— Дочур, ты знаешь, что Ева скучает по Антону? Всё время о нём говорит, — подсаживается ко мне папа, когда я, уложив дочку спать, сажусь во дворе на деревянные качели. — Это ты к чему вспомнил? — спрашиваю, в недоумении. Я знаю, что она скучает, но не знала, что так сильно. Со мной Евушка такими подробностями не делилась. — Внучка считает его своим защитником. А ещё думает, что Антон уехал, потому что его прогнал «плохой папа», — задумчиво произносит отец. — Я всё ещё не понимаю, пап. — Ты теперь свободна от всего, Ксюш. Поезжайте к нему. — Т-ты… знаешь? — Он приходил ко мне перед рейсом. Всё честно рассказал. И дяде Жене рассказал с тётей Леной. Чувствую, как дрожат коленки. Стояла бы, точно грохнулась бы в обморок от таких новостей. — Я купил вам с Евой билеты на самолёт. Адрес узнал у Елены. Если хочешь, улетай, — совершенно серьёзно предлагает мне папа. — И ты не против? — Что я могу сделать, если моя дочь и внучка счастливы только с этим мужчиной? Я же вижу, какая ты после его отъезда. — Но мама… Она же никогда не поймёт! — Маму я беру на себя. Не поймёт сразу, так поймёт со временем. Тётя Лена ведь сразу всё приняла. Только Женя отказывается даже говорить о сыне, но ты его знаешь. Отойдёт. — Пап… — обнимаю отца я, а в глазах стоят слёзы. — Спасибо! И за долгое время — это не слёзы грусти, боли, отчаяния. Это слёзы счастья. Мне удаётся перетерпеть ночные часы, потому что спать я не могу. Сна ни в одном глазу, тело уставшее, как будто вагоны разгружала, а нервы на пределе. Как только часы показывают около девяти утра, завтракаю с родителями и дочкой, беру на работе ещё одну неделю отгулов, хватаю чемодан и Еву, сажусь в такси. Чтобы, дожидаясь рейса, трясущимися руками написать ему: «Я приеду». И тут же отключить телефон, потому что страшно. Вдруг не ждёт уже? Вдруг другая есть? Вдруг разлюбил? Глава 38 Три года спустя. Почти пять месяцев я не видела его после отъезда. Пять месяцев это много. Пять месяцев способны свести с ума окончательно. Но не меня, ведь ждала же как-то годами, даже не мечтая, что смогу вот так, просто опустив на пол два чемодана, взяв за руку дочь, позвонить в дверь, которую откроет любимый в чужой стране и всё станет неважным. Потому что ждал. Любил. И никакой другой не было. Я поняла это сразу, как только увидела ярчайшие голубые глаза, из которых искрилась любовь такой силы, что едва с ног не сшибало. У нас не было нужды в словах, как только уложили спать Еву и встретились губы. Как только жадно сжались руки и сплелись тела. В тот последний день мая, я приехала в отпуск, ещё не зная, что этот «отпуск» растянется на несколько лет. Что в Северную столицу я вернусь несколько раз: чтобы забрать свидетельство о разводе, оставшиеся вещи и уволиться, и два раза на дни рождения родителей. Но я знала, что нам будет трудно. Особенно, возвращаться домой. Потому что нашу любовь некоторым принять сложно. А, возможно, кто-то понять и вовсе никогда не сумеет. Но я люблю его. И он меня тоже. Прошло уже долгих три года, как мы жили в Нюрнберге, как семья. Если говорить честно, я не полюбила эту страну. Красиво, великолепная архитектура, много парков, чисто, очень вкусная выпечка. Но всё время тянуло на родину. Мне не нравилась вечная бюрократия, ведь чтобы снять новую квартиру, приходилось приносить с собой резюме, справки о доходах, чуть ли не родословную. Спасибо, что результаты анализов не просили. Не нравились слишком высокие цены на бессмысленные вещи, как налог на телевидение и радио. Не нравилось неприветливое отношение к «понаехавшим». Один раз в дорогой платной клинике нас с затемпературившей Евой буквально отсылали домой, делая вид, что забыли о нас на целый день. Даже то, что я напоминала о себе по несколько раз не помогало. А после, медсёстры между собой обозвали «русской террористкой», не зная, что я уже вполне средне выучила немецкий язык. А новой знакомой из русскоязычного сообщества так вообще, отказали в приёме с ребёнком и наказали вернуться тогда, когда выучат язык. И потом нас, русских, называют нетерпимыми. А ведь мы в своей стране постоянно слышим чужой язык иностранцев с ближнего востока, но почему-то не выгоняем их из поликлиник. Антон знал, что мне тяжело. И пообещал вернуться домой к моменту, как Еве нужно будет идти в первый класс. Я же не просила и не капризничала. Прекрасно понимала, что работа и контракт на несколько лет, а ещё огромные деньги. И вот, сегодня, мы наконец-то вернулись в Россию. Всего с одним чемоданом и одной дорожной сумкой, потому что остальные вещи решили отправить транспортной компанией. Правда, не в Питер, а сначала поехали навестить Нику с Яном и Лёвой, ведь они переехали в новый дом. Да и не виделись мы уже полгода. — Мам? — дёргает меня дочка за юбку. — Надо Женечку отвести на Финский, как поедем к бабуле и дедуле! Ему же понравится? Еве семь, и она уже как два года выговаривает букву «р», спасибо онлайн-занятиям с логопедом. А Жене, её младшему братику, которого Антон пожелал назвать в честь своего отца, почти два годика. Наш сынок, маленькое счастье один в один похожее на своего папу, только глаза мои, серые. И Евушка обожает брата. Как только он у нас родился, дочка сразу взяла на себя роль старшей сестры, перестала капризничать. Всё благодаря Жуковскому, которого она слушалась всегда и во всём. — Он же ещё совсем малыш. Вот вырастит и научишь его плавать, да, зайка? — говорю я, целуя спящего на руках сыночка в лобик. — Я его всему научу! Я же лучшая старшая сестра! — гордо произносит Ева. — И Лёвика научу. Он же тоже наш братик. Сыну Ники и Яна уже четыре. Второго ребёнка никто из них не хочет, зато завели собаку. Неугомонного бигля по кличке Изюм. И намучалась же с ним сестра, пока воспитывала и дрессировала. А Евочка так и грезит поиграть с собачкой. У Евы есть ещё один брат, сын биологического отца и его новой жены Лады. Они не общаются. Знаю только то, что назвали его Рафаэлем. А ещё знаю, что как только этот малыш родился, вся чета Багрянцевых уехала куда-то в Казань, якобы поближе к дальним родственникам. Но я полагаю, что не выдержали сплетен соседей. Слишком уж зависимы они от своей репутации. — Пап, мы приехали? — уже пятый раз нетерпеливо спрашивает дочь у Антона. Она, конечно, знает, что Жуковский ей неродной. Прекрасно помнит своё детство и Егора. Но отреклась от Багрянцева сразу и с годами ни разу не изменила решение. А через год после нашего приезда в Германию сама робко спросила у Антона, может ли называть его папой. Тогда я впервые увидела, как он прослезился. — Ещё пятьсот метров, Ева-королева. Потерпи, — улыбается ей мой любимый. Не сдерживаю восторженного вздоха, когда мы въезжаем в ворота коттеджного посёлка «Гринфилд» на Новой Риге. Они похожи на небольшую крепость где-то в Европе, не меньше. А в двух «башенках» охрана. Вся дорога выложена брусчаткой, по бокам множество деревьев. Я знаю, что в самом сердце посёлка есть искусственное озеро с песочным пляжем с лежаками. Посреди озера островок земли с деревьями, а через мост от него красивая каменная беседка прямо в воде. Песок привезён откуда-то с моря, а зимой озеро превращается в огромный каток с подсветкой. Сестра не раз говорила об этом. Тут есть парки. Судя по фото от Ники, самый красивый это «парк ручьёв и водопадов», где природа сплетается с искусственными ручьями выложенными камнями, мостками и малюсенькими водопадиками. В парках детские площадки, теннисные корты, волейбольные площадки, места для отдыха. А ещё большой ресторан с красивейшим фонтаном в готическом стиле. И всё на охраняемой территории, только для жителей посёлка. Тут даже международная английская школа есть, садик и детский клуб. Дома все в одном стиле, светлые, крыши красные или серые. Очень зелёные ухоженные дворы. Наконец-то мы подъезжаем к нужному. Дом Левицких, конечно, не с видом на озеро. Там находятся настоящие махины по баснословной стоимости. Зато улочка тихая, уютная, зелёная и тот самый парк ручьёв недалеко. Он двухэтажный, светло-бежевый, с тёмно-красной треугольной крышей. На участке и кипарисы, и берёзки, и ёлочки и другие лиственные, названия которых я не знаю. Всё подстрижено, ухожено. Участок в двадцать две сотки. Я знаю, что весь первый этаж занимает огромная гостиная, столовая, санузел, кладовка, кабинет и кухня. А на втором этаже три спальни, отдельная гардеробная и ещё одна ванная комната. Не представляю, сколько нужно времени, чтобы помыть везде пол. Хотя Ян никогда не скупится на клининг. Сестра с зятем выходят к воротам встретить нас. У племяшки сейчас тихий час, зато пёс тут как тут. Ева сразу же набрасывается на своего дядю с объятиями. Она всегда говорит, что, когда вырастит, выйдет замуж за такого же, как Левицкий — большого и красивого. Собираюсь уже зайти в дом с Никой, ожидая экскурсию, но она почему-то тащит меня обратно к машине. Наши мужчины тоже идут за нами. Антон несёт на руках Женю. Останавливаемся мы у соседнего дома. Вопросительно гляжу на эту троицу, которая очень подозрительно переглядывается. Вдруг Жуковский достаёт ключи из кармана и отпирает ворота соседнего с сестринским дома. — Добро пожаловать домой, любимая, — говорит он, приглашая меня внутрь. — Шутишь? — Нет. Ты же хотела вернуться в Россию. И всегда говорила, что в Питере мы вряд ли сможем жить из-за родителей. А ещё постоянно скучала по сестре и мечтала, чтобы дети росли вместе. — Но я… Слов подобрать не могу. Этот огромный дом наш? Вот в этом вот шикарном посёлке? Я знаю, что мой мужчина зарабатывает очень много, но не ожидала что настолько. Хоть и работает не на отца, как Ян, зато свободен во времени и графике. — Ты не рада? — грустнеет Антон. — Родной, как же так не рада? Рада, конечно, просто я даже не догадывалась! — Она ещё в шоке, — смеётся сестра. И правда. Я никак не могу прийти в себя, когда дочь весело забегает внутрь и осматривается. Тут пять спален. Пять! И я не понимаю зачем так много. — Как зачем? — смеётся мой любимый. — Одна для родителей, когда будут приезжать. Одна наша. Ещё две для дочки и сына. А пятая… Ты же хотела ещё малыша? И правда. Я очень хочу третьего ребёночка, но через год, не меньше. Удивляюсь, что Антон продумал всё. Как и всегда. Ещё около часа я осматриваю наш новый дом, восторгаясь дизайну и мебели. Жуковский с Никой спелись и продумали всё вместе, полностью зная мой вкус. Остаётся только обставить всё, докупить мелочей, украсить. Потому что сейчас тут голая мебель, пустые стены и полы. Участок у нас такой же, как у сестры. Они тут все похожи. После осмотра идём в гости к Нике с Яном. Они уже обустроились, даже организовали зону отдыха на терасске на задней части участка. А ещё классный домик на дереве для сына. Отмечаем наш переезд. А я счастлива, как, наверное, никогда не была. Мне с любимым и в палатке хорошо, но я всегда мечтала о нашем с ним собственном доме. Антон знал все мои желания, как и я его. Именно поэтому я выбрала его и всегда без колебаний буду. В чём секрет этого невообразимого тяготения нас друг к другу? Наверное, мы просто родственные души. Каждый раз, когда я вглядываюсь я изумительно родные черты лица и тону в голубых глазах, удостоверяюсь, что выбор правильный и всегда должен был быть таким. Иного не дано. И каждый раз поражаюсь, каким исключительным счастьем меня наградила жизнь. Уже стоя вечером в темноте на крыльце с кружкой чая, когда дети спят, я наблюдаю за тем, как Жуковский с деловым видом обходит участок, рассказывая, что и где нужно сделать. Раз домик на дереве у соседей, у нас он хочет поставить батут. Качели повесить на дереве. А ещё обязательно пригласить садовника, чтобы высадил красивые цветы. И, конечно, беседку построить. — Что? — приподнимая голову, прерывая своё занятие, нежно смотрит он на меня. — Ничего. — Ты смотришь так внимательно. Не хочешь беседку? — Хочу. А смотрю так, потому что всё ещё не верю, что ты у меня такой удивительный. Он подходит и садится на ступеньки рядом. — Иди ко мне, Ксю, — произносит мужчина, подавая руку. Усаживая меня к себе на колено, крепко обнимает, утыкаясь носом в шею. — Не холодно? Может быть, в дом пойдём? — Всё в порядке.