Роза, каких Самаэль повидал тысячи на своем веку. Он всегда проходил мимо, ибо это растение не приносило ему никакой пользы. Он даже не замечал их (как и прочие бесполезные вещи). Но сейчас... Сейчас этот обычный цветок раскрылся перед ним в новом свете. Как же, оказывается, приятно пах бутон. Как нежны были его лепестки. Как глубок цвет, словно брызги крови. Как красива она была. И как все это чувствовал Самаэль. Чувствовал. Простой цветок вызвал целую бурю эмоций, так что же говорить про все остальное? Дэймон и Анжела поспешили уйти, Крис последовал их примеру, а Самаэль даже не заметил этого. Он все так же разглядывал цветок, стараясь уловить и навсегда запомнить каждый мельчайший оттенок вызванных им чувств. Будто опасаясь, что это скоро закончится, он жадно впитывал в себя новые впечатления. Ангелы – рабы эмоций, – так говорил Люцифер, и Первый Ангел Смерти, столь внезапно вернувший свои чувства, не стал исключением. Человек не подозревает, сколь многое ему даровано – свобода. Свобода выбора, свобода творить свою судьбу, свобода чувствовать без ограничений и свобода не зависеть от своих чувств. Самаэль сжал розу в кулаке, глядя, как на землю пеплом осыпаются прежде алые лепестки, а после зашагал прочь. Оставаться здесь дольше было бы слишком неосмотрительно. Получив чувства, ангел не лишился разума. Скоро это место наполнится людьми, привлеченными погромом, а значит, расспросов не избежать. Самаэль был еще не готов общаться с кем бы то ни было, и уж тем более, с теми, чьи души он забирал столько тысячелетий подряд. Впервые у Самаэля не было конкретной цели. Он просто шел туда, куда несли его ноги и совершенно не знал конечный пункт. Почему он до сих пор не вернулся на небеса? Что ему делать здесь, на земле? Самаэль задумчиво взлохматил волосы. Возвращаться наверх не хотелось, хотя здесь все было странным. Не хотелось – иметь желания было странно, бродить без дела было странно, и даже лохматить волосы было странно. Ненужный жест, не имевший никакой пользы, используемый лишь для выражения растерянности. Самаэль шел и постепенно буря внутри него стихала. Он не был падшим с их клокочущей тьмой. Да и не смог бы стать при всем желании – серые крылья это билет в один неизменный конец. Но он был Первым, особенным. И особенность его заключалась вовсе не в практически безграничной силе – любой бы смог достичь подобного, забрав столько же душ. И не в наличие чувств – все Ангелы Смерти прежде были белокрылы и умели любить, радоваться и светло грустить. Его особенность заключалась в спектре этих чувств – он мог ощущать больше, чем простой Хранитель – ему были доступны и ярость, и гнев, и тоска, и прочие негативные эмоции. Не в том объеме, в каком были доступны падшим, или Люциферу – тот и будучи ангелом имел больше любого падшего. Зато это и не была клокочущая река тьмы, которая рано или поздно поглощала любого падшего. Нет, в отличие от падших, он имел власть над ними настолько, насколько может иметь ангел. Чувства. Странная вещь для ангела, и естественная для людей. Оказавшись достаточно далеко от места недавней потасовки двух всадников, Самаэль опустился на землю, откинувшись назад. И без того жухлая трава съежилась под его ладонями, рассыпавшись прахом, но Ангел Смерти даже не заметил этого. Сейчас он был далек от покоя как никогда прежде. И как никогда прежде нуждался в нем. Это оказалось сложно – принять весь внезапно обрушившийся на него ураган. По порядку. Разложить все по полочкам – только так он успокоится, уняв невыносимую тоску. Тоску? Откуда она взялась? Сейчас, несмотря на безупречную память, все обретенные чувства были словно туго свернутый клубок, который начинался с попыток показать свою любовь к Создателю, обогнав Зедекию и Аластэйра, и заканчивался здесь, ошеломляющим восторгом от красоты самой обыкновенной розы. Все, что было между этими событиями, представляло сущую путаницу – вихрь всех доступных ему эмоций – и Самаэль стал вспоминать. С самого начала. Когда он выиграл – радость победы была недолгой. Практически сразу его лишили чувств. И если бы они были, то он бы испытал сожаление и раскаяние. Потому что именно тогда ангелы научились любить людей. И Самаэль тоже умел бы это, если бы сохранил эмоции. Очень странно не знать о том, что ты, оказывается, тысячи лет был бесчувственным, при этом умея любить людей. Самаэль расправил свои огромные крылья. Каждое перо – отпечаток чужой жизни, которую он забрал – серое, похожее на легкую дымку, дающее скорость обгонять жизнь и силу даровать смерть. Чем больше перьев – тем сильнее ангел, и Самаэль был самым сильным из всех когда-либо существовавших. Наверно, он бы смог убить даже другого ангела. Наверно... Самаэль не пытался сделать ничего подобного, и удивился, когда эта мысль вместе с остальными пришла к нему в голову. Кому понадобилось бы убивать Ангела? Разве что Люцифера, который организовал Апокалипсис, а поняв, что его постигла неудача, столь скоропостижно смылся. Но по порядку. Он же решил вспоминать все по прядку. Самаэль коснулся пальцем одного пера, и оно раскрылось, показав чужую жизнь. Мужчина из диких далеких времен, умерший на охоте. Самаэль отнес его душу в ад, но жалости при этом не испытывал – этот человек, живший на заре времен, один из потомков Каина, насиловал женщин и убивал мужчин. Он совершенно точно заслужил свою судьбу. А кто не заслужил? Самаэль никогда не думал о справедливости небес – он просто исполнял ему порученное. Поэтому он не понимал мотивов Дэймона прежде. Да и как тут понять, когда руководствуешься лишь логикой и разумом? Самаэль коснулся другого пера, и еще одна история чужой жизни развернулась перед ним. Одно за другим, он перебирал свои перья, вспоминая картины прошлого, свое место в них и окрашивая все это вновь обретенными чувствами. Его движения были быстрыми настолько, что простой человек не смог бы заметить мельтешение рук и перьев, и даже ангел вряд ли бы разглядел его неуловимые жесты. Вот этого человека ему было искренне жаль. Этот вызывал лишь гнев. Тот тоску и светлую грусть. Тугой клубок неожиданно свалившихся чувств распутывался медленно, словно неохотно. Воспоминания, состоявшие почти из одних только забранных им душ, оживали, наполняясь чувствами, и от этого Ангелу Смерти становилось немного легче. Уже давно стемнело, а Самаэль продолжал перебирать. Радость сменялась тоской, жалость – гневом. Эмоции мелькали, как в калейдоскопе, обретая свое место. Перед очередным пером Самаэль остановился. Он вытянул вперед ноги в изрядно помявшихся брюках и посмотрел на свои ладони. Одно касание всех пяти пальцев – и любая жизнь прекратит свое существование. Он может нести людям лишь смерть, и это уже никогда не изменится – из Смерти нет возврата. И если теперь вдруг он кого-нибудь полюбит. Полюбит... Следующее перо он помнил лучше прочих. Даже два пера – одно цеплялось за другое, точно приклеенное. Перья принадлежали паре, что были друг другу предначертаны. Они любили один другого почти так же сильно, как могут любить ангелы. Встретившись, они не хотели расставаться ни на секунду, и даже смерти не желали отдавать друг друга. Поэтому за мужчиной послали Самаэля. Генри, так его звали. Он прожил довольно долго и не боялся смерти, но боялся оставить Мариэт одну, и потому держался за жизнь так крепко, как только мог. Мариэт же не желала отпускать его одного, и была готова умереть вместе с ним. Так в итоге и вышло – Самаэль забрал обоих, хотя время женщины еще не пришло. Ангела Хранителя за подобное наверняка бы лишили крыльев. Но Ангелов Смерти никогда не наказывали. У них не было чувств, они руководствовались лишь рассудком и указаниями свыше. Они просто выполняли им порученное, и иногда при этом случались подобные накладки. Души Мариэт и Генри Самаэль отнес наверх, и сейчас его обрадовало это – такая чистая любовь заслуживала счастья. Ангел перебрал еще с десяток перьев – к моменту смерти влюбленных он уже брался лишь за сложные дела – и замер в нерешительности. Клубок обретенных чувств почти распутался, оставив лишь пару узелков. Он помнил следующую душу. Особенную душу. И даже если бы вдруг стал человеком, то не смог бы ее забыть. Сердце вновь защемило от тоски, но теперь Самаэль знал, откуда она взялась. Так и не решившись коснуться пера, он опустил руки и прикрыл глаза. Так вот она какая – любовь к людям. К единственной особенной душе. Как можно полюбить человека, и не знать об этом? Самаэль с тоской поглядел на еще один сорванный им цветок, что рассыпался пеплом от неосторожного прикосновения всех пяти пальцев.