«Иди к нему, пожалуйста, иди», – молил внутренний голос. «У тебя не хватит духу остаться с ним, потому что ты маленькая, надменная, высокомерная трусиха, поэтому просто оставь его в покое», – говорил другой. «Люби его, как будто прошлого не было». «Ты не способна любить так, будто прошлого не было». Последнюю фразу в моей голове озвучил голос Дерека. Он часто говорил мне о том, на что я способна и на что не способна. Особенно любил делать это после того, как бросал меня на кровати с разорванным бельем и синяками по всему телу. «Ты не способна любить безусловно. Не способна отключать мозги. Ты пугаешься всего, что выходит за рамки. Ты слишком правильная. Не умеешь принимать людей со всеми их недостатками. Почему ты любишь только светлое и белое? Почему ты думаешь, что ты лучше всех?! Как мне выбить из тебя твое высокомерие? Как мне доказать тебе, что ты такая же, как и все?» Голос Дерека в моей голове становился все громче и громче. Он словно сам целиком забрался ко мне в голову и принялся поучать и насмехаться. Я затрясла головой, как будто он был насекомым, залетевшим в мое ухо. Испытывая удушающую панику, я подбежала к комоду и принялась искать таблетки. Нашла, вскрыла блистер и выпила сразу две штуки. Мне нужно было успокоиться, взять себя в руки, пока не случился очередной приступ. Я не хотела, чтобы Митчелл увидел, что у меня снова паническая атака. Не сейчас, не в этот раз… Таблетки не подействовали. Меня по-прежнему трясло, и глаза жгло от соли. Я достала из блистера еще одну. А потом еще одну. Я была готова выпить всю пачку, лишь бы Митчелл ничего не заподозрил. Я не могла обидеть его еще сильнее, чем обидела уже. Я не помню, сколько таблеток приняла. Должно быть, много, потому что потолок стал внезапно закручиваться в спираль и медленно опускаться на меня. Стало трудно дышать. Язык вдруг стал неповоротливым и будто занял весь рот. Я встала с кровати и тут же рухнула на пол, полностью теряясь в пространстве. Случайно зацепила выдвинутый ящик комода, он пошатнулся, и все, что стояло сверху, посыпалось вниз: стакан с водой, зеркало, телефон, моя бижутерия, фен и расчески. Зеркало разбилось, осколки полетели во все стороны. Митчелл постучал и спросил, все ли в порядке. Я не смогла ответить, и тогда он просто вошел. Влетел, как торнадо, включил свет. Увидел меня на полу среди осколков, подхватил на руки, спросил, не порезалась ли я. Я не ответила, он развернул мое лицо к свету, и, когда увидел мои глаза, испугался. – Что ты принимала? Опять те таблетки? – спросил он. – Ванесса, ты можешь говорить? Ты можешь сказать хоть что-то? Я не смогла ответить. Все рассыпалось на куски мозаики, и лицо Митчелла тоже. Мои пальцы тряслись все сильнее, я нашла руку Митчелла и сжала ее, хотя не была уверена, что это рука, а не ножка стула, например. Митчелл уложил меня на кровать и ушел. И больше не вернулся. Я ждала его всю ночь, но его и след простыл. Ждала год, сто лет, целую вечность. Успела погибнуть Земля, а за ней и вся галактика. Все звезды стали красными карликами и взорвались. Все исчезло кроме моей кровати и меня – ожидающей Митчелла. По крайней мере так это все запомнилось. На самом деле Митчелл выскочил всего на секунду, чтобы вызвать скорую, и сразу же вернулся. Распахнул окно, положил мне подушку под голову и укрыл пледом. «Митчелл, я не хотела. Не думала, что будет такой эффект. Наоборот, показалось, что я привыкла к ним и они не действуют. А мне очень нужно было успокоиться. Я не хотела, чтобы ты увидел еще одну паническую атаку и подумал, что стал причиной. Я не хотела обижать тебя снова. Я думала, что справлюсь с ней сама», – вот это все я хотела объяснить ему, но получилось сказать только самое первое слово: – Митчелл… – Все будет хорошо. Врачи уже едут, – ответил он, целуя меня в лоб и сжимая мои ладони. – Я люблю тебя. * * * Я провела два дня в больнице под капельницами. К чувству вины за то, что я струсила и отреклась от Митчелла, прибавилось еще и самоуничижение: я чуть не отправила его за решетку. О, думаю, полиция была бы только рада взяться за него снова, обнаружив мертвую девушку в его спальне. Я могла задохнуться прямо в кровати, если бы оказалась в доме одна… Но все это было только началом моих бед. Обо всем, что случилось позже, я узнала не сразу. Митчелл сообщил моим родителям, что я в больнице. Те приехали и заклеймили его проклятым дилером и причиной всех моих бед. Обвинили его в том, что он подсадил меня на наркотики. Он пытался оправдаться и спорить с ними, но Энрайтов не переспорит даже черт. Митчелл уехал, чтобы дать им остыть, а когда приехал следующим утром, не нашел меня в палате. Отец позаботился, чтобы меня перевели в другую больницу, а потом и вовсе забрал домой – туда, где до меня не добрался бы даже спецназ, что уж говорить о простом смертном. Глава 20 Переступлю Я открыла глаза, а Митчелла рядом не было. Родители солгали мне, что вообще его не видели. Я требовала, чтобы меня отвезли к моему парню, но отец только рассмеялся в ответ и сказал, что если придется использовать силу, чтобы удержать меня от бредовых поступков, то он использует ее. До того дня я не подозревала, что с двадцатипятилетней женщиной могут обращаться как с ребенком. Могут запереть в спальне, отобрать телефон, добавлять успокоительное в еду, заговаривать зубы так умело, что она и не поймет, что находится под стражей. Родители даже отвечали на сообщения от моего имени, которые приходили на мой телефон. Я бы не поверила, если бы Магда не показала мне переписку с якобы мной. Они пытались скрыть то, что я была в больнице. Никто не должен был узнать, что дела у Ванессы Энрайт настолько плохи, что она перебрала таблеток. Магде написали от моего имени: «Я приболела». Эндрю сказали то же и выпросили неделю отпуска за свой счет. А Митчелла просто заблокировали. Я об этом тоже узнала не сразу. Мне было так плохо, что я не могла встать с постели. Спала целыми днями, чувствовала страшную слабость. Аппетит исчез: еда казалось несъедобной, как камни или древесная стружка. Голова не соображала: от нее было не больше толку, чем от резинового мяча. Я списала все на последствия передозировки, но дело было вовсе не в ней. Родители решили подержать меня на очень сильных препаратах, лишь бы я не кинулась обратно к «проклятому дилеру». И не придумали ничего лучше, чем превратить меня в овощ. То ли на третий, то ли на пятый день после моего возвращения из госпиталя мама объявила, что нам стоит съездить на отдых, и выложила передо мной два билета в Италию. К тому моменту я уже заподозрила неладное. На мой вопрос о Митчелле родители ответили, что тот ни разу не позвонил, а это было просто невозможно. Митчелл так сильно переживал о моем возвращении домой, что непременно наведался бы. – А что в Италии ловить зимой? – спросила я, разглядывая мамино лицо. Она накрасилась сильнее, чем обычно. Выглядела почти кукольно, пытаясь скрыть косметикой бледность и изможденность. – Прогулки по Риму, Пантеон и Римский форум, кофе на балкончике с видом на Колизей, боже, там так красиво сейчас. И мне очень хочется, чтобы ты немного отдохнула после… – она не стала продолжать, только дернула плечом, будто пыталась отделаться от гадкого насекомого. – После чего? – спросила я, сдвинув брови. – Ты запуталась, милая. Ты пошла не по тому пути. – Ты так говоришь, как будто я стала героиновой наркоманкой, хотя эти таблетки мне, между прочим, врач прописал! Это была случайная передозировка! – Случайности не случайны, – спокойно сказала мама, снова придвигая ко мне билеты. – Намекаешь, что я таки наркоманка?! – Я принесу тебе воды. – А я не хочу воды! И в Италию не хочу! Я хочу свой телефон, и немедленно! Мама медленно встала, расправила юбку и сказала: – Я все-таки принесу тебе воды, а потом поговорим. Через пять минут в моих руках оказался стакан с водой, у которой был едва заметный химический запах и немного – совсем немного – горьковатый привкус. Я выпила несколько глотков и снова стала проваливаться в болезненную дрему. – Подумай над Италией, хорошо? – шепнула мама, поправляя подушку. – Билеты все равно уже не вернуть. Тебе понравится там. Ты такая бледная и такая худенькая. Просто смотреть больно. Поспи, а вечером я принесу тебе покушать. Заключенной. Вот кем я стала в доме собственных родителей. Заложницей без своего мнения, без права обсуждать что-либо, без надежды на освобождение. Дни проходили в полусне. Похожие друг на друга, как таблетки из одного блистера. Неразличимые, бесцветные и безвкусные. Я не вставала с постели, не было сил. Только однажды случилось нечто из ряда вон: я услышала голос Митчелла. Он доносился откуда-то издалека, из сумеречной серости, которая уже заволокла окна. Я сделала нечеловеческое усилие и приподнялась на руках. Потом еще одно усилие – и села на кровати. Голос продолжал звучать. Митчелл был где-то рядом, только вот я никак не могла понять где. Я поставила ноги на пол и, держась за стены, пошла на его голос, как заплутавшие в подземелье идут на свет. Открыла дверь и вышла в коридор, пошатываясь. Добрела до родительской спальни и подошла к окну. Окно было прямо над крыльцом, а на крыльце стоял Митчелл. – Я не уйду, пока не поговорю с ней, – сказал он. Я не сдержала слез, как только поняла, как он близко. – Проваливай, не то будешь иметь дело с полицией. Они с удовольствием займутся тобой, – ответил мой отец. Я попыталась открыть окно, но оно было наглухо закрыто. Я тянула ручку, но так и не смогла справиться с ним. – А полиция с удовольствием займется вами, мистер Энрайт. Как только узнает, что вы держите совершеннолетнего человека под замком. – Валяй, попробуй, – усмехнулся мой отец. Я положила ладони на стекло и позвала Митчелла, но мой голос был так слаб, что я сама едва слышала его. – Ванессы здесь нет, – солгал отец и попытался закрыть дверь. – Митчелл, – повторила я беззвучно, молясь, чтобы он услышал меня. Кое-как я собрала все силы и ударила ладонями по стеклу. Даже мотылек ударил бы сильнее, но я надеялась на чудо. Снова и снова я лупила ладонями по стеклу, пока не перестала их чувствовать. Митчелл отступил от двери и, словно повинуясь предчувствию, поднял голову. Наши глаза встретились и… Он просто смел моего отца с пути и рванул в дом. – Ванесса! – его голос заполнил все пространство коридоров. – НЕССА! Мама вбежала в комнату первой и заперла дверь на ключ. Выхватила телефон и нажала три кнопки. Всего три кнопки – значит, позвонила в полицию. – Не делай этого, мама, – сказала я. – Мы обе знаем, кто здесь настоящий злодей. И это не Митчелл. – А кто тогда? Я? Да как ты смеешь?! – выпалила она и добавила, уже в трубку: – Офицер, в нашем доме неизвестный, наш адрес… – Мама, я уйду отсюда в любом случае. Либо сейчас живой, либо завтра утром меня вынесут мертвую. Выбирай. Она подняла на меня полные ужаса глаза, но тут же взяла себя в руки: – Не вздумай говорить так, Ванесса!