– Дом двенадцать по Домогаровскому переулку! Там человека хотят убить! Срочно езжайте! Дом двенадцать! Домогаровский переулок! Вернулся в общежитие уже за полночь. Дежурный вахтер, тетя Клава, перед тем как меня впустить, целую лекцию прочла о шалавах. Дескать, пока еще молодой, сначала жизнь свою правильно выстрой, специальностью обзаведись, а вот когда выучишься, человеком станешь, тогда и по девкам можно шастать. Как можно вежливее поблагодарил ее за наставления и отправился в свою комнату. Ребята уже спали. В темноте осторожно подобрался к своей кровати и вдруг увидел, что какая-то наглая свинья на ней спит! Резко схватил за плечо и развернул лицом к себе. «Так это Костик! Чего он тут? А запашок… Перегар на гектар!» Присел на край кровати, потряс за плечо. Тот чего-то буркнул, не открывая глаз, и опять повернулся на бок. Выхода не было, и я лег рядом. Как лег, так и уснул. Разбудил меня Сашка Воровский. – Идешь на лекции? Я помотал головой, просыпаясь. Тот стоял у моей кровати уже одетый. Смотрел с усмешкой. – Что уже? – тупо спросил я. – Уже. Так идешь? – Позже. – Как знаешь. Когда ребята ушли, я растолкал Костю. – Вставай, пьянчуга! Тот приоткрыл один глаз и какое-то время смотрел на меня. Потом подскочил на кровати и оглянулся по сторонам. Я с интересом наблюдал за ним. – Это что? Я в общаге? – Ты с чего так нализался? С радости или с горя? – Ох! Голова как болит. – Пить надо меньше! – Тебя бы из дому выгнали, ты бы еще не так запил! – Не понял. Тебя из дому выгнали? – Не тебя же, – буркнул тезка, морщась и потирая виски. – Сколько времени? – Время в институте на лекциях сидеть. – Сам чего там не сидишь? – Ну ты и нахал. Сначала узурпировал мою кровать, а сейчас на лекции гонишь! – Извини. Просто поздно было, и я не знал, куда ехать. – У тебя что, подруг мало? – Так мне посоветоваться надо было! Черт! Как в горле пересохло! У тебя попить ничего нет? – Водка. Костю передернуло. – Ну и шутки у тебя. И так тошно, а… Я достал задвинутую под кровать сумку и вытащил оттуда буханку хлеба, три банки тушенки, сало, завернутое в тряпицу, и бутылку водки. Все эти продукты я реквизировал у немецкого шпиона, полагая, что мертвецу они не понадобятся. – Верю. Не шутишь, – скривился Костя. – А чай есть? – Все есть. И даже какао с коньяком, – я на секунду задумался. – Черт с тобой! Заодно и сам поем. Одевайся, умывайся и пойдем. Пока тезка приводил себя в порядок, я думал, что делать с оружием. Расставаться с ним не хотелось, словно ребенку с любимой игрушкой. «Возьму с собой». К удивлению Кости, я повел его не в студенческую столовую, а в кафе. Тот сначала залпом выпил два стакана яблочного сока и только потом принялся есть омлет, запивая горячим чаем. Свою порцию я съел быстро и теперь смотрел, как тот нехотя доедал омлет. – Рассказывай, что ты там натворил. Оказалось, что вчера вечером его отец пришел злой и совершенно неожиданно приревновал сына к своей молодой жене. Оленька и Костик клялись и божились, что ничего между ними не было и быть не может. Папа Костика выслушал их, потом заперся в своем кабинете и, как истинный интеллигент, начал пить горькую. Оленька все это время плакала навзрыд под его дверями, а Костик сидел в своей комнате тихо-тихо, изображая мышь под веником. Ближе к ночи папа вывалился из кабинета, затем пришел в комнату сына и патетически заявил, что змея, которую он согрел на своей груди, больше не может жить в его доме. – Так и сказал? Змея? – Да. Так и сказал. А что? – Ты же он, змей… – Змей! Змея! Какая разница! Главное, что он выставил меня за дверь! Правда, сын ушел не просто так, а сумел прихватить с собой бутылку вина, выдержанного марочного портвейна. Половину бутылки выпил на улице, а с остатком приехал в общежитие и стал меня ждать, а так как ребята от вина отказались, он и прикончил бутылку в одиночку. – И что дальше будет? – поинтересовался я. – Может, он так спьяна зверствовал, – предположил Костик. – Считаешь, передумает? – Не знаю, – помрачнел тезка. – А причина есть? – Поверь! Мне-то тебе зачем врать! Не было у нас с ней ничего! Не было! – Чего ты кричишь? Не было так не было. В общем так. Тебе надо выяснить свои отношения с отцом сегодня. Сегодня! Койка одна, и я не собираюсь ее с кем-либо делить. Встретимся часов… В четыре. В общаге. Позже не получится. У меня сегодня тренировка. Деньги есть? – Ну… – Держи, – я отсчитал ему несколько бумажек. – Здесь двадцать рублей. – Спасибо. Не знаю, как тебя… – Обойдусь. В институт идешь? Он покачал головой: – Настроения нет. Обдумать все это надо. – Тогда в четыре. Комната была почти пустая, не считая Костика, сидевшего на моей кровати с гитарой в руках. На грифе инструмента был повязан шикарный красный бант. Он что-то негромко напевал, аккомпанируя себе. Причем, судя по его физиономии, похоже, не грустил. Увидев меня, выдал замысловатый аккорд и запел во весь голос: В вечерних ресторанах, В парижских балаганах, В дешевом электрическом раю Всю ночь ломаю руки От ярости и муки И людям что-то жалобно пою! – Это что за бред? – Сам ты бред. Это Вертинский. «Желтый ангел». – А гитару где взял? – Девочки дали.