– А теперь? – Рипли остановилась у входа и изучала поврежденный корпус шлюпки. – «Вейланд-Ютани» заморозила проект. Оборот межзвездной продукции – не мой конек, и я не знаю никого здесь, кто получал бы удовольствие от отслеживания колебания цен на сырье. Мне кажется, я слышал, что спад цен на очищенный металл был связан с уменьшением потребности в нем. Так что большую часть оборудования тут положили в нафталин. Не стоит того, чтобы перемещать, недостаточно ценное для эвакуации. В почве все еще есть руда, и, если цены поднимутся, я уверен, Компания снова откроет шахту. Это значит, что нас, скорее всего, куда-то переместят. Не годится, чтобы опасные уголовные преступники жили рядом со славными, высокоморальными шахтерами. Хотя вряд ли здесь кто-то возражал бы против того, чтобы убраться с этого куска камня. Перемены будут к лучшему – сложно представить место, где хуже, чем здесь. Так что мы всего лишь смотрители, штат обслуживания. Не даем оборудованию окончательно прийти в негодность на тот случай, если снова поднимутся цены на руду, или в ней возникнет повышенная необходимость. И правительству, и Компании это удобно. – Мне кажется, после года или вроде того в подобном месте впору спятить. Клеменсу пришлось рассмеяться. – Именно это говорили о некоторых из нас до того, как сюда сослали. Но я не думаю, что мы сумасшедшие – во всяком случае, большинство. Изоляция вовсе не так страшна, если научиться думать о себе, как о погруженном в размышления раскаивающемся грешнике, а не как о заключенном уголовнике. – Женщины здесь когда-нибудь бывали? – Извините, лейтенант Рипли, это территория двойных Y-хромосом. Только для мужчин. Она кивнула, затем согнулась, чтобы проползти в отверстие, оставшееся от воздушного шлюза. Клеменс дал ей пробраться первой, затем полез следом. Потрепанный корпус шлюпки казался нетронутым на фоне того, что обнаружилось внутри. Стены были смяты и погнуты, датчики и консоли – разбиты, оборудование как попало рассыпалось по полу. Все пронизывал сильный запах морской соли. Рипли помедлила, пораженная фактом, что нечто или некто мог здесь не только выжить, но и остаться невредимым, в частности – ее собственная хрупкая персона. – Где тела? Клеменс поразился масштабу разрушений в той же степени, что и она, и теперь удивлялся, что Рипли получила не так уж много повреждений. – Здесь есть морг, ведь шахтерское ремесло – дело опасное. Мы поместили твоих друзей туда – до тех пор, пока не прибудет следственная команда. Вероятно, через неделю. – Там был андроид… Клеменс состроил гримасу. – Не включенный и разобранный. Его части валялись по всей шлюпке. Что осталось, мы выбросили в мусор. Что касается капрала, ему проткнула грудь опорная балка. Насквозь. Даже будь парень в сознании, он бы не понял, что случилось. А так он, скорее всего, даже не успел выйти из состояния криосна, чтобы почувствовать боль. – Девочка? Клеменс видел, что Рипли сдерживает чувства, но не представлял, насколько тяжело той это дается. – Утонула в своей капсуле. Не думаю, что она была в сознании, когда это случилось. В любом случае, ее смерть была спокойнее, чем у капрала. Мне жаль. Рипли молча это переварила. Затем ее плечи затряслись, а из глаз потекли слезы. Но на том и всё: ни воплей, ни криков, ни злобных выкриков в адрес несправедливой, равнодушной Вселенной. «Малышка Тритончик. Тритончик, которой так и не выпало шанса. Но теперь она хотя бы была свободна…» Вытерев глаза, Рипли посмотрела на то, что осталось от криокапсулы девочки. И внезапно нахмурилась. Лицевая панель оказалась разбита, что неудивительно, но металл под ней был странно обесцвечен. Рипли нагнулась вперед и провела пальцами по пятну. Клеменс смотрел с любопытством. – Что такое? Рипли выпрямилась, на лице отразились иные ее эмоции – в голосе уже не звучало беспокойство, исчезла нежность, которая чувствовалась прежде. – Где она? – Я же сказал – в морге. Ты не помнишь? Он с беспокойством уставился на женщину, озабоченный предположением, что, возможно, она странно реагирует на что-то из содержимого капельницы. – Ты дезориентирована. Половина систем в твоем организме все еще считают, что находятся в криосне. Рипли повернулась к нему так резко, что он вздрогнул. – Я хочу увидеть то, что осталось от ее тела. – Что значит «что осталось»? Тело не повреждено! – Да? Я хочу его увидеть! Мне нужно увидеть самой! Клеменс нахмурился, но воздержался от вопросов. Было что-то в выражении ее лица… Одно было ясно: в этой просьбе ей было нельзя отказать. Да и не то, чтобы для этого имелись какие-то причины… У него было ощущение, что желание Рипли увидеть труп никак не связано с ностальгией. При столь кратком знакомстве было сложно понять, какова эта женщина на самом деле, но излишне нервной она не была, это точно. Спиральная лестница была узкой и скользкой, но экономила время, потому что от хранилища, куда поместили спасательную шлюпку, идти было далеко. Клеменс больше не мог сдерживать любопытство. – У твоей настойчивости есть какая-то причина? – Мне нужно убедиться в том, как именно она умерла, – ровно откликнулась Рипли. – Что причиной смерти девочки не было нечто другое. – Нечто другое? – в иных обстоятельствах Клеменс мог бы и оскорбиться. – Ненавижу повторяться в деликатных вопросах, но было достаточно очевидно, что ее капсула раскололась, и она утонула. Он чуть подумал и уточнил: – Она была твоей дочерью? – Нет, – так же ровно ответила Рипли. – Она не была моей дочерью. Моя дочь умерла давным-давно. Она говорила, избегая смотреть ему в глаза. Но, разумеется, она все еще была слаба, и ей нужно было концентрироваться на узких спиральных ступенях. – Тогда к чему эта необходимость? Вместо того, чтобы ответить напрямую, Рипли сказала: – Несмотря на то, что мы не были родственниками, она была мне очень близка. Ты думаешь, я хочу увидеть ее в том виде, как ты описал? Я бы предпочла запомнить ее такой, какая она была живой. Я бы не стала просить, если бы это не было для меня чертовски важно. Медик начал было отвечать, но остановился. Он уже понял, что Рипли не из тех людей, кого можно заставить говорить. Если она что-то и расскажет, то сама выберет для этого подходящее время. Он отпер дверь и первым вошел внутрь. Нижний выдвижной ящик отреагировал на введенный код и скользнул вперед на бесшумных салазках. Рипли подошла, встала рядом с Клеменсом, и вдвоем они уставились на покоящееся внутри маленькое тело. – Дай мне минутку. Пожалуйста. Клеменс кивнул и пересек комнату, чтобы изучить показатели на дисплее. Время от времени он оборачивался, чтобы посмотреть, как его спутница изучает труп маленькой девочки. Несмотря на эмоции, что рвались наружу, Рипли действовала эффективно и основательно. Когда Клеменс решил, что прошло достаточно времени, он к ней присоединился. – Все окей? Он ожидал кивка, возможно вздоха. Но совершенно определенно он не ждал того, что она в конце концов сказала. – Нет. Нам нужна аутопсия. – Ты шутишь? – Клеменс изумленно вытаращился на нее. – Нет. Думаешь, я стану шутить таким? Нам надо убедиться в том, как она умерла, – во взгляде Рипли была сталь. – Я же сказал тебе: она утонула, – он начал задвигать ящик с телом обратно, но Рипли помешала. – Я не уверена, – она глубоко вздохнула. – Я хочу, чтобы ты произвел вскрытие. Клеменс недоверчиво уставился на нее. – Послушай меня. Мне кажется, ты дезориентирована. Половина твоего организма все еще в криосне. – Слушай, – ее тон не допускал возражений. – У меня есть очень существенная причина об этом просить, и я хочу, чтобы ты это сделал. – Не хочешь поделиться этой причиной? – Клеменс был очень спокоен. Рипли помедлила. – А того, что я об этом прошу, недостаточно? – Нет, недостаточно. «По просьбе близкого друга» инспекторов Компании не устроит. Нужно что-то получше. Он ждал, ощущая нетерпение. – Ну, ладно, – сказала она, наконец. – Риск возможного заражения. – «Заражения» какого рода? – резко осведомился он. Она явно валяла дурака: – Я же не доктор. В отличие от тебя. Он покачал головой: – Нужно что-то получше. – Холера, – она уставилась ему прямо в глаза. Ее решительность была поразительной.