Я не собиралась останавливаться. Не была готова к еще одному краху. – Давай мы сделаем паузу, я приготовлю ванну, мы просто полежим в ней вместе, – предложил он. – Не останавливайся! – выпалила я, по-прежнему не раскрывая глаз. – Мне нужно сделать это. – У тебя снова паническая атака, я не могу… – Да просто трахни меня, Митчелл! Черт возьми, неужели это так сложно?! Мне было страшно снова глянуть на его лицо, я боялась, что снова увижу сходство с Дереком, – поэтому я повернулась к нему спиной, встала на четвереньки и попросила еще раз: – Если ты любишь меня, то сделай это. Я хочу этого! Неужели ты откажешь мне?! Он не мог отказать. Снова погрузился в меня, его руки сжали мои бедра. Я выгнула спину, приспосабливаясь к его ритму. Все глубже и глубже. Быстрее и быстрее. Слезы снова потекли из глаз. Движения Митчелла начали причинять кошмарную боль. От былого блаженства и следа не осталось. Я снова была сухой, как песок в пустыне. Будто и не женщина вовсе, а дерево, камень, труп. Безжизненный, бесчувственный и холодный. Митчелл застонал, я закусила губу, чтобы плач не вырвался наружу. – Я люблю тебя, – выдохнул он, склонившись надо мной и обхватив руками мою грудь. – Боже, я так люблю тебя. И тут я увидела, что простыни под нами такого же нежно-голубого цвета, как и те, в родительском доме. А потом я увидела сперму. Много спермы. Она текла по моим бедрам ручьями и впитывалась в простыню. Я моргнула – и видение исчезло. Моргнула опять – и сперма снова была повсюду. – Я люблю тебя, – повторял Митчелл. – Очень люблю. Хоть ты и слегка неумела. – Что? – Но мне нравится твоя неумелость, – продолжал он, – и холодность. Ты как бревно, обтянутое кожей. Снаружи прекрасна, но внутри – дерево. Мертвец. Мне нравится, что ты всегда такая сухая, как песок в пустыне. Нравится, что тебе больно. Потому что только боль и отличает тебя от мертвечины. Я глянула через плечо, чтобы убедиться, что Митчелл просто шутит, грубо и мерзко шутит, но Митчелла больше не было. Рядом со мной на кровати сидел Дерек. Его член выскользнул из меня и теперь колыхался на воздухе. Как раскаленный железный прут, светился в темноте. Руки со вздутыми венами снова потянулись ко мне. Я завизжала, оттолкнула его и упала с кровати. Свалилась на задницу и поползла прочь. Дерек поднялся с кровати и стал наступать. Его член раскачивался перед ним, как третья конечность, и шевелился, как щупальце осьминога. Я завизжала, вскочила на ноги и бросилась к двери. Я бежала по коридорам гостиницы в чем мать родила, не обращая внимания на персонал и других постояльцев, пока не увидела огромную стеклянную дверь, ведущую на террасу. У меня не было времени дожидаться лифта, а на террасе наверняка есть пожарная лестница. Дерек был уже близко, следовал за мной по пятам, размахивая руками – такими огромными, что могли бы переломить меня пополам, как спичку. Я уже слышала его шаги и его звериный крик. Дверь на террасу оказалась заперта. Я толкнула ее плечом, но она не поддалась. Стекло было толстым, но в ту минуту я была готова сразиться даже с пуленепробиваемым триплексом. Мне нужно было вырваться отсюда, убежать и спрятаться, иначе ад, иначе смерть. Я сорвала со стены картину в тяжелой раме и ударила по стеклянной двери. Вложила в удар всю силу, которой внезапно у меня стало хоть отбавляй. Я могла бы снести стену, если бы захотела. Стекло брызнуло во все стороны, водопадом хлынуло вниз. Мои ноги обожгла волна осколков, и я упала прямо на ковер из раскрошенного стекла. Я не думала, что его будет так много. Оно было повсюду: стеклянное море, океан. Я не могла встать, как ни пыталась… – Ванесса! – услышала я позади, и в эту секунду еще один огромный кусок стекла выпал из дверной рамы и с грохотом разлетелся. Веер осколков обжег мои ноги, бедра, грудь. – Не двигайся! – снова и снова повторял Дерек, склонившись надо мной и протягивая ко мне свои огромные, страшные руки. – Только не двигайся! Вокруг начал нарастать гул голосов, крики, топот. – Да пошел ты! – выдохнула я. – Я буду двигаться! Я больше никогда не буду удобной, молчаливой вещью, которой ты можешь пользоваться! – Несса! Не шевелись! Ты делаешь себе хуже! Я моргнула: Дерека больше не было. Надо мной склонился Митчелл, бледный как смерть. Я протянула руку, чтобы коснуться его лица, и увидела, что она вся в крови. Голова закружилось, все вокруг поплыло. Митчелл поднял меня с пола, подхватил на руки, прижимая меня к себе. Кусочки стекла падали на пол со звоном, будто он вынул меня из ванны, наполненной стеклянной крошкой. Странное спокойствие наконец разлилось внутри: мне больше не было страшно. В голове было пусто и тихо. Только Митчелл без остановки кричал кому-то: – Ремень? Галстук? Что угодно! Он пытался спасти меня, пытался остановить кровь, которая хлестала из моих порезов, пропитывая столетние ковры «Шелбурна». – Не нужно, – пробормотала я. – Я все равно не смогу жить после всего, что он сделал со мной. Остановись. Пусть все закончится здесь. – Шарф подойдет тоже! – крикнул он кому-то, потом склонился ко мне и прошептал, хрипло и прерывисто: – Не закончится, Несса. Я не отдам тебя этой тьме. Глава 26 Будто завтра война Я хотела, чтобы следующий день не настал. Мечтала, чтобы мне больше не пришлось открывать глаза. Но он наступил, ввалился в комнату, серый, безжалостный, невыносимый. Проник под мою одежду, под ногти, под веки и заставил вспомнить обо всем, что случилось вчера. У тех, кого подвергают пыткам, обычно не спрашивают, хотят они этого или нет. Их просто пытают. Я отошла от снотворного и увидела родителей у моей постели. Мама плакала. Отец сжал голову руками, будто хотел раздавить. – Как ты? – в один голос спросили они. – Митчелл не виноват, понятно? – тут же сказала я, как только поняла, где нахожусь. – Он ни при чем вообще. У меня случился нервный срыв, Митчелл спас меня, даже не думайте хоть слово ему сказать. – Тихо, тихо, – зашептала мама, аккуратно убирая волосы с моего лица. – Мы и не думали ни в чем обвинять его. – Хорошо, – кивнула я, внезапно снова чувствуя кошмарную усталость. – Где он? – Говорит с врачом, скоро вернется. – Хорошо, – беззвучно повторила я, исчерпав весь запас сил. – Мы обратились в полицию, Дерек арестован, – сказал отец. – Тебе нужно будет только поговорить со следователем, дать показания и написать формальное заявление. Не обязательно прямо сейчас, пусть тебе станет лучше. Я подготовлю все документы, все улики… – Бернард, – остановила его мать, – это подождет. – Знаю, что подождет, – ответил он. – Просто хочу, чтобы ты знала, дочка, – он снова повернулся ко мне, – что тебе не о чем переживать. Мы обо всем позаботимся, а ты поправляйся, ладно? Я кивнула, не поднимая глаз. Обе мои руки были перебинтованы до локтя. Бандаж чувствовался на ногах тоже. Я приподняла край одеяла и увидела, что меня всю перетянули бинтами, даже живот и таз. Кое-где сквозь ткань проступили багровые пятна. Я знала, что на этот раз не отделаюсь легко. Это уже не просто синяки или ссадины, которые сходили без следа. На этот раз шрамов будет столько, что я больше никогда не смогу надеть платье. Никогда не почувствую себя красивой. Никогда не отважусь раздеться перед мужчиной. Да и не придется раздеваться. Моя последняя ночь с мужчиной была вчера. И больше не повторится. – Вы же ничего не сказали ему? – спросила я. – О том, что сделал Дерек. Я не хочу, чтобы Митчелл знал. – Не сказали. Но будет суд, Ванесса, на котором тебе нужно будет присутствовать. Ты не сможешь скрывать все. Если вы встречаетесь, то он узнает рано или поздно. – Он не узнает. Судебный процесс пройдет в закрытом режиме, я имею право на конфиденциальность. Не нужно впутывать Митчелла во все это. – Он смог бы поддержать тебя, если бы ты рассказала ему. Нет. Ни в одном языке мира не было подходящих слов, чтобы рассказать ему, что со мной случилось. * * * Митчелл вошел в палату, и мои родители быстро распрощались. Я ждала от них враждебности, подвоха, косых взглядов, но зря. Отец хлопнул Митчелла по плечу, мать поцеловала на прощанье. – Кажется, твоих родителей подменили, – улыбнулся он, опускаясь на колени рядом с моей кроватью. – Как ты? Он вел себя как ни в чем не бывало. Будто вчера ничего не произошло. И вообще будто мы сейчас не в больнице, а на курорте, и единственная наша беда – это плохая кухня и односпальная кровать. Он храбрился, шутил, но я видела его лицо, серое и уставшее, круги под глазами, искусанные губы, ссадину на щеке, разбитые кулаки. Когда он бежал за мной по коридорам «Шелбурна», голой и визжащей, его пытались остановить другие постояльцы, решив, что он угроза. Ему пришлось драться, чтобы продолжить путь и догнать меня раньше, чем случится непоправимое. Вместо ночи любви я снова заставила этого парня пройти через мыслимое и немыслимое унижение. Втянула его в сомнительную авантюру под названием «Ванесса Энрайт и ее дерьмо». Господи, я настолько неадекватна, что даже галлюцинирую без наркотиков! А что же будет завтра? Я прыгну с балкона, а на него укажут пальцем? Я наглотаюсь таблеток, а его назовут дилером? Я буду разжигать костер, а ему придется танцевать на углях? Отношения – это не только веселье. Отношения – это не просто блажь. Это еще и ответственность. Способность позаботиться о другом человеке, когда он нуждается в помощи. Взять все в свои руки, когда он не в состоянии. Это способность подарить ему лучшую жизнь из всех возможных. – Я бросаю тебя. Все кончено, – сказала я, когда Митчелл взял меня за руку. Слезам я не позволила пролиться, так что они потекли в горло. Я хрипло закашлялась. – Кончено, – повторила я, едва веря тому, что говорю.