верно, установка нам с Николаем Александровичем Вельяминовым очень помогла при лечении сложного перелома – один казак неудачно упал с лошади на прошедших учениях лейб-конвоя. Кроме того, я подозреваю, что икс-излучатель может оказаться полезным для диагностики туберкулеза на ранних стадиях. – Поосторожнее, икс-лучи могут быть опасны. – Да, конечно, опыты на мышах с периодическим облучением уже проводятся, но пока заметных отрицательных результатов нет. – Давно вы их облучаете? – Неделю по два сеанса в день. – Рано, месяца через два сами увидите. – Почему вы в этом так уверены? – Потому что икс-лучи – это явление того же порядка, что и видимый свет. А он может быть смертелен для организмов, живущих в темноте, – например, некоторых микробов. Человек же за все время своего существования воздействию икс-лучей не подвергался, так что и тут скорее всего будет то же самое, что в описанном мной примере. – Разве в солнечном спектре их нет? – поинтересовался Боткин, а я подумал, что с доктором ухо надо держать востро. Ведь ни разу не физик, а какой правильный вопрос задал! И что теперь, объяснять ему про озоновый слой и радиационные пояса? Которые еще не открыты и не скоро будут открыты. Нет, пожалуй, надо быть проще. – Вряд ли. Во всяком случае, фотопластинки ничего не фиксируют, я проверял. – Сочувствую, ваше величество, не своим вы делом вынуждены заниматься. Какой замечательный экспериментатор из вас бы вышел! – А монарх, значит, такой, что лучше бы мне солнечный спектр исследовать? Вообще-то я в курсе, но другого все равно нет. Вот родит императрица сына, вырастет он умным, образованным и с большими способностями к руководящей работе – тут же отрекусь и посажу его на свое место. Дня лишнего на троне не просижу! Ну а пока давайте то, что вы сегодня принесли на подпись. После доклада Боткина у меня было запланировано торжественное мероприятие – награждение Попова и Герца, которые как раз в день радио, то есть двадцать четвертого апреля по юлианскому календарю и седьмого мая по григорианскому, продемонстрировали потрясенной публике величайшее изобретение уходящего девятнадцатого века – радиосвязь. Она была установлена между Гатчиной и Кронштадтом, причем, чтобы не мелочиться, сразу в телефонном режиме. Надо будет заранее поставить задачу Рогачеву – у него, как он говорил, уже появились личные связи в Скандинавии. А в конце года будет оглашено завещание Нобеля об учреждении знаменитой премии, и было бы неплохо заранее застолбить места для Герца и Попова. Но потом я сообразил, что премию по физике если и дадут, то только Герцу, а за достижения в области техники ее не будет, так что Попов пролетает. Значит, надо в темпе учинять свою премию, Александровскую, пока Нобель еще телится. И давать ее за достижения в области физики, химии, медико-биологических наук и техники. А вот литература обойдется, ибо кому только за нее не давали Нобелевку в другой истории! Где только находили таких уникумов, чьи бессмертные творения в большинстве случаев вообще никто не читал. И, разумеется, премии мира у меня тоже не будет. Тут вообще лучше помолчать, ибо, как я краем уха слышал, среди культурных людей ругаться матом не принято. Однако вскоре принцип зебры оказался в очередной раз нарушен. По идее завершение Японо-китайской войны и последовавшее за ним предоставление России концессии на постройку железной дороги через Маньчжурию явно следовало считать белой полосой. Ладно, пусть успешная демонстрация радиосвязи, уже обернувшаяся для Института связи валом заказов, это всего лишь ее продолжение. Хорошо, но где тогда вроде бы обязанная начаться черная полоса? То, что стало происходить в конце лета, на нее поначалу не тянуло. Впрочем, поразмыслив, я пришел к выводу, что бедная африканская лошадка тут ни при чем, это у его величества Александра Четвертого периодически что-то случается с мозгами. Когда Рита доложила мне об успехах одной своей девочки в Англии, я, как последний дурак, поначалу даже возгордился – вот, мол, какие у нас растут кадры! Но быстро сообразил, что радоваться тут, похоже, нечему. Тамара Невельская, некогда сопровождавшая мою особу в Лондон, вскоре туда вернулась и начала увиваться вокруг английского наследника престола, Эдуарда. Причем с его полного одобрения и небезуспешно. Так вот, недавно ей улыбнулся первый успех – будущий король проболтался, что Япония намерена заказать в Англии три броненосца и четыре броненосных крейсера. Плюс наверняка что-то хочет строить сама, ибо приглашает к себе английских кораблестроителей. То есть японцы всерьез взялись за свой флот, который и до того особой слабостью не отличался. Однако радовался я недолго, сообразив, что, пожалуй, Эдуард все же не такой идиот, чтобы сразу выболтать такую информацию только что затащенной в койку даме. А если все-таки такой, то тогда никто ему самому не стал бы рассказывать подобное. – Да, – подтвердила мои опасения Рита, – я тоже думаю, что Тамаре эти сведения, как ты говоришь, слили. Но все равно остается вопрос: они соответствуют истине или это дезинформация? И если оно правда, то зачем ее нам предоставили? Если вранье, то тогда понятно – чтобы не допустить дальнейшего улучшения отношений между нами и Японией. – Если правда, то цель та же самая. Ладно, попробую уточнить по другим каналам. Вскоре уточнение произошло само собой, причем я окончательно убедился, что сведения нам целенаправленно сливают. В конце концов, могло ведь такое случиться, что кто-то случайно проболтался в присутствии наследника престола, а тот не устоял перед искушением распустить хвост перед своей пассией. Но вот что агент только что организованной разведки, не имеющий ни опыта, ни толковой легенды, ни даже внятно изложенного задания, вдруг ни с того ни с сего раздобывает важнейшие секретные сведения – такого просто не может быть. Однако Редигер с гордостью принес мне раздобытые по агентурным каналам сведения о японских заказах на английских верфях. Ближе к концу года стало понятно, что нам подсунули правду, причем даже не всю. Японцы взялись за дело всерьез: они заказали корабли не только в Англии, но и в Германии. – Ты же понимаешь, что у меня не было повода запретить это, – сообщил Вильгельм в конце своего письма. Я, конечно, понимал, но легче от этого не стало. Если, как было принято до недавнего времени, новые корабли российского флота будут строиться на наших верфях, то о достижении паритета с японцами можно не мечтать. А если заказывать недостающее за границей, то это будет означать замедление темпов строительства не только Транссиба, но и дороги на Кольский полуостров, ибо на все не хватит денег. Да и с кадрами у нас тоже довольно напряженно. – Думаешь, это все против нас? – спросила Рита, когда мы с ней одним дождливым октябрьским вечером сели обсуждать международную обстановку. – А против кого еще? У корейцев флота вообще нет, у китайцев вроде есть, но он и раньше был ни к чему не способный, а теперь тем более. С кем еще воевать – с англичанами? Японцы, конечно, в какой-то мере сумасшедшие, но все же не настолько. – Есть еще Испания, которой принадлежат Филиппины, а они должны представлять интерес для Токио. – Маловероятно. На Филиппины облизываются американцы, и в Токио должны об этом знать. Хотя, конечно, было бы здорово, напади японцы на испанцев. Тогда тем предложит помощь Америка, а после изгнания с архипелага японцев заберет его себе. Хм, интересный вариант получается, но больно уж маловероятный. Хотя в Штатах у Колбасьева остались знакомые, которым можно про такое намекнуть. Однако японцы скорее всего на такую авантюру сейчас не пойдут. – Но что же мы с ними не поделили? – Сам точно не знаю, но думаю, что Дальний Восток. Они по умолчанию считают его своей зоной влияния, а тут, понимаешь, влезает Россия. – Так ведь они получили Корею, южную Маньчжурию и какие-то острова! – Аппетит, дорогая, приходит во время еды. Теперь они захотят всю Маньчжурию, а не только ее южный огрызок. Но, я думаю, не сразу, а после того, как мы построим там железную дорогу, с ней привлекательность территории сильно повысится. Кроме того, они уже помаленьку начали понимать ценность нефти, то есть скоро их заинтересует юг Сахалина. А если там найдется уголь, в чем я почти не сомневаюсь, то и весь остров. В этих стремлениях их целиком поддержит Англия, которой совершенно не нравится усиление позиций России на Дальнем Востоке. – А усиление Японии британцам не помешает? – «Разделяй и властвуй» – слышала такое? Сначала можно руками Японии разделаться с Россией. Потом еще чьими-нибудь – с Японией. – Думаешь, японцы этого не понимают? – Наверное, все-таки понимают, особенно те, что поумнее. Но они, по-моему, надеются на действительно очень высокие темпы своего развития и на то, что война с Россией принесет им не убытки, а прибыль. Тогда в среднесрочной перспективе появится надежда победить и Англию, особенно если подгадать момент, когда та будет иметь минимум союзников. Первая мысль о том, что можно сделать в сложившейся ситуации, пришла ко мне через день. Итак, имеем Японию, которая в принципе не против оттяпать от России кусок, но без поддержки со стороны вряд ли на это решится. Или решится, но не скоро. Есть Англия, которая согласна упомянутую поддержку оказать. Значит, что? В тот самый момент, когда Япония уже будет готова начать войну, у Англии должны возникнуть проблемы. Причем настолько серьезные, что ей станет не до поддержки своих дальневосточных союзников. И где эти проблемы можно организовать? Таких мест три – Индия, Ирландия и Южная Африка. Первые два адреса, конечно, предпочтительней – начнись там беспорядки, и Англия мигом потеряет всякий интерес к дальневосточным проблемам. Но поди там что-нибудь устрой! Нет, работать в указанных направлениях, конечно, надо, но при этом иметь в виду, что результат появится в лучшем случае через пару десятилетий. Южная Африка в этом отношении лучше, бурские республики и без меня на ножах с англичанами. Но плохо то, что война в Южной Африке скорее всего не потребует от Великобритании напряжения всех сил. Наверняка и на поддержку японцев останется, хотя и не так много, как англам и япам хотелось бы. Значит, что? Надо сделать так, чтобы, во-первых, Англо-бурская война началась не абы когда, а перед самым началом Русско-японской. А во-вторых, она должна обойтись англичанам гораздо дороже, чем в другой истории. Отсюда вывод – в Трансваале и Оранжевой республике должны появиться наши резидентуры, а это означает, что пора вызывать Редигера на внеочередной доклад. – Ваше императорское величество, – заявил мне Редигер, услышав, что я от него хочу, – во избежание недоразумений прошу уточнить цели отправки наших людей в южноафриканские республики. Причем, если это возможно, включая и стратегические. Эти республики рассматриваются вами как потенциальные враги, нейтралы или союзники? – Если быть точным, то в идеале это они должны рассматривать нас как союзников, а мы – со временем ответить взаимностью на их ожидания. В общем, ваши люди должны собрать самые подробные сведения о руководстве обеих республик. Сильные стороны, слабые, пристрастия, вкусы и так далее. То же самое относительно персон, пока не очень известных, но в ближайшее время могущих сильно увеличить свой политический вес. Затем выяснить, можно ли надеяться на то, что республики пойдут на создание регулярных армий. Насколько я в курсе, сейчас у них ничего подобного нет. И, наконец, надо узнать, сколь они готовы к совместным действиям против общего врага. По мере того, как выяснится все мной обозначенное, вашим людям будут ставиться новые задачи. Так что подберите для этого задания лучших. Но девяносто пятый год все же закончился на оптимистической ноте. Во-первых, Зубатову удалось внедрить в недавно образовавшийся Союз борьбы за освобождение рабочего класса своего человека, и в начале декабря этот «Союз» был арестован практически в полном составе, включая все руководство и лично Владимира Ильича Ульянова. А во-вторых, в самом конце декабря в Питер пришло известие о том, что в Париже на бульваре Капуцинок состоялся первый показ синематографа братьев Люмьер. Ну наконец-то, у меня вся аппаратура уже полгода как готова, проверена и ждет своего часа! Но обкрадывать Люмьеров я не хотел. Пусть наслаждаются заслуженной славой и стригут купоны со своего изобретения. Где угодно, но только не в России. Еще весной мой комитет оформил российский патент на так называемый «принцип динамической демонстрации изображений» и реализующую его аппаратуру. Могу сказать, что патент был близок к шедевру – даже я с первого прочтения не смог понять, что за хреновины там описываются. В общем, в России кинематограф будет развивать Императорский научно-технический комитет. Ибо, как совершенно справедливо говорил сидящий сейчас в только что достроенных и сданных в эксплуатацию «Крестах» Владимир Ильич: «для нас важнейшим из искусств является кино». Глава 33 Во время первой жизни мне довелось много чего спроектировать, да и вторая в этом смысле с детства была ничем не хуже. Даже, пожалуй, лучше – в смысле более широкого диапазона проектируемых изделий. Чем мне только не приходилось заниматься! Да почти всем – от воздушных шаров и дирижаблей до велосипедов, канцелярских дыроколов и реплик пистолета Макарова. Однако то, что свалилось на меня в самом конце девяносто шестого года, ни в одной из жизней аналогов не имело. Мне пришлось принять участие в созидании кареты. Да-да, того самого ящика на четырех колесах, к передней части которого для создания тягового усилия прицепляется несколько непарнокопытных животных, в просторечии именуемых лошадьми. Вообще-то поначалу я ни о чем таком не задумывался, а просто хотел наконец-то соорудить нам с Ритой нормальный бронированный автомобиль. Благо мотор для него уже производился, и это был не более или менее освоенный четырехцилиндровый мощностью тридцать восемь лошадиных сил, а сделанная на его основе шестидесятисильная рядная шестерка. Прирост мощности получился не только за счет увеличения числа цилиндров, но и благодаря повышению степени сжатия. То, что такой мотор потреблял высокооктановый, то есть тьфу, высокоэтиловый авиационный бензин, никого не волновало, ибо предназначались эти движки исключительно для лимузинов высшего класса и дирижаблей. Для грузовиков Луцкой уже заканчивал другую шестерку – такой же мощности, но объемом пять литров и с вдвое большим весом, зато способную работать не только на самом дрянном бензине, но даже на смеси керосина с самогоном. Однако почти сразу я задумался: а почему, собственно, строить надо только один автомобиль? Нет уж, давайте заодно посмотрим, как получится с серийным производством, и заложим аж сразу три штуки. Броневые листы, ясное дело, заказывались с запасом. Мало ли, вдруг какой-то уйдет в брак! Все правильно, без этого не обошлось, однако брони осталось все-таки несколько больше, чем я рассчитывал, но на четвертый автомобиль все равно не хватало. Да и не из чего его было делать, четвертый-то. И тогда Рогачева осенила идея. – Ваше величество, – заявил он (так он меня назвал потому, что мы были не одни, беседа происходила в мастерских), – может, использовать эти два с половиной листа для создания бронированной кареты? – А кто в ней будет ездить? – поинтересовался я, отозвав Михаила в сторону, ибо тема беседы остальных пребывающих тут явно не касалась. – Великий князь Сергей Александрович, – пояснил Миша. – Есть подозрения, что на него готовится покушение. Если бы разговор происходил года три-четыре назад, то моей реакцией был бы вопрос: «А у них точно у самих получится, помощь не нужна?» – но сейчас я уже не считал, что великому князю надо героически погибнуть. Он, конечно, человек очень неприятный в общении и явно с тараканами в голове, но с обязанностями московского генерал-губернатора справляется, и кандидатуры на его место, не вызывающей у меня сомнений, пока не наблюдалось. Так что я только спросил: – А почему бы ему не предложить авто?